Феликс Меркулов - Хроника отложенного взрыва
Дежурный. Почему вы звоните сейчас, а не семь лет назад?
Голос. Пришлось помотаться по свету. Спасибо вашему Толику. Даже в лагерь пришлось сесть, чтобы не замели по тому очень громкому делу. Вы передайте Толику. Он поймет.
Дежурный. Оставьте ваши координаты или перезвоните.
Голос. Я перезвоню…»
Ермаков удивленно прочел запись разговора. «Что за чертовщина?» Он даже перевернул лист бумаги, словно на обратной стороне могла быть написана разгадка.
Но разгадки и там не оказалось.
В кабинет осторожно вплыл блондин Костя, самый доверенный помощник Ермакова. Он двигался плавно и бесшумно, как питон. А внешне больше походил на белого лемура, завернутого в зеленый лист. Это из-за того, что постоянно носил светло-зеленый костюм.
— Что скажешь? — спросил адмирал, показывая распечатку.
— Мы проверили: звонок был из автомата на углу Покровки и Девяткиного. Выехали, но никого не обнаружили.
Это не удивило Ермакова. Он знал это место: узкая Маросейка, по которой ползут в пробке машины, изгибается и плавно перетекает в Покровку. По сторонам — стеклянные кафешки, магазины, офисы. Между низкими домами, помнившими еще дворян, виляют переулочки, как протоки от улиц. Спрятаться там легче, чем в тайге.
Это в лесной чаще человек выделяется. А на московских улочках, в толпе себе подобных, он незаметен. Подойди к телефону-автомату, позвони. Потом исчезни. Десятки, если не сотни, свидетелей увидят тебя. Но сразу же забудут: им нет никакого дела до того, что кто-то умеет пользоваться таксофоном. Им вообще нет никакого дела до всего, кроме собственных проблем.
— Когда вы искали звонившего, за вами могли наблюдать? — спросил Ермаков.
Костя помолчал, подумал и твердо ответил:
— Да.
За это Ермаков и ценил своего помощника. Любой другой ни за что бы не признался. Да и сам адмирал в подобной ситуации тоже сказал бы «нет». Но Костя знал, когда можно пускать пыль в глаза, а когда надо сказать, как оно на самом деле.
«Это проверка, какая-то проверка, — думал Ермаков, откинувшись назад в кресле. — Может, конечно, какой-нибудь идиот. Но это вряд ли. Чего хотят добиться? Денег? Глупости, надо быть полным идиотом, чтобы так вот требовать. Хотят что-то проверить. Что? Мою реакцию? Зачем? И кому это надо? Черт… Гольцов и Михальский, признайтесь, ваши шуточки?»
Ермаков был прав.
Это была проверка. И задумали ее действительно Гольцов и Михальский.
Сразу после беседы с генералом Георгий позвонил Яцеку и рассказал про пистолеты ГШ-188. Потом предложил:
— Ход конем делаем сегодня. Зачем тянуть?
Они решили потревожить контр-адмирала, чтобы вынудить Ермакова на активные действия. Тогда можно будет поймать его на противоходе.
Звонил Гольцов.
Положив трубку, он перешел дорогу наискосок, туда, где уже стоял Михальский с бутылкой пива.
Минут через десять примчались две черных «Волги», обогнавшие общий поток и чуть ли не заехавшие на тротуар. Машины остановились возле телефона-автомата, аккурат у знака «Стоянка запрещена». Мужчины в штатском со строгими, сосредоточенными лицами огляделись вокруг, осмотрели телефонный аппарат. Несколько человек зашли в кафе, окна которого были рядом с будкой. Командовал ими блондин в зеленом костюме.
Михальский и Гольцов сфотографировали молодцов мини-камерой и спокойно пошли в другую сторону. Там, в одном из переулков-ручейков, ближе к знаменитой Лубянке, стоял джип Яцека.
— А я этого типа где-то видел, — произнес Георгий, рассматривая свежие фотографии.
— И этот где-то мелькал, — в свою очередь заявил Яцек. — Очень интересно.
— Откуда мы можем их знать?
— Одно из двух: либо у нас началась паранойя, либо…
— Либо — что?
— Либо это они за нами следили.
Специалисты говорят, что обнаружить профессиональную наружку практически невозможно. Ее можно только почувствовать. Хотя проколы, конечно, бывают у всех.
— Очень интересно, — произнес Яцек. — Что это значит?
— Наше расследование не является тайной. — Гольцов повертел в руках фотографии чекистов.
— Или кто-то подозревает, что ты берешь взятки с международных террористов, и потому следит за тобой. А про дело Белугина все давно забыли. Как тебе такая версия?
— Не смешно.
— Интересно, эти парни заметили нас на улице? Думаю, нет. Хотя какая теперь разница. Они все равно догадаются, кто звонил.
Позади кресла Михальского стояло древко с триколором. Над ним расправил крылья двуглавый орел. И табличка: «Кондор». Хотя посетители, как правило, и так знали, какую фирму возглавляет хозяин кабинета.
— Вопрос: почему нас еще не убрали? Считают, что мы пока мало знаем? — задумчиво произнес Яцек. — Или мы все-таки взяли не тот след?
— Но ведь Александра убили.
— Да. Значит, что вырисовывается?
— Ермаков сливал Белугину информацию про Ткачева. Но так, по мелочи. — Гольцов размышлял вслух. — И постоянно кормил обещаниями принести убойный компромат. Одновременно Ермаков наладил контакт с чеченскими боевиками, которым продает оружие и взрывчатку. Не исключено, что Ермаков причастен и к сделкам с ураном. Возможно, что Дима из других источников узнает про эти дела, и Ермаков его убивает. Цель: убрать журналиста и усилить накат на министра обороны. Белугина взорвали и развернули пиар-компанию против Ткачева. Все логично.
— А чем им Ткачев мешал?
— Занимал место, на котором они хотели иметь своего.
— Что-то здесь не клеится. Надо еще раз посмотреть документы, которые ты взял у Ольги. По-моему, мы что-то упустили.
…Ермаков угощал Леночку в японском ресторане на набережной. Волоокие девушки в национальной одежде старательно изображали гейш, но получалось не очень. Словно первоклассницы играли Джульетту.
Лена с тоской тыкала палочками в сырую рыбу и морщилась. Ей не нравилось суши, но она утешала себя, что это продвинуто. А главное — дорого.
Анатолий поглядывал в окно на рябь Москвы-реки и думал о том, что делать с Гольцовым и Михальским? Они вызывали его своим звонком на бой. В том, что звонили именно они, сомнений нет. Только вот чего они добивались?
Лена видела, что кавалер чем-то озабочен, и обижалась: «О делах мог бы и дома думать. Зачем меня в этот паршивый ресторан вести и кормить всякой гадостью, если сидишь, уткнувшись в окно, — расстроенно думала она. — И молчишь, как сыч».
«Они, наверное, нашли любовницу Белугина, — размышлял Ермаков. — У него должна была быть женщина, может, даже не одна. Должен же он был кого-то трахать… Кто же она такая? Почему мы не нашли ее? Он не распространялся, даже мне не говорил. Почему?» Люди Анатолия прорабатывали все связи убитого журналиста, чтобы найти документы, которые могли быть у него. Но не нашли.
«Он мог хранить документы у нее, — думал адмирал. — Почему же он скрывал ее? Может, она была молодой. Школьницей даже. Точно, стеснялся. Взрослый мужик, а встречался с девочкой. Это не очень удобно». Он посмотрел на Елену. На ее шоколадных губах зеленел крошечный кусочек салата. Выглядело очень соблазнительно: хотелось слизнуть.
Девушка состроила недовольную и в то же время игривую гримаску.
«Обижается, — подумал Анатолий. — Ничего. Ей полезно». В другое время он бы растекся, расстарался, чтобы развеселить Лену. Но теперь был слишком занят своими мыслями. Среди документов, которые теоретически могли попасть к Гольцову и Михальскому, был один, очень сильно волновавший Ермакова.
Глава 9
Георгий не мог поверить глазам. Он уже несколько раз перечитал сообщение, пришедшее из Праги по линии Интерпола, но не знал, как к нему относиться. Местное бюро сообщало, что Вацлав Моравек, осужденный за мошенничество, изъявил согласие дать показания против организаторов убийства известного российского журналиста Дмитрия Белугина.
«Бред какой-то», — первая мысль.
Может быть, в Чехии, конечно, и знают про «Столичную молодежь», хотя вряд ли. Но про взорванного давным-давно журналиста там уж точно никто не должен помнить.
И каких организаторов имел в виду этот Моравек? Десантников? Или кого-то еще? И откуда он вообще мог их знать? И чего ради захотел дать показания?
Вопросы роились, словно говоря: я, я самый главный! На меня, на меня первого надо отвечать…
Да только ответов не было вообще. Ответы были дефицитом, за которым и выстроилась бесконечная очередь вопросов. Как в разгар антиалкогольной кампании в СССР за водкой. Но когда откроется магазин ответов и начнут раздавать желанный товар — неизвестно.
— Прочитал? Интересное сообщение, — спросил Полонский, когда Гольцов зашел к нему в кабинет. — Мне тоже понравилось.
— Может, съездить к нему, поговорить?
