Александр Андрюхин - Ход свиньей
2
На второй день утром в кабинет начальника следственного отдела без стука влетел практикант Игошин. Его лицо было взволнованным, в глазах светился охотничий блеск.
— Мне удалось выяснить, что рейс в Стокгольм в тот вечер был задержан на полтора часа. Позвонил какой-то шутник и сказал, что в самолете заложена бомба. Батурин недоуменно поднял бровь.
— Скатов в аэропорт приехал на своей машине?
— Естественно. Она и сейчас стоит на стоянке. Мне удалось узнать от охранников, поскольку у них вся информация в компьютере, что, как только объявили задержку рейса, Скатов сел в машину и уехал. Приехал за десять минут до отлета самолета.
— Так-так! — забарабанил ручкой капитан. — Что еще выяснили? Его жене звонили?
— А как же! — расплылся в улыбке Максим. — Жена сказала, что понятия не имела о задержке рейса. Узнала только на следующий день в утренних новостях. На работу он тоже не приезжал.
— Как он был одет? Выяснили?
— Одет был в серый костюм и белую рубашку…
— По времени он успевал на Малую Грузинскую?
— Вполне! На подобающей скорости от аэропорта до дома Ахеева от тридцати до сорока минут…
— Минус десять, — поднял палец Батурин. — Ведь он вернулся в аэропорт за десять минут до отлета. Сколько же остается на преступление? От десяти до двадцати минут? Не особо разгуляешься! Кроме того, из этого времени следует вычесть переодевание, приобретение веревки и церемонию встречи с девушкой…
— Но я думаю, что с девушкой он договорился заранее, — горячо возразил практикант. — Веревку, я думаю, они вместе приобретали. Заблаговременно. Что касается церемонии встречи… ну, наверное, Скатов просто подобрал ее на трассе в условленном месте. Девушка села за руль, а он в это время переодевался на заднем сиденье. Все тщательно продумано и подготовлено. Вплоть до ложного сообщения о бомбе в самолете.
— Но если они все тщательно рассчитали, то почему так разгильдяйски действовали на месте? Открыто нарисовались перед консьержем, ввязались в драку с жертвой и вздернули его второпях. Такое ощущение, как будто все произошло спонтанно.
— Потому и спонтанно, что спешили, — темпераментно зажестикулировал Игошин. — А пришли открыто потому, что у Скатова твердое алиби. Формально он в аэропорту. Кому придет в голову проверять, был задержан рейс или нет? Кстати, я сам об этом узнал чисто случайно. Батурин задумался. Все настолько укладывалось в схему, что пальцы сами потянулись к телефону, чтобы проинформировать прокуратуру. Но он вовремя одернул руку. По опыту начальник знал, что когда все идеально сходится — жди подвоха. Впрочем, сходилось не все. Например, почерк. Во втором преступлении было сделано все в точности до наоборот.
— Ахеев поставлял девушек в Турцию. И Воронович пробовал себя в сутенерстве, — пробормотал задумчиво Батурин. — Допустим, Ахеев и есть тот самый турок, который купил у Вороновича поэтессу. Но при чем здесь Скатов?
— Как при чем? — всплеснул руками Игошин. — Он работает в солидной авиакомпании и, кажется, в ней не последний человек. Возможно, в его функцию входило транспортное обеспечение концессии. Но, как это обычно бывает, господа чего-то не поделили.
— Может, может, — пробормотал полковник. — Но если Скатов такой крутой, почему он осуществляет убийства лично, а не нанимает киллера? И для чего в этом случае он прибег к помощи девушки?
— Наверное, для того, чтобы беспрепятственно проникнуть в квартиру Ахеева. Видимо, покойный опасался Скатова, а может, просто не хотел его видеть. А с девушкой, судя по всему, у Рашида были теплые отношения…
Не дослушав всезнающего практиканта, Батурин выскочил из кресла и принялся энергично вышагивать из угла в угол:
— Вот что нужно сделать в первую очередь, — наконец произнес он, — обыскать машину Скатова, хотя вряд ли вы найдете в ней джинсы или черные очки. Скорее всего, девушка их забрала с собой. Но чем черт не шутит! Главное, снимите с руля отпечатки для сличения. Если они не совпадут, то все это — пустое. Но на всякий случай, пока будут возиться в лаборатории, найдите фотографию поэта и покажите ее консьержу. А теперь главное: вы должны ненавязчиво показать мадам Воронович контору Ахеева. Пускай посмотрит на сотрудников. Особое внимание пусть обратит на головорезов из службы охраны. Если она кого-то опознает, значит, Воронович имел дело с Ахеевым, а это означает, что убийства связаны на сто процентов. Единственно, чего не должна знать вдова, что мы знаем о ее отношениях с юным дарованием.
После того, как Игошин ушел, вошла секретарша и доложила, что звонили из журнала.
— С вами хотел поговорить Арнольд Евсеевич. Сказал, что дело настолько важное, что любое промедление смерти подобно. Он оставил свой телефон.
Батурин уныло кивнул и, выпроводив секретаршу, набрал номер Чекушкина. Трубку подняли настолько молниеносно, что Батурин вздрогнул. И без того дребезжащий голос критика от волнения дрожал.
— Анатолий Семенович, нам сегодня обязательно нужно встретиться. Обязательно. Вот что я вам скажу, — Чекушкин перешел на шепот, — Натан не сам повесился. Его повесили. И я, кажется, знаю кто. И даже догадываюсь за что.
— Кто? — дернулся следователь.
— Сейчас я вам сказать не могу. Здесь такая слышимость. Я лучше к вам подъеду. Сейчас! Хотя нет, не сейчас. А через час. Мне нужно заскочить домой, чтобы захватить три расписки, для того, чтобы вы сразу въехали, из-за чего убили Вороновича.
— Подождите, скажите фамилию убийцы, — строго произнес следователь.
— Фамилию я не знаю, — со свистом прошептал Чекушкин. — Я его видел только один раз на кладбище. Вы его тоже видели… а сейчас он здесь, в редакции…
На этом гудки оборвались. После этого Батурин еще трижды набирал редакционный телефон Чекушкина, но трубку упорно не брали. Пришлось позвонить вахтеру, чтобы выяснил, в чем дело.
— Арнольд Евсеевич только что ушел домой, — ответил вахтер.
3
Инга не помнила, как вышла из Юлькиного подъезда. Она добежала до метро, доехала до какой-то станции, вышла на улицу и побрела по каким-то закоулкам, дворикам, переходам. Она никого не замечала, только без конца шептала как полоумная: «Ведь Юлька не вынесет. Боже мой! Бедная Юлька! Неужели Алешка умер!» Какие жестокие испытания господь обрушивает на таких милых людей. Во имя чего? Почему с чекушкиными и вороновичами ничего подобного не происходит?
Тут она встрепенулась и кинулась к таксофону. Бедняжка не помнила, как дозвонилась до института Склифосовского, как она вообще узнала, что нужно звонить именно в институт? Она даже не помнила, каким образом вышла на нужный номер. Но в ту минуту со второй попытки она попала именно туда, куда было нужно.
— Сегодня ночью к вам поступила семья Петровых. Они отравились грибами. Вы не можете сказать, как они себя чувствуют?
— Мы уже давали эту информацию в прессу, — ворчливо ответила тетенька с противным голосом. — Все данные в пресс-центре института. Записывайте: женщину удалось спасти. Ее состояние удовлетворительное. В данный момент ее жизни ничто не угрожает. Мальчик скончался в два часа ночи от интоксикации яда бледной поганки. Его отец скончался сегодня в шесть часов утра…
Инга выронила трубку и без сил опустилась на корточки. Сколько она так просидела, в памяти не отпечаталось. Но запомнилось, что в какой-то момент неожиданная злость охватила девушку. Она вскочила на ноги, подняла кверху кулаки и крикнула на всю улицу:
— Пропадите вы все пропадом!
Прохожие шарахнулись в сторону, а Инга дико расхохоталась. Кому предназначалось это восклицание, девушка не помнит. Но в ту минуту, конечно, знала кому. Также она чувствовала, что сейчас с ней начнется истерика.
Вне себя от страха Инга помчалась к недействующему фонтану. Не обращая внимания на окружающих, она умылась несвежей водой из бассейна и наконец огляделась. Это была Пушкинская площадь. Вокруг тьмы и тьмы народа, и все смотрят на нее с насмешливым любопытством. Нужно было собраться, поехать в больницу, отыскать Юльку и поплакать вместе с ней.
Она метнулась к переходу, но перед самым входом в метро почему-то раздумала ехать к Юльке. Подошла к таксофону и набрала номер Вороновича. Трубку долго не брали. Наконец длинные гудки оборвались, и обаятельный женский голос произнес:
— Да, я слушаю.
Это был голос его жены. Инга его знала и боялась. Но в ту минуту она ему даже обрадовалась.
— Нельзя ли услышать Натана Сигизмундовича, — произнесла девушка скороговоркой.
— Он на работе, — ответила женщина коротко и сразу положила трубку.
«Тем лучше», — подумала Инга и вошла в метро. Через пятнадцать минут она уже топталась на крыльце у дверей редакции журнала. Несмотря на то, что двери были не заперты, девушка почему-то оробела. В другое время она бы нагло толкнула их и вошла в журнал как ни в чем не бывало. На этот раз Инга позвонила и дождалась момента, когда вахтер сам распахнул перед ней дверь. Не успела она объяснить свой приход, как охранник, к недоумению гостьи, с готовностью выпалил:
