Михаил Демин - Тайны сибирских алмазов
– Света маловато, – усмехнулся комендант, – скорее наоборот – сплошной туман.
Они толковали так, сидя рядышком. Дымили трубками. И были во многом схожи между собой. Оба – грузные, широколицые, усатые. Оба – коренные сибиряки. И возраст у них был, примерно, одинаков. И, к тому же, они давно и уже неплохо знали друг друга.
После хрущевской реформы, – когда большинство дальневосточных лагерей расформировали, – Квашин перешел на службу в секретную часть треста «ЯКУТАЛМАЗ». И вот тогда-то он и познакомился с Самсоновым! А теперь его, как человека опытного, бывалого, специально перебросили на Радужный – за полярный круг – на самый трудный и отдаленный прииск.
Квашин прибыл сюда, сопровождаемый довольно большой компанией. В нее входили чиновники различных ведомств. И имелся среди них один – в погонах лейтенанта – работающий в ОБХСС (что значит: «Отдел борьбы с хищениями социалистической собственности»). В этом отделе служили, как правило, люди образованные; ведь боролись они не с простой уголовщиной, а с черным рынком! И лейтенант носил на своем форменном кителе традиционный голубенький университетский значок.
Он тоже находился сейчас в комендатуре. Тихонько сидел в уголке, в тени – и поблескивал там очками.
А комендант говорил:
– Да, Михаил, да! Все – в тумане. Что мы, собственно. имеем? Два убийства… Два странных убийства… И ни одно из них до сих пор так и не раскрыто.
– Уж не хочешь ли ты намекнуть, что мы тут плохо работаем? – сказал Михаил Самсонов.
– Ну, что ты, старик, речь не об этом, – добродушно отмахнулся Квашин. – Ты-то, как раз, молодец! Правильно сделал, что отправил нам, в трест, радиограмму… Мы передали весь твой список в Центр – и моментально вышли на Федора Сокова. На этого Козла! Теперь весь архив, как ты наверное знаешь, проходит через компьютер…
– Быстрота феноменальная, – усмехнулся в усы Самсонов, – я, признаться, не думал. Не ожидал. Козла разоблачили – ну, прямо как в цирке…
– И мало того, – сказал из угла лейтенант, – попутно вскрылась также связь Сокова с одним из здешних браконьеров.
– Да! Связь с этим… Как его? – Квашин пощелкал пальцами. – Он в списке стоял последним… У него такая кличка забавная. Лисья Морда, что ли?
– Заячья Губа, – подсказал Самсонов.
– Вот, вот. Заячья Губа. Эти два – старые лагерные дружки. И здесь они снюхались, видать, не случайно. А если к ним подключить еще и моего знакомого, Интеллигента, то получается уже целая шайка. И какая шайка!
– Ну, вот видишь, – сказал Самсонов, – ты сам пришел к тем же приблизительно выводам, что и я… А говоришь: туман!
– Однако, все это пока – болтовня, – возразил Квашин, – заявлять о наличии какой-либо шайки можно только предположительно… Ничего же, старик, не доказано. Решительно ничего!
И скрипнув стулом, комендант тяжело повернулся в ту сторону, где поблескивали очки лейтенанта.
– Ну, а ты, Сидорчук? Как ты-то считаешь? Говори!
– Так что же сказать, – отозвался лейтенант, – в общем, вы правы'. Нужны доказательства.
– Ладно, доказательства я добуду, – сказал Самсонов, – и весьма скоро!
– Каким же образом? – прищурился комендант.
– Хочу провести облаву на старой шахте… И у меня, кстати, все уже готово. – Капитан посмотрел на часы. – Операция начнется примерно через полчасика.
– Зачем же мы тогда отпустили этого шофера? – проворчал Квашин. – Надо было задержать парня. Или уж, в крайнем случае, проследить…
– Эх, да чего следить! – поморщился капитан, – куда он теперь денется?
– Простите, товарищ капитан, – сказал вдруг Сидорчук, – но я так и не понял толком: зачем же вы его, все-таки, вызывали? Разговор был какой-то не деловой. Не конкретный… Вы ж его просто перепугали.
– Что и требовалось, – подмигнул Самсонов. – Он, конечно, сразу же побежал к друзьям… И мы теперь накроем на шахте всю ихнюю шайку. Ну, почти всю! Им же нужно будет собраться, поговорить…
– То есть вы специально решили их спровоцировать?
– Точно.
– Насчет этой шахты, – протяжно проговорил Квашин, – у тебя что же, есть какие-то сведения? Какие-то факты?
– Есть догадки, но – веские!… Я много об этом думал… Основная база бандитов находится там. Только там. Больше ей и быть-то негде.
– Если уж ты ручаешься, – сказал Квашин, – я с тобой…
– Ну, дружище, ручаться ни за что никогда нельзя, – улыбнулся Самсонов. – Ты же сам знаешь: все, что мы планируем, реализуется, как правило, лишь частично… В лучшем случае – наполовину. Не так ли?
– Так-то оно так…
– Именно так! Но здесь и половины – вполне достаточно. Улов будет неплохой, это-то – наверняка… И идти на шахту надо немедля!
24. Скверный сон. Предчувствия… Две тени. Во-первых, где люди? И во-вторых, где камни? Главный закон коммунистической партии. Динамитная шашка.
Когда Портвейн давеча пошутил, сказав, что ребятам на шахте снятся, наверное, богатые сны, – он оказался прав. Попал в самую точку. Заячьей Губе, и вправду, снились сейчас алмазы.
Однако, сон его вовсе не был приятным и радостным.
Никакой конкретной цельной картины – как это часто бывает в сновидениях – перед ним не возникало. Мелькали лишь разрозненные, странные, смутные кадры… И в каждом кадре фигурировали кристаллы. Самых разных размеров и форм, и цветов.
И маячили также какие-то люди. Но лиц их Николай не мог различить. Их смазывала, затмевала зыбкая пелена; словно бы туман, клубящийся над болотами, проник в его мозг и замутил сновидение.
Лиц он не видел – но голоса зато слышал неплохо. Люди говорили об алмазах. Об их красоте, о бесподобной их ценности.
И сквозь несмолкаемый гул голосов все время прорезался один, высокий и резкий голос, который твердил настойчиво: «Упрятано плохо! Упрятано плохо! Берегись!»
И был гортанный этот голос столь неприятен и мучителен, что Николай вдруг проснулся.
Он поднялся, весь мокрый, дыша тяжело и трудно, – как будто только что вынырнул из глубокой воды. Нашарил в темноте папиросы. Закурил. И подумал, вдыхая благодатный, успокаивающий дым:
«Вот же, чертовщина! Этот голос… Он мне знаком! Ну да, конечно, я же слышал голос Самурая – голос „серого палача“… Но что бы мог означать такой сон? К чему бы это?»
По своей натуре, по складу характера, Николай Заячья Губа являлся сугубым рационалистом. Он был далек от всякой мистики. И ни во что не верил. Но все-таки инстинкту своему он доверял, давно привык на него полагаться и, покурив, подумав, – пришел к выводу: скорее всего, алмазы и впрямь упрятаны плохо. Вчера, впопыхах, он на это не обратил внимания. А сейчас вот пришел сигнал…
«Мы положили мешки за третьей рудничной стойкой, – одеваясь, продолжал он размышлять, – а следовало бы – подальше! За пятой, или за шестой… Там, в самой глубине, действительно страшновато. Но там-то как раз и надежнее всего. И если уж я сам забоялся – вряд ли туда сунется кто-нибудь другой!»
– Эй ты, сурок, – толкнул он Ивана, – проснись.
– А? – Иван шевельнулся – но глаз не открыл. – Что?
– Пойдем в шахту!
– Зачем?
– Надо еще немножко поработать.
– Ну тебя к черту, – проворчал Иван. – Который теперь час?
– Ровно три.
– Ну, так и не мешай спать… Проваливай! Если нужно – поработаем утром.
Иван отвернулся лицом к стене и снова захрапел. А Николай стал натягивать сапоги. Он все-таки решил сходить в шахту!
Вскоре Николай уже пробирался под землей, по наклонной штольне. И он не видел, не знал, что на поверхности произошли кое-какие изменения.
Там, наверху, возле барака, появились две тени. Две неясные фигуры. И одна из них прошептала:
– Гляди, Малыш, дверь-то не заперта!
И другая, высокая фигура, ответила – тоже, шепотом:
– Они тут, падлы, совсем уж обнаглели… А ну – отворяй!
* * *– Опять ты, – протяжно, сонно, не размыкая глаз, сказал Иван, – когда ж ты, ядрена мать, угомонишься? Я ведь сказал: утром…
– А ну, вставай! Живо! – услышал он. – И не вздумай шуметь.
Иван приоткрыл глаза. Увидел каких-то неизвестных людей. И на мгновение зажмурился – так страшны показались ему эти новые, невесть откуда взявшиеся, склонившиеся над ним лица.
– Кто вы? – погодя, спросил он. – Что вам надо?
– Где твои друзья? – Малыш пригнулся, упираясь ладонями в колени. – Отвечай, только – тихо!
– Какие друзья?
– Ну, все остальные… Кто здесь еще живет?
– Еще – Заячья Губа, – тихо проговорил Иван, – больше никого нету.
– А Интеллигент?
– В поселке – как обычно. Здесь он никогда не ночует.
– А этот тип – Заячья Губа, – вмешался в разговор Портвейн, – куда же он-то подевался?
– Хрен его знает… Ушел.
– Когда?
– Вроде бы недавно.
– И куда – ты, конечно, не знаешь? Даже не догадываешься? А?
– Да ведь я же спал! Он что-то лопотал – только я не понял толком. Не запомнил… Но чего же вы хотите?
К нему вплотную придвинулась обезьянья, ухмыляющаяся рожа Портвейна.
