Раймонд Чандлер - Спящая красавица
Я закрыл сумочку и перебросил ее хозяйке. Она стояла молча.
— Любопытно,— сказал я, щелкнув пальцем по глянцевому снимку.— Если это не подделка. Это Стил-грейв?
Долорес рассмеялась:
— Вы такой забавный тип, амиго. Правда, забавный. Я не знала, что в наше время еще не перевелись подобные люди.
— Довоенное производство,— сыронизировал я.— С каждым днем нас становится все меньше и меньше.— И добавил: — Где вы взяли этот снимок?
Она протянула руку через стол:
— 'Отдайте его мне, пожалуйста.
— Я верну его Мэвис Уэльд. Сожалею, мисс Гонзалес, но из меня никогда не получится шантажиста, У меня просто не хватает для этого обаяния.
— Верните снимок! — крикнула она.— Если вы этого не сделаете...
Она осеклась, и на ее красивом лице появилось презрение.
— Прекрасно, я сама во всем виновата,— секунду спустя проговорила она.— Я приняла вас за умного человека, а вы оказались обычным дураком-сыщиком. Эта обшарпанная контора,— обвела она рукой комнату,— и ваша унылая жизнь должны были подсказать мне, с кем я имею дело.
— Ну теперь вы знаете,— заметил я.
Долорес медленно повернулась и направилась к двери. Я поспешил открыть ее. Долорес вышла, не оглянувшись. У нее была потрясающая походка.
Я вернулся к столу, и тут же зазвонил телефон. Подняв трубку, я услышал голос Кристи Френча:
— Марлоу? Мы хотим видеть тебя в полицейском управлении.
— Прямо сейчас?
— Если не раньше,— ответил он и положил трубку.
Я спрятал склеенный снимок в сейф к остальным, надел шляпу и закрыл окна. Ждать больше нельзя. Я посмотрел на часы: было десять минут пятого. Орфамей могла позвонить с минуты на минуту. Я снял пиджак и запер в стол плечевую кобуру с «люгером». Копы не любят, когда на их территорию приходят с оружием, даже если у вас есть право на ношение его. Им больше нравится, чтобы пред ними представали, смиренно сняв шляпу, и разговаривали почтительно и вежливо.
Я снова взглянул на часы и прислушался. В здании было тихо. Скоро жизнь здесь совсем замрет, и уборщица зашаркает по коридору.
Я надел пиджак, запер дверь в приемную и вышел в коридор. В этот момент раздался телефонный звонок. Я так рванулся к нему, что чуть было не сорвал дверь с петель. Это звонила Орфамей, но мне никогда не приходилось слышать такого голоса: он был не безжизненный й не детский, это был спокойный, холодный, уравновешенный, незнакомый мне голос. Я сразу понял почему.
— Я звоню вам, потому что обещала,— проговорила Она...— Но можете ничего мне не рассказывать. Я ездила туда.
Я сжал трубку обеими руками.
— Понимаю,— ответил я.— Вы ездили туда. И что же?
— Я наняла машину,— сказала Орфамей,— и остановилась на другой стороне улицы. Вы не могли меня заметить, потому что там находится похоронное бюро и стояло много машин. Когда вы вышли из дома, я хотела Последовать за вами, но не знала улиц и вскоре потеряла вас из виду. Тогда я вернулась к дому.
— Зачем?
— По правде говоря, не знаю. У вас был весьма странный вид, когда вы вышли. А может, просто у меня было предчувствие, ведь Оррин мой брат. Итак, я возвратилась и позвонила в дверь. Мне вдруг показалось необходимым во что бы то ни стало войти туда.
— Со мной тоже иногда так бывает,— заметил я.
— Я позвонила в полицию и заявила, что слышала в доме выстрелы,— продолжала она.— Приехали полицейские. Один из них влез в дом через окно, а потом впустил других. Через некоторое время они позволили войти и мне, но задержали меня там, так как пришлось рассказать им все: кто такой Оррин, и что я солгала насчет выстрелов, и о вас тоже.
— Все правильно. Я и сам рассказал бы им обо всем, при первой же с ними встрече,— произнес я,
— Я подвела вас, правда?
— Да.
— Они вас арестуют?
— Во всяком случае, могут.
— Вы оставили Оррина мертвого лежать на полу. Наверно, вы не могли поступить иначе.
— У меня были на то свои причины,— проговорил я.— Вряд ли они покажутся вам убедительными, но они у меня были, А для Оррина это уже не имело значения,
— О, разумеется, у вас были свои причины,— сказала Орфамей.— Вы очень ловкий человек, у вас на все найдутся причины. Что ж, вам придется объяснять их полиции.
— Необязательно.
— Нет, придется,— с непостижимым удовольствием промолвила она.— Обязательно придется. Они заставят вас.
— Не будем спорить на эту тему,— сказал я.— Человек моей профессии в первую очередь должен заботиться о своем клиенте. Иногда, помогая ему, он заходит слишком далеко. Сейчас со мной так и получилось. Я оказался в уязвимой позиции.
— Вы оставили Оррина лежать на полу,— повторила она,— и мне небезразлично, как они поступят с вами. Я буду даже рада, если вас бросят в тюрьму. Держу пари, что вас это нисколько не пугает.
— Конечно,— согласился я.— Встречу это с радостной улыбкой. Вы видели, что Оррин держал в руке?
— Он ничего не держал.
— Ну, может быть, рядом с его рукой что-нибудь лежало?
— Там ничего не лежало. О чем вы говорите?
— Раз нет, так нет. Это даже лучше,— ответил я.— Ну что ж, до свидания. Меня сейчас вызвали в полицейское управление. Желаю вам счастья на случай, если мы больше не увидимся.
— Лучше пожелайте счастья самому себе. Оно вам может пригодиться. Я в ваших пожеланиях не нуждаюсь.
— Я старался помочь вам, чем возможно,— сказал я.— Может быть, если бы вы с самого начала дали бы мне больше информации...
Она нажала на рычаг, не дослушав меня.
Я положил трубку осторожно, как новорожденного младенца, подошел к умывальнику и подставил лицо под холодную струю воды. Потом я сильно растер лицо и посмотрел на себя в зеркало.
«Ты все-таки съехал с отвесной горы»,— подмигнул я своему отражению.
Глава 22
В центре комнаты стоял длинный желтый дубовый стол, местами обожженный сигаретами. За ним сидел Фред Бейфус, перед которым лежала кипа бумаг. В конце стола расположился крупный, дородный мужчина, чье лицо показалось мне знакомым. Я видел его в черно-белом изображении на страницах газет. У него была массивная челюсть, а в зубах зажат плотницкий карандаш.
По другую сторону стола размещались две конторки с откидными крышками. За одной сидела машинистка с волосами апельсинового цвета, за другой, во вращающемся кресле,— Кристи Френч. Он глядел в окно, из которого открывался далеко не живописный вид на стоянку полицейских машин.
— Сядь туда,— указал мне пальцем Бейфус.
Я уселся напротив него на жесткий стул.
— Это лейтенант Мозес Мэглашен из полиции Бэй-сити,— сказал Бейфус.— Он недоволен тобой, а еще больше нашими действиями.
Лейтенант Мэглашен вынул изо рта карандаш и посмотрел на следы зубов на его конце, потом перевел взгляд и стал изучать меня.
Бейфус обратился к машинистке:
— Милли.
Она приготовила блокнот.
— Имя — Филип Марлоу,— сказал Бейфус.— На конце «у», если вас это интересует. Номер лицензии?
Я назвал номер. Машинистка записала, не поднимая головы. У нее было лицо, которое могло остановить лошадь на полном скаку.
— А теперь, если ты в настроении,— обратился уже ко мне Бейфус,— то поведуй нам еще раз то, что рассказывал вчера, только на этот раз без пропусков. У нас достаточно материала, чтобы уличить тебя.
— Вы хотите, чтобы я сделал заявление?
— Угадал. Причем полное.
— Добровольно и без принуждений?
— Да, как всегда,— усмехнулся Бейфус.
Мэглашен пристально посмотрел на меня. Машинистка вернулась к прерванной работе, так как знала, что пока ей нечего будет записывать. За три года работы она изучила стиль допросов.
Мэглашен вытащил из кармана поношенную перчатку из свиной кожи и натянул ее на правую руку.
— Это еще зачем? — удивился Бейфус.
— .У меня плохая привычка: я кусаю ногти, причем только на правой руке.— Он взглянул на меня.— Одни парни дают показания охотно, другие упрямятся. У упрямых парней что-то случается с почками, потом в течение нескольких месяцев им приходится каждые пятнадцать минут бегать в уборную. Они не могут удерживать мочу.
— Подумать только! — восхищенно воскликнул Бей-фус.
— А некоторые парни после встречи со мной могут говорить только шепотом,— продолжал Мэглашен.
Он снова посмотрел на меня. Кажется, настал мой черед говорить.
— А некоторых вы допрашиваете в течение тридцати часов, и они умирают от разрыва селезенки или мочевого пузыря, и утром их находят мертвыми в каком-нибудь закоулке,— сказал я.— Вероятно, их следовало бы показать врачу, но вы ведь не можете всего предусмотреть, не правда ли, лейтенант?
Тяжелые желваки заиграли на скулах Мэглашена. Глаза его загорелись злобой.