Мила Бояджиева - Лабиринты надежд
Софи легко сходилась со сверстниками. В школе и в колледже её любили и друзья, и преподаватели. Но ещё больше было тех, кто завидовал беззаботной красотке. Софи ни в зависть, ни в ревность, ни в дурные чувства не верила. Конечно, она знала, что мир полон бед, страданий, что люди бедствуют от голода и нищеты, погибают в бесконечных войнах, что даже в благополучных странах орудуют бандиты, садисты, маньяки, процветают взяточники, лжецы, подонки. И на свете не так уж много людей, заботящихся о беззащитных животных. Только страхи и ужасы существуют где-то далеко, словно на другой планете, а лошади и собаки в поместье получают прекрасный уход.
Чем больше взрослела Софи, тем лучше узнавала окружающий мир, тем сильнее ценила выпавшее на её долю счастье, и даже испытывала перед другими вину за собственное благополучие. Поэтому и рвалась в тележурналистику. Нет, она не будет снимать репортажи о сезонах высокой моды и рассусоливать светские сплетни. Софи Флоренштайн приложит все усилия, чтобы сделать жизнь других людей хоть чуточку лучше, помочь им справиться с трудностями, обрести покой и радость. Софи интересовалась социальной и экологической проблематикой и мечтала о репортажах из «горячих точек» планеты.
Легко сохранять доброжелательность, быть снисходительной к чужим ошибкам, порокам, когда в душе царит праздник. А самый волшебный праздник это любовь. Сколько Софи помнила себя, она испытывала чувство влюбленности. Кажется, она ещё разъезжала в сидячей коляске среди роз, в сопровождении мамы и маминой подруги-соседки. За ручку коляски держался серьезный пятилетний мальчик с высоким лбом и светлыми шелковистыми кудряшками. Иногда он смотрел на Софи огромными ярко-голубыми глазами и она заливалась радостным смехом. В глазах мальчика сияло восхищение. Он выбирал самые красивые цветы и, сломив колючий стебель своими тоненькими пальчиками, клал розы на колени Софи. Потом вокруг неё было много самых разных мальчиков тихих и драчливых, симпатичных и противных, маленьких и почти взрослых. Софи привыкла к обожанию, к своему блистательному превосходству в любой компании. Она легко доверяла дружеским клятвам, признаниям в любви, самым пылким комплиментам, но никогда не теряла голову. Это значит — не отдавалась целиком некоему чувству, о котором ей с тринадцати только и говорили все девчонки.
— У меня появился важный секрет, Ина! — Объявила десятилетняя Софи, вернувшись с детского праздника. Меня поцеловал Пауль! Я ужасно его люблю, Ина!
— Нет, детка, ты всего лишь влюблена.
— Боже мой, ну какая разница?!
— Любовь и влюбленность — разные вещи, — строго сказала мама. — Все равно, как если тебя раскачивают на качелях, и ты взлетаешь с кружащейся головой, визжишь от захватывающего дух счастья. А потом спрыгиваешь на землю и бежишь к карусели или шустрым автомобильчикам, забыв о качелях. Влюбленность — веселая игра, поднимающая тонус, забавный аттракцион в парке чудес. Влюбленностей может быть очень много.
— А любовь?
— Хм-м… Ну вот, допустим, ты взлетела на качелях, а веревка оборвалась… Ты летишь все выше, выше, тебе и страшно и радостно… Только…
— Понимаю, мама. У любви должен быть печальный конец… Вот ужас — то — упасть на землю после такого полета!
— Нет, милая, совсем не обязательно. — Снежина обняла дочку, казавшуюся ей не по годам сообразительной. — Все может быть прекрасно, как у нас с папой. Только для этого надо повзрослеть. Большая любовь — для больших людей.
И вот наступил день, когда Софи сообщила: «Мама, я уже большая». Она вернулась на каникулы, завершив год образования в Сорбонне. С первого взгляда Снежина почувствовала — дочь переменилась, и в тот же вечер они закрылись в спальне, чтобы, как это было принято, подвести итоги прожитым в разлуке дням.
— Ты влюблена, детка?
— Я полюбила, мама. Теперь знаю, как это больно. Мне придется ещё очень долго зализывать раны.
— А как его зовут? — начала Снежина издалека.
— Жан. Жан Превер. Он француз… Я хотела привезти для тебя фотографию, но потом порвала и выбросила. Он красивый. Самый красивый в колледже. И умный. Только… только ещё не взрослый…
— Легкомысленный? — Снежина улыбнулась. — Многие остаются такими до глубокой старости, предпочитая серьезным чувствам необременительный аттракцион.
— Ты кого-нибудь любила до папы? Серьезно, — с сексом?
— Мирчо был моим первым мужчиной. Но потом… Я продолжала любить его больше всех на свете и позволяла себе флиртовать с другими. Просто так — из любопытства, лихости. И потому, что без этого, вроде, неинтересно. Наверно, так поступать нельзя. Можно запутаться и потерять самое ценное. Любовь одна, но подделок под неё — тысячи.
— Я действительно все перепутала. Оказывается, любовь слишком сложное дело, а секс — не слишком интересное занятие.
— Тогда нечего и беспокоиться. Вы не любили друг друга.
— Но ведь все было прекрасно! Мы катались на катере по ночному Парижу, клялись в любви небу, забравшись на самый верх Эйфелевой башни… Мы везде целовались и говорили только о любви. Даже на Перлашез…Казалсь. что никто, никто в мире не был так счастлив… Как он мог все забыть?!
— Если он увлекся другой девушкой, то это вовсе не значит, что врал тебе про любовь. Просто он так себе её представляет. И может, в старости будет вспоминать проведенные с тобой дни как нечто самое драгоценное в своей жизни.
— Пусть. А я — нет. Я постараюсь забыть… — Упрямо насупилась Софи.
— Верно, дорогая. Тебе восемнадцать, впереди ещё столько разочарований и восхитительных сюрпризов.
— Ты думаешь, ещё не все кончено?
— Все главное, самое лучшее, самое радостное ждет тебя. Постарайся не повторять ошибок и не принимать всерьез болтливых мальчишек. Размениваться по мелочам — не твой стиль. Ты же знаешь, детка, купюра в тысячу марок совсем не то же, что куча бумажек по одной марке.
Софи засмеялась, вспомнив детский эпизод — она подарила няне на именины новенькую купюру. Старушка осторожно держала хрустящую банкноту: Сохраню на память».
— Купи себе лучше конфеты или что-нибудь приятненькое!
— Нет… На конфеты можно тратить мелочь. Мелочь — деньги для мелких приобретений и мелких людей. А такую вот бумагу нельзя разменивать.
После разговора об изменнике Жане прошло семь лет. Софи и в самом деле повзрослела. Теперь она испытала на себе, что значит зависть, ложь, корысть и поняла, что не стоит опрометчиво доверять прекрасным словам, клятвам, пылким юным страстям. В области интимных чувств она проводила вдумчивую исследовательскую работу. К флиртам относилась как к своего рода экспериментам, не позволяя им перерасти в нечто более серьезное. Порою ненадолго увлекалась, переживая эйфорию влюбленности, но легко «спрыгивала с качелей», переключаясь на другой объект: занятия в библиотеке, работу над научными рефератами, спорт.
Думая о будущем, Софи видела себя хорошим профессионалом, разъезжающей со съемочной группой по самым опасным точкам планеты. Свободное время она станет проводить дома. Среди цветников Флоренштайна бубет собираться все семейство: старики, мама с папой, взрослый Арни, Софи с грубоватым пустынным загаром после трудной, но сенсационной экспедиции. Рядом в её мечтах о будущем маячил некий добродушный и преданный человек — муж. С сыном на плече и маленькой девочкой, виснувшей на его руке. Яркое семейное фото, предназначенное для альбома. Какие же ещё нужны планы?
У молодой графини Флоренштайн в друзьях недостатка не было. Кеннет и Кери Бенедикт задержались в её свите уже второй год. Софи пару раз гостила в поместье Бенедиктов, брат и сестра охотно приезжали во Флоренштайн. Кери, кажется, не теряла надежду сосватать брата, а сама явно рассчитывала добиться расположения Пауля. Они встречались в поместье прошлым летом, и с тех пор Кери не переставала интересоваться троюродным кузеном Софи. В общем-то обычная тусовка, в которой у каждого был свой интерес.
Загадку в этом смысле представляли арабы. Хасан учился в Сорбонне первый год, ни с кем особо не общаясь. Гариб то ли жил с ним в парижском доме, то ли прибыл на лето, но мрачноватая пара везде появлялась вместе.
— Слушай, киска, — подмигнула Софи Кери на студенческой вечеринке, посвященной окончанию учебного года. — Полагаю тот красавчик примазывается к нашей компании из-за тебя. Ему здесь все явно не в кайф. Ведь им, вроде, ни есть, ни пить, ни танцевать нельзя?
— А как они размножаются? — Софи скользнула нарочито загадочным взглядом по лицу восточного красавца.
— Попробуй выяснить! — Засмеялась Кери.
Во всю мощь гремело «техно», мелькали цветные сполохи светоустановки, разгоряченная танцами Софи потягивала у барной стойки оранжад со льдом.
— Мадемуазель не танцует? — Подошел и почтительно встал рядом Гариб. Тогда мы можем поговорить? Ведь вы уже скоро получите диплом и станете работать на телевидении. Мой друг Хасан всерьез занимается политикой. Он хотел сделать вам деловое предложение.
