Чарльз Шеффилд - Неподражаемый доктор Дарвин
Милли печально улыбнулась.
— Скорее она за ним ухаживала. Помнится, они впервые встретились на Бодминской ярмарке — в тот вечер Кэтлин ни о чем другом не говорила. Сказала, мол, заглянула в глаза Ричарду и увидела его душу. Его арест, а потом и гибель всего три месяца спустя разбили ей сердце.
— Подлинная трагедия. Для кого угодно, — негромко произнес Дарвин и положил руку на плечо Милли Мередит. — Еще один только вопрос, если позволите, и я умолкаю. Видно, как волнуют вас эти воспоминания.
— Не стану отрицать. Но вы приехали, чтобы помочь мне, и я должна выполнить свою часть. Спрашивайте.
— Ричард Данвелл убил человека, Уолтера Фоулера. Это идет вразрез всему тому, что вы о нем рассказали.
— Некоторые вещи доводили его до бешенства, почти до безумия. Судя по всему, тот человек избивал хромую собаку. Ее потом нашли издыхающей, а ее хозяина, Уолтера Фоулера, мертвым.
— Но ведь если бы Данвелл объяснил последовательность событий…
— Он пытался все скрыть. Тело Фоулера оттащили прочь и спрятали в кустах утесника. Рядом был зарыт окровавленный нож Ричарда с его монограммой. — Милли сглотнула. — Кроме того, слуга нашел в комнате Ричарда одежду в пятнах крови. Эразм, нельзя ли…
— Понимаю. Вы и так оказали бесценную помощь. Мы больше не будем говорить об этом. — Дарвин опустился на кровать, его круглое лицо стало задумчивым, глаза глядели куда-то вдаль. — Вы дали мне вдоволь пищи для размышлений. Если не возражаете, теперь я попробую повертеть факты в голове так и этак. И будем ждать, что принесет нам завтра. Но прежде чем вы удалитесь, мне бы очень хотелось получить еще кое-что: общий план Данвелл-Холла.
— Изнутри?
— И изнутри тоже, если можно. Но, что куда важнее, мне надо знать, где расположены псарни.
Утро выдалось свежим, дул порывистый и сырой западный ветер. Едва рассвело, Дарвин уже стоял у окна, полностью одетый. За спиной у него, кашляя и отплевываясь, сидел на кровати полковник Поул.
— Прах побери, Эразм, будить человека посреди ночи, когда у него в жилах не кровь, а водица, а кишки и вовсе…
— Горячий чай на комоде. Я позволил вам спать до последней минуты.
— Ну да. И разбудили, когда я смотрел лучший сон за год: я в мундире, Мидлтаун в огне…
— Джейкоб, мне нужна ваша помощь. И срочно. Пони уже запряжен, двуколка ждет. Через пять минут надо пускаться в путь.
Поул мгновенно выскочил из постели. Ночная рубашка хлопала вокруг тощих ляжек.
— Дьявол, где моя одежда? Охотитесь на призрак? Хотите, чтобы я ехал с вами?
— Не в первую поездку. Она продлится недолго, примерно с полчаса. Но когда я вернусь, буду крайне признателен, если вы составите мне компанию.
— Я буду готов. Ваш завтрак тоже.
Однако к тому моменту, как перед гостиницей «Якорь» снова зацокали копыта пони, прошел почти час. Джейкоб Поул, стоявший у двери в наглухо застегнутом пальто и с обмотанной шарфом головой, недоуменно уставился на докторового спутника.
— Иисусе! Это же как там его?..
— Гарвей.
— Вы украли у Данвелла собаку!
— Одолжил. Залезайте, Джейкоб.
— Погодите минуточку. Корзинка с едой. Стоит внутри, чтоб не стыло. — Поул заторопился в гостиницу и, появившись вновь через несколько секунд, уселся в двуколку рядом с бассетом, который обнюхал увесистую плетеную корзину и завилял хвостом. — Убери нос! Эразм, у вас появился соперник.
— Ему тоже причитается законная доля. Если я прав, песику предстоит задача не меньшая, чем нам.
— Что ж, он-то, может, и знает, что вы затеваете, а я — так нет. Полноте, старина. Будь я проклят, если соглашусь блуждать в потемках, когда даже псу все известно.
— Если бы вы хоть минуту помолчали, Джейкоб, вам все стало бы ясно. — Джейкоб тряхнул поводьями, и двуколка двинулась с места. — Слушайте же…
Поездка от Данвелл-Коув до Сент-Остелла заняла меньше сорока пяти минут. По истечении этого времени корзинка с провизией почти опустела, бассет грыз сочную косточку от окорока, а Джейкоб Поул с сомнением покачивал головой.
— Не знаю, не знаю. Вы сложили два и два и получили двадцать.
— Нет. Я вычел два из двух и получил ноль. Иных возможных объяснений тому, что мы знаем и слышали, просто не существует.
— А если вы ошибаетесь?
— Придется снова пошевелить мозгами. По крайней мере от этого эксперимента никакого вреда не будет.
Они приближались к каретному двору. Там было еще тише, чем даже вчера днем.
— Никого.
— Терпение, Джейкоб. Джек Трелани очень скоро будет здесь, если только собирается сдержать слово и поспеть в Данвелл-Коув к восьми. Оставайтесь сидеть, а когда он появится, подзовите его.
Дарвин ухватил пса за кожаный ошейник и слез, встав за коляской, чтобы их не было видно с дороги. В тишине слышалось лишь пыхтение бассета.
— Идет, — проворчал Поул минут через пять. А затем повысил голос: — Мистер Трелани! Вы сегодня едете в Данвелл-Коув?
— Да, сэр. Хотите поехать?
Дарвин не двигался, пока тяжелые башмаки не застучали по мостовой совсем рядом с коляской. Тогда он выпустил пса и шагнул из-за двуколки.
Бассет не терял времени. Стрелой метнувшись к Трелани, пес принялся восторженно прыгать вокруг, норовя ткнуться мордой в лицо и бешено виляя хвостом. После первой тщетной попытки отпихнуть пса незадачливый кучер сдался и терпеливо сносил эти неуклюжие ласки.
— Видите, мистер Трелани, — негромко произнес Дарвин, — человек может покрасить лицо в более темный цвет. Может скрыть глаза под черной повязкой и накладными бровями. Может сделать губы толще и краснее при помощи кошенили или еще какого-то красителя. Может даже изменить голос и осанку. Однако изменить свой запах так же трудно, как заставить собаку отзываться на новую кличку.
Трелани словно врос в землю. Взгляд его единственного здорового глаза несколько долгих секунд был обращен на Дарвина, а потом переметнулся на дорогу.
— Бегите, если хотите. — Доктор показал на Поула. — Ни я, ни мой спутник не в состоянии поймать вас. Но неужели вы хотите всю жизнь так и провести в бегах?
— Я не могу бежать. Не могу, пока Кэтлин Мередит собирается выйти замуж за Брэндона Данвелла. — Смуглое лицо исказилось от муки. — Тут дело не в ревности, сэр, и не в зависти. А в том, что… нет, не могу.
— Из лояльности к Брэндону? Вам и не обязательно ничего говорить, я сообщу вам свое независимое мнение statim. [27] Я понял, что с ним, едва он вошел в «Якорь».
— Вы все знаете!
— Манера опускать ноги с топотом, как будто он их не чувствует. Потеря равновесия в темноте, заставляющая затворяться в своих покоях и выходить на улицу только при свете дня. Необходимость вцепляться во что попало, чтобы стоять ровно. Очевидные симптомы tabes dorsalis. [28] Ваш брат дорого заплатил за беспутства юных лет. Он страдает от сифилиса, причем в запущенной стадии locomotor ataxia. [29]
— А Кэтлин…
— Здорова. Он не должен жениться ни на ней, ни на какой другой женщине. И я непременно позабочусь об этом.
Собеседник доктора вздохнул, мускулы у него на лице чуть расслабились.
— Это единственное, что меня волнует. Во всем остальном отдаюсь в ваши руки. Много ли вы знаете?
— Знаю-то мало, но многое подозреваю, а предположить хочу и того больше. Например, вчера вечером я догадался, что бассет раньше принадлежал вам. Кто, кроме студента-медика вроде вас, назовет пса Гарвеем в честь бессмертного Уильяма Гарвея [30], открывшего кровообращение? Ваш брат мог забрать себе вашу собаку, но не мог сменить ей имя. И кто, кроме студента-медика, мог бы без особого труда раздобыть чужое тело, когда ему срочно требовался труп, чтобы беглеца перестали искать? Еще прежде я удивлялся одной несообразности. Мне сказали, что в округе вы известны под прозвищем Вонючка Джек. Однако я нарочно придвинулся к вам почти вплотную, но никакого запаха не почувствовал.
— Когда приходилось бывать в Данвелл-Холле, я старался перебить свой природный запах, чтобы Гарвей меня не учуял. И мне это удалось, хотя, кажется, ценой некоторого ущерба для своей репутации. — Трелани сдвинул повязку на лоб. Его карие глаза смотрели смиренно и ясно. — Хорошо. Признаюсь. Я Ричард Данвелл. Вы, по всей видимости, проницательный врач, но не судья. Вы собираетесь арестовать меня? А если нет — то что?
— У меня имеется некий план. Краска у вас на лице очень стойкая?
— Ее можно смыть скипидаром. Вот с наклеенными бровями будет потруднее.
— Ничего, ножницы справятся. Нам троим нужно кое-что очень серьезно обсудить — только зайдемте внутрь. Не хочу, чтобы нас заметили.
Прежде чем жениться на девушке, погляди на ее мать.
Однако на Кэтлин и Милли Мередит сия народная мудрость пасовала. Стоя перед гостиницей «Якорь» в бледном свете холодного хмурого полудня, мать с дочерью поражали контрастом: Милли, вся в ямочках, светловолосая, низенькая, цветущая и пышная, как молочница, — и Кэтлин, высокая и величавая, точно галеон при всех парусах на легком бризе, по-цыгански смуглая, с четкими скулами и со сверкающими черными глазами.
