Александр Чернов - Я - Джек Потрошитель?

Я попетлял по массиву и через полчаса был дома. К счастью, родители спали. Я прокрался в свою комнату, быстро разделся, залез под одеяло и, мучимый сомнениями и страхом, все же уснул.

Глава VI

1

Утром 28 марта я проснулся совершенно разбитым; тело ныло, одолевали мрачные мысли.

Я знал кто преступник, однако торжества не испытывал. Увы, тащить Чаныгина к Хвостову еще рано — у меня нет ни единой улики, которую я мог бы предъявить майору вместе с именем убийцы. Доказательства вины Чаныгина добывать придется самому, но действовать нужно крайне осторожно.

Чаныгин молчит, пока ему ничто не угрожает, но стоит мне потревожить его, и он почувствует опасность, он тут же позвонит в милицию и подставит меня.

Вряд ли Чаныгин знает мои фамилию и адрес, но из подслушанных в доме Тани разговоров имя и профессия ему известны. Достаточно будет произнести их по телефону, и Хвостов начнет розыск. В городе не так уж много журналистов по имени Дима, и, уж конечно, майор по старой дружбе с меня первого сдерет отпечатки пальцев.

Я был во власти убийцы и почти физически ощутил, как петля на моей шее затягивается все туже и туже.

Я хмуро вертел в руках брюки, а точнее то, что от них осталось. Обе штанины с внутренней стороны протерлись до дыр, все перепачкано известью. Куртка не в лучшем состоянии, карман выдран с мясом, подкладка торчит. Туфли, на которые я мельком взглянул, высунув голову в прихожую, также находились в состоянии агонии. Все это рванье вновь становилось уликами.

"Спрятать?.. К черту!.."

Я скомкал брюки и вместе с курткой закинул в дальний угол комнаты. Если после каждой вылазки избавляться от одежды, то в скором времени мне не в чем будет выйти на улицу.

Я прошелся по комнате.

Жизнь — хреновая штука, когда вокруг одни враги. Даже в собственной квартире я не чувствовал себя в безопасности. Не сегодня-завтра я доберусь до Чаныгина, и тогда визит Хвостова ко мне обеспечен.

"Домой больше не вернусь", — решил я и начал собираться.

Вытряхнул из шифоньера кроссовки, джинсы, рубашку и свитер. В сумку уложил кожаную курточку — ночами и по утрам было еще холодно. Туда же бросил фонарик и перчатки.

Полистал второй том Вальтера Скотта, отсчитал половину денег, подумал и выгреб остальные.

Потом сбегал в ванную, побрился, принял душ, сунул в кухне что-то в рот и вернулся в комнату. Родителям на глаза не попался. Я быстро оделся, прихватил сумку и хотел незаметно улизнуть, но в прихожей, загромождая выход, стоял отец. Он был еще в полосатой пижаме, но уже гладко выбрит, и теперь перед зеркалом протирал лицо лосьоном.

— Привет!

— Доброе утро! — отец вгляделся в мое лицо. — Как дела?

— Превосходно! — я пропихнулся между спиной родителя и стенкой к выходу.

— Что-то случилось?

— Нет, с чего ты взял? — буркнул я.

Отец пожал плечами:

— Вид у тебя какой-то всклокоченный и на лице царапина.

— Да нет, все нормально, папа, — я открыл дверь и вышел на лестничную площадку, но отец увязался за мной.

— Выкладывай, что произошло! — потребовал он.

Не отвяжется ведь теперь. Я вздохнул и соврал:

— В баскетбол с ребятами играли, кто-то ногтем случайно царапнул.

По лицу родителя было видно, что он мне не поверил. Он открыл было рот, но тут появилась Кудряшкина Настя, которая в форме стюардессы с профессиональным мастерством и изяществом спускалась по лестнице, будто на виду у всего аэропорта сходила по трапу самолета.

Отец устыдился полосатой одежды узника и, убрался восвояси.

Настя улыбнулась фирменной улыбкой "Аэрофлота".

— Чем это твой папаша недоволен с утра?

Я пригладил растрепавшиеся волосы и махнул рукой:

— Он с похмелья всегда такой. Третий день в запое, так нам с матерью прямо житья от него нет.

Лицо Насти вначале подвергнулось было изумлению, но потом засияло ямочками на пухлых щечках. Вытягивая гласную "а", будто зевающая кошечка, Кудряшкина сказала:

— Трепач! Я же знаю, что Александр Степанович непьющий, — звук "ю" она тоже вытянула. — Как там твоя Ленка поживает? Проведал?

— Проведал, — сказал я. — Выздоравливает. Пошли, не то самолет останется без стюардессы.

Пока мы шли к остановке, Кудряшкиа с "плавающим" звуком поведала мне о проблемах с насморком, который она подхватила дня четыре назад в одном из северных аэропортов. Простуда оказалась настолько сильной, что ей пришлось вызывать на дом врача.

Стюардесса прожужжала мне все уши. Я был вынужден посадить Настю в такси, и убедил ее, что нам с ней не по пути. Сам залез в следующую машину.

По золотистым от утреннего солнца улицам я доехал до центра города и из первого же телефона-автомата позвонил домой. Ответила мать:

— Алло!

Связь работала с признаками бронхита: хрипы, сухой кашель, одышка…

— Это я, мама… Отец ушел?

— Ушел, ушел… Только что, — голос матери искажался и слышался из-за тридевяти земель.

— Пару дней я не приду ночевать домой, — заявил я.

— Куда придешь? — не расслышала мать

Я прокричал:

— Два дня дома ночевать не буду!

— Почему? — вдруг спросила мать совсем рядом.

— Есть причина.

Мать опять уехала далеко-далеко.

— Какая?

— Ссора с законом.

Мать — не пуганая душа — усомнилась:

— Не смешно.

— Дальше будет смешнее… Слушай внимательно. Сегодня или завтра к нам придут из милиции. Они будут говорить про меня ужасные вещи. Но ты не верь…

— Какие вещи, слюшай? — громко, но почему-то с кавказским акцентом сказала мать. — Ты что-то украл?

— Свою молодость.

— Ты можешь говорить человеческим языком? — рассердилась мать. — И перезвони. Ты все время пропадаешь.

— Да автомат так работает, а другого здесь нет.

— Какой автомат? — раскудахталась мать.

— Калашникова! — я тоже разозлился и оглянулся. Рядом со мной, ожидая, когда освободится телефон, стоял парень с челюстью зевнувшего бегемота и ушами слона. Хотя будка была без единого стекла, я хлопнул дверью так, что эхо отозвалось на другом конце улицы, потом отвернулся и прикрыл трубку ладонью. — В общем, за меня не волнуйся — я у Христа за пазухой. Из милиции будут спрашивать, где я, говори: не знаю, как утром ушел, так до сих пор не видела. Все! Привет отцу!

— Дима! Что все это значит? — На сей раз мать расслышала меня прекрасно.

Я бросил трубку на рычаг и с силой пнул по двери телефонной кабины. Парень успел-таки убрать свой нос.

2

"Научно-исследовательский институт" — об это словосочетание я слишком часто спотыкался последние три дня, чтобы теперь обойти его стороной. Интуиция подсказывала мне, что именно он источник всех моих несчастий, и именно там следует искать разгадку убийства Тани. Ну что ж, будем ворошить осиное гнездо.

Я закинул сумку на плечо и направился к круглому скверу, откуда расходились главные дороги города. У двацатидвухэтажной гостиницы на стоянке такси влез в свободный таксомотор.

Машина описала вокруг сквера полукруг и нырнула в тоннель из вековых деревьев. Дорога прямая, гладкая — такси летело, едва касаясь шинами асфальта, уже с утра отполированного щетками и водяными струями поливальных машин. Километры бешено бросались под колеса, я наслаждался скоростью, калейдоскопом уличного пейзажа, ревом несущихся мимо машин и ложным счастьем свободы от исчезнувших вдруг проблем…

Поэзия кончилась внезапно — мы уперлись в серую вывеску "Ремонт эл. бритв, фенов и др. эл. быт. приборов" на деревянном вагончике мастерской. Приехали.

Я расплатился с таксистом и сошел на конечной остановке городского и пригородного транспорта. Нелегко было разобраться в нагромождении коробок домов, магазинов и заводских труб окраины. Я подошел к новенькой диспетчерской.

Небритый дядька с плохо вставленными зубами прозудел мне, словно через расческу, прикрытую полоской газеты, о том что "Научно-исследовательский институт" находится за чертой города и в стороне от дороги. Автобусы туда не ходят, за исключением служебных, но они бывают утром и вечером — придется идти пешком. Я еще раз хорошенько выспросил дорогу и отправился вдоль шоссе, мимо яблоневого сада. Возле одинокого коттеджа свернул влево, в сад.

Кто сказал, что спортивная обувь самая удобная? Уже через пятнадцать минут новая кроссовка натерла мне ногу, а еще через десять я хромал, как инвалид, проклиная таксиста, который сэкономил на мне несколько миллилитров бензина.

Наконец яблоневый сад с множеством изгибов разбитой дороги кончился, и столь далекие вначале тополя в преддверии института приблизились.

Научно-исследовательский институт, как я узнал позже, делился на закрытую территорию института и территорию жилгородка, где размещались штук пятнадцать кирпичных домов, два магазина и кинотеатр. Здесь же находилось и здание администрации. Оно, точно обрубленный нос корабля, неожиданно выплыло из-за поворота.