Дия Гарина - Страшная сила
Хотя, в сущности, вся речь его сводилась двум пунктам. Во-первых: его бесценным лакшми срочно нужна смена. А во-вторых: девушки, которые со временем станут его новыми телохранительницами, должны очиститься от греховных помыслов, и принадлежать Великому гуру душой и телом. С телом все было более-менее понятно. Бекетов пояснил, что всю сегодняшнюю ночь он посвятит наставлению юных сменщиц на путь истинный. Вот это да! Силен мужик. Прям как в поговорке: восемь девок – один я.
Нет. Все-таки не восемь, – четыре. Верные «лакшми» так горько поджимали губы, что сразу было понятно: сегодняшняя ночь принадлежит не им. Что-то шевельнулось в моей душе. Когда четыре справные телки, или, вернее, тигрицы так убиваются из-за отлучения от тела Великого Кеши, то что-то в нем, безусловно, есть. Если, конечно, Бекетов не обработал их гипнозом и не напоил приворотным зельем.
Как относятся послушницы к заманчивой перспективе стать следующими «лакшми» Великого гуру, оставалось неясным. Много ли можно понять, разглядывая неподвижные маски, вместо симпатичных девичьих лиц. В том, что послушницы как минимум хорошенькие, я не сомневалась. Судя по нынешним телохранительницам, вкус у Иннокентия Семеновича очень даже не плохой. Неожиданно мне захотелось взглянуть ему в глаза. Что я собиралась там увидеть? Еле сдерживаемую похоть? Холодный презрительный блеск? Упоение властью? Не знаю. Я просто хотела заглянуть в его чуть прищуренные зеркала души и, словно повинуясь моему желанию, Бекетов резко развернулся в мою сторону. Я вздрогнула. В неярком свете развешенных по залу лампад глаза его утонули в угольной черноте кровоподтеков и на мгновенье, – мне почудилось, будто я смотрю в глазницы ухмыляющегося черепа.
– Сейчас вы увидите, как человек попадает в нирвану, – Бекетов заговорил, и наваждение исчезло. – В обычных случаях это происходит немного иначе. Но сегодня приобщаются к райскому блаженству не просто послушники, а мои будущие лакшми, которые вскоре станут самыми близкими мне людьми, поэтому обряд будет носить несколько интимный характер. Так что не удивляйтесь.
А я и не собиралась удивляться. Любвеобильность Великого Кеши сомнений не вызывала. Братство опять затянуло гимн, и по знаку Бекетова первая «лакшми» двумя точными движениями сорвала со стоящей рядом послушницы и маску, и хламиду. Я снова вздрогнула. На бледном девичьем лице (действительно очень симпатичном) остались практически одни глаза, обведенные синими кругами многодневной бессонницы. А на полностью обнаженном теле отчетливо виднелись застарелые и свежие следы, оставленные плетью. Великий Кеша кивнул «лакшми», и та подтолкнула несчастную вплотную к подиуму. Девушка все также на коленях преодолела небольшое расстояние и, повинуясь приказаниям Великого гуру, встала в полный рост. А рост ее был ничуть не ниже ста девяноста сантиметров, так что стоящий на подиуме невысокий Бекетов, мог, не задирая головы, смотреть ей прямо в глаза. Но глаза его как раз интересовали мало.
Под монотонное гудение паствы он повернулся к брату Сергею и, обеими руками подняв с подноса до краев наполненную чашу, сделал большой глоток. Точнее мне показалось, что он его сделал. Неспешно и торжественно он повернулся к послушнице, на лице которой я не могла прочесть ровным счетом ничего и, с силой обхватив ее голову, притянул к себе. Поцелуй длился долго. И столь же долго я боролась с приступом подкатившей тошноты, наблюдая, как стекает по девичьей шее вино, передаваемое из уст основателя «Белозерского братства» в уста безропотной послушницы. Едва сдерживаясь, чтобы не наподдать Бекетову ногой в висок, я закрыла глаза. Что я здесь делаю? Зачем торчу на этом дурацком подиуме и, вместо того, чтобы… А чтобы – что? Что я могу сделать для Хуана и Эли в «Нирване», до отказа забитой фанатически преданными последователями Великого Кеши?
Пока я терзалась своей беспомощностью, Бекетов, прервав поцелуй, отстранился, и мне наконец-то открылось лицо послушницы. От безразличия на нем уже не осталось и следа: счастье. Не передаваемое ни на одном из человеческих языков счастье, проступало сквозь заострившиеся от недоедания черты. Блаженство, кайф, райское наслаждение… Даже в великом и могучем языке не нашлось ни одного слова, чтобы описать состояние послушницы, на моих глазах инициированной поцелуем Великого Кеши. И пусть белый хор грянул что-то невообразимо тожественное, но надо быть полной дурой, чтобы не понять – сила Великого гуру имела к происходящему с послушницей весьма спорное отношение. Вино – вот первопричина лучащихся непередаваемым счастьем девичьих глаз. Что туда было подмешано, оставалось только гадать. Как и о том, какие грезы наяву видит будущая лакшми, от одного глотка впавшая в нирвану.
Пока Бекетов отирал губы поспешно поданной братом Сергеем салфеткой, пока набирал в рот новую порцию райского напитка, старшая «лакшми» обхватила младшую за плечи, и повлекла за подиум, в самый темный угол зала. Но даже мрак, привыкший ревниво скрывать райские тайны, не стал помехой моему обострившемуся от возбуждения и отвращения взгляду. Небольшая дверь, из которой, надо полагать, и вынес брат Сергей дурманящее зелье, бесшумно открылась, пропуская обнявшихся, словно дражайшие подруги, соперниц. И так же бесшумно вернулась на место.
Обряд инициации повторился еще дважды, прежде чем мне удалось немного причесать свои растрепанные нервы. «Ну и что тут такого? – твердила я себе каждый раз, когда смоченные вином губы Бекетова впечатывались в полураскрытый рот очередной послушницы. – Они сами этого хотели. И, судя по всему, действительно получили обещанную порцию неземного блаженства. Многие за такие мгновенья готовы и жизнь отдать. А им всего-то придется ублажать своего «Великого гуру», пока новые игрушки не наскучат, и он не вышвырнет их из своего постельного рая». Хорошо, что на лице у меня была маска, иначе эти крамольные мысли поступили бы на обозрение всего «Белозерского братства».
Пока я, задумавшись о высоких материях, блуждала глазами по залу, натыкаясь на ничего кроме восторга не выражающие лица белых братьев, дошел черед и до последней послушницы. Пока девушка на коленях преодолевала расстояние до Великого гуру, я мысленно скрежетала зубами от жалости. Не потому, что она выглядела более измученной, чем другие неофитки. Напротив. Кроме природной худобы и бледности ее тело не уродовал не один рубец. Но зато сразу было заметно, что она пару годков не дотянула до совершеннолетия. Токая шея и беззащитный детский затылок, склоненный перед донельзя довольным Великим Кешей, заставили мою кровь взыграть еле сдерживаемой ненавистью. Еще немного, и я…
Старшая «лакшми» подняла девушку с колен, и я сразу заметила, что ростом она не подходила под строгий канон телохранительницы – чуть выше метра шестидесяти. Еще заметила, что прищуренные глаза у нее зеленые, а в презрительно искривленных губах не осталось ни кровинки. А еще заметила, что голос у нее дрожит совсем не от страха.
– Так я с тобой и стану целоваться! – заявила Эля Челнокова, вздергивая подбородок. – Разбежался, козел старый!
Она сделала быстрый шаг к Бекетову, а я поняла, что не могу даже пошевелиться. Сначала я подумала, что от неожиданности и страха за Эльку у меня случился столбняк. Но вскоре догадалась, что виной всему три пары крепких рук вцепившихся в меня сумасшедших бультерьеров. Телохранительницы, неслышно подкравшиеся сзади, не собирались выпускать свою добычу. Пока я лихорадочно обдумывала, каким образом Бекетов заподозрил, что я пришла сюда за Элей, моя подопечная коротко, без замаха саданула маленьким кулачком прямо по мужскому достоинству Великого Кеши.
Дальше последовала небольшая пауза, во время которой «Белозерское братство» приходило в себя после шока, вызванного столь кощунственным поступком, а я приходила в состояние полной боевой готовности. Мне и раньше случалось прибегать к помощи «разгонки», но так четко и быстро ввести себя в боевой транс у меня еще не получалось никогда. Несколько ударов сердца, и мне уже было по колено любое глубокое синее море. Правда, за эти короткие секунды план спасения, замаячивший в моей голове, расползся по всем швам. Потому, что Бекетов, которым я собиралась прикрываться во время побега, после Элиного удара согнулся в три погибели и, потеряв равновесие, сверзился с подиума, чтобы тут же попасть в кольцо горестно завопивших братьев. Их жалость к своему гуру была так велика, что на время позабылась причина, доведшая Великого Кешу до такого плачевного состояния. Только брат Сергей одним прыжком оказался около зашипевшей как кошка Эли, и попытался схватить ее за руки. Не знаю, кто показал ей этот прием: отец или старший брат, но Эля Челнокова оказалась способной ученицей. Худенькой девушке удалось заломить ему руку так, что, не проронивший до сей поры ни единого слова, сектант разразился отборным трехэтажным матом. Растерянная Эля ошалело завертела головой, совершенно не понимая, что делать дальше? Ведь выбраться из набитого людьми зала ей все равно не удастся.
