Дик Фрэнсис - Двойная осторожность
— Не сообщите ли вы, почему звоните, сэр?
— Вы это запишете?
— Да, сэр. Письменно и на магнитофон.
— Хорошо. Так вот. Человека, который приходил ко мне в дом с пистолетом, зовут Анджело Гилберт. Он сын Гарри Гилберта, который владеет залами для игры в лото по всему Эссексу и в северо-восточной части Лондона. Человек, который приходил ко мне вместе с Анджело, — это его кузен Эдди. Фамилии не знаю. Он во всем подчиняется Анджело.
Я сделал паузу. Инспектор Робсон спросил:
— Это все, сэр?
— Нет. В данный момент они все трое выехали из Нориджа на машине Анджело. — Я сообщил марку, номер и цвет машины и то, что на заднем крыле у нее свежая вмятина. — Едут они скорее всего в дом Гарри Гилберта в Уэлин-Гарден-Сити. Я думаю, что Анджело живет там же, хотя Эдди, возможно, нет. — Я сообщил адрес. — Они будут на месте часа через полтора или чуть раньше. В машине находится пистолет «Вальтер» калибра 0,22 с глушителем. Возможно, заряженный, возможно, нет. Возможно, это не тот пистолет, которым угрожал мне Анджело, но тогда очень похожий. Возможно, это тот самый пистолет, из которого был убит Крис Норвуд.
— Это очень полезная информация, сэр, — сказал Робсон.
— И еще одно…
— Да?
— Я думаю, Гарри Гилберт ничего не знает об убийстве Криса Норвуда. В смысле, он даже не подозревает, что Норвуд мертв. Так что, если вы приедете арестовывать Анджело, он не будет знать почему.
— Спасибо, сэр.
— Вот теперь все.
— Ну, — сказал он, — старший офицер Айрстон с вами свяжется.
— Это хорошо, — сказал я, — но только…
— Да, сэр?
— Мне хотелось бы знать…
— Минутку, сэр, — перебил он, и некоторое время до меня доносился только длительный и невнятный разговор на заднем плане. — Извините, сэр, так вы говорили?..
— Вы помните, я рассказывал, что отправил Анджело компьютерные кассеты с играми?
— Еще бы! Мы отправились на кембриджский почтамт и предупредили дежурного, который выдавал почту до востребования, но он, к несчастью, отошел на обеденный перерыв и никому ничего не сказал, и как раз в это время ваш пакет и забрали. Его отдала какая-то девушка с почты. Когда мы это узнали, было уже поздно. Мы просто рвали и метали!
— Гм, — сказал я. — Так вот, Анджело снова явился с новыми угрозами, потребовал настоящие программы, и я ему их отдал. Только…
— Что «только», сэр?
— Только они не смогут ими воспользоваться. Я думаю, что, как только они приедут домой, они попытаются их запустить, и, когда увидят, что они не работают, они могут… ну, начать меня искать. Я имею в виду…
— Я прекрасно понимаю, что именно вы имеете в виду, — сухо сказал Робсон.
— Так вот… э-э… мне хотелось бы быть уверенным, что вы что-нибудь предпримете уже сегодня вечером. Если вы, конечно, сочтете, что имеются достаточные основания задержать Анджело.
— Я уже отдал соответствующие распоряжения, — сказал он. — Его возьмут сегодня же, как только он доберется до Уэлина. У нас имеются отпечатки пальцев… и несколько девушек, которые видели, как к Норвуду входили двое мужчин. Так что не беспокойтесь, когда мы его возьмем, мы его уже не выпустим.
— А можно перезвонить, чтобы узнать?
— Можно. — Он дал мне новый телефон. — Позвоните по этому номеру. Я оставлю сообщение. Вам передадут.
— Спасибо! — сказал я с искренней благодарностью. — Спасибо вам большое!
— Мистер Дерри!
— Да?
— А что не так с кассетами на этот раз?
— Да я в коробки магниты вложил…
Он расхохотался.
— Надеюсь, мы с вами еще увидимся! — сказал он. — И спасибо вам. Большое спасибо!
Я повесил трубку и улыбнулся, представив, как три мощных постоянных магнита уничтожали все записи на кассетах. Плоские черные брусочки, длиной в два дюйма, шириной в три четверти дюйма и толщиной в три шестнадцатых. Я запихнул по одному в каждую коробку. Они были такие же черные, как и сама пластмассовая коробочка. Если не присматриваться, можно принять их за деталь самой коробки. К Гилберту я их вез по отдельности, кассеты в одном кармане, а коробки в другом, а после того, как мы проверили кассеты, я их засунул в коробки. Поместить магнитофонный записи рядом с такими магнитами — все равно что наспех протереть доску мокрой губкой: кое-какие следы записи останутся, но толку от них никакого не будет.
Анджело скорее всего этого не обнаружит, пока не доберется домой: магниты выглядели так, словно всю жизнь там были. Ну, а вдруг все же обнаружит?
Я устало ехал в сторону дома. Мне казалось, что я сижу за рулем уже целую вечность. День был ужасно длинный. И странно было думать, что я уехал от Теда Питтса только сегодня утром.
Миля за милей оставались позади. Обе женщины заснули крепким сном. Я подумывал о том, что ждет нас в будущем, но в основном все мои мысли были заняты дорогой и тем, чтобы не уснуть.
Мы остановились в мотеле на окраине Лондона и заснули как убитые.
Звон будильника, который я попросил у портье, вырвал меня из забытья в семь утра, и я, зевая, как большая белая акула, набрал номер, который дал мне инспектор Робсон.
— Джонатан Дерри, — представился я. — Я не слишком рано?
Мне ответил девичий голос, бодрый и неофициальный.
— Нет, не рано, — сказала девушка. — Джон Робсон просил вам передать, что Анджело Гилберт и его двоюродный брат Эдди арестованы.
— Спасибо большое.
— Не за что!
Я повесил трубку, чувствуя, как с души свалился огромный камень, и растолкал Сару, спавшую в соседней кровати.
— Извини, — сказал я, — мне к девяти в школу…
Глава 11
Прошло время, Сара вернулась на работу. Донна на некоторое время застряла у нас, пытаясь привести в порядок свои расстроенные чувства. Сара постепенно перестала быть чересчур заботливой и перешла на нормальные отношения. Когда Донна обнаружила, что над ней больше не трясутся и не утирают ей нос каждую минуту, она надулась и отправилась в Норидж, чтобы продать дом, забрать страховку Питера и убедить своего инспектора, который наблюдал за поведением условно осужденных преступников, начать играть психологическую роль Сары.
Внешне у нас с Сарой все шло по-прежнему: вежливость и корректность, отсутствие эмоционального контакта, ежедневные встречи чужих людей. Она редко смотрела мне в глаза и говорила только тогда, когда это было необходимо. Но постепенно я заметил, что горькая складка у губ, не покидавшая ее лицо до того дня, как мы отправились в Норидж, теперь более или менее разгладилась. Она сделалась как-то мягче, больше похожа на себя прежнюю. Правда, ее отношение ко мне не переменилось, но, по крайней мере, было не так тяжко смотреть на нее.
Сам я переменился очень сильно. Словно выбрался из клетки. Теперь я все делал увереннее и получал от этого куда больше удовлетворения. Я лучше стрелял. Я вкладывал всю душу в преподавание. Даже надоевшая проверка тетрадей и то сделалась не такой скучной. Я чувствовал, что недалек тот день, когда я наконец расправлю крылья и взлечу.
Однажды ночью, когда мы лежали в темноте, завернувшись каждый в свой холодный кокон одиночества, я спросил у Сары:
— Ты не спишь?
— Нет.
— Ты знаешь, что я в конце семестра собираюсь с нашей командой стрелков в Канаду?
— Знаю.
— Я с ними не вернусь.
— Почему?
— Я поеду в Соединенные Штаты. Наверно, до конца школьных каникул.
— Зачем?
— Посмотреть страну. Может быть, мне захочется там поселиться.
Она помолчала. Когда она наконец заговорила, ее слова на первый взгляд не имели никакого отношения к моим планам.
— Ты знаешь, мы с Донной много разговаривали. Она мне все рассказала про тот день, когда украла ребенка.
— В самом деле? — уклончиво отозвался я. — Да. Она говорила, что увидела ребенка, лежащего в коляске, и ей вдруг ужасно захотелось взять его на руки и покачать. Она так и сделала. Она просто взяла его на руки. И когда она прижала его к себе, у нее возникло такое чувство, будто это ее ребенок, он принадлежит ей. И она взяла его в машину — машина была рядом, в нескольких шагах. Она положила ребенка на переднее сиденье, рядом с собой, и уехала. Она не знала, куда едет. Она говорила, это было как во сне: она так давно мечтала о ребенке, и теперь у нее есть ребенок.
Сара остановилась. Мне вспомнились девочки Теда Питтса и то, как он брал на руки свою младшенькую… Я готов был разрыдаться от жалости к Саре, к Донне, ко всем людям, не по своей вине лишенным детей…
— Донна ехала довольно долго, — продолжала Сара. — Она доехала до моря и остановилась. Она взяла ребенка на руки, села на заднее сиденье, и все было прекрасно. Она была совершенно счастлива. И все по-прежнему было как во сне. А потом ребеночек проснулся. — Сара помолчала. — Он, наверно, есть захотел. Его было пора кормить. В общем, он начал кричать и никак не успокаивался. Он орал, орал, орал… Донна говорила, он орал не меньше часа. Она сходила с ума от этого крика. Она попыталась зажать ему рот, но он заорал еще громче. Она пыталась прижать его лицом к своему плечу, чтобы он перестал плакать, но он все равно кричал. А потом она обнаружила, что у него мокрые пеленки и что по его ноге течет что-то коричневое и капает ей на платье…
