Нора Дмитриева - Мой личный врач
– Хочешь, я тебе о себе расскажу?
Я пожала плечами:
– Хорошо, расскажите.
– Так вот, слушай. – Галина приложилась к горлышку, хлебнула, утерла губы полой халата. – К тому времени, когда я еще в начальной школе училась, советская власть приказала долго жить, и в станице у нас бардак был страшный. Совхоз развалили, работы никакой не было, народ жил с огорода, со своей скотины. Кто половчее, тот приворовывал… Батя у меня был шибко идейный и честный, поэтому в новую жизнь вписаться не сумел, а запил и помер. Мать после этого долго в себя прийти не могла, почернела с лица и даже как-то заговариваться стала. Потом ничего, очухалась. Да и куда денешься: хозяйство большое – корова, поросята, гуси, куры. Ну, а от меня-то помощи немного было, не хотела я, как мать, спину гнуть и руки себе портить. Да и мать шибко меня работой не гнобила, мечтала, чтобы у меня была чистая, городская профессия. И вот после восьмого класса поехала я в Ростов к маминой тетке, бабке Пелагее, и поступила в кооперативный техникум учиться на оператора ЭВМ. Бабка Пелагея была мне рада. Она одиноко жила, и ей было скучно. Сын ее, дядя Паша, давно из дома ушел – сначала в Чечне воевал, а потом переехал в Подмосковье, некоторое время помыкался, а потом поступил начальником службы безопасности в большую фирму. Училась я хорошо, участвовала в общественной жизни, завоевала титул королевы красоты нашего техникума, и мою фотографию даже в газете «Вечерний Ростов» напечатали, правда, я там плохо вышла.
И вот в мае, когда я уже заканчивала техникум, к бабке Пелагее приехал погостить дядя Паша. Я его даже не признала, потому что только в детстве видела. И он меня сперва не узнал, а потом, когда бабка сказала ему, что я Ксанина дочка, удивился, что я такой красавицей выросла, посадил в свой шикарный джип и повез к нам в станицу. И стал уговаривать мою маму отпустить меня с ним в Техноград. Рассказал, что он не последний человек в очень большой и серьезной фирме, занимающейся электроникой, и обещал, что устроит меня наилучшим образом по специальности, и получать я буду хорошие деньги и даже смогу кое-что присылать домой. Мама с дядей Пашей с детства дружили, она знала, что он человек надежный, порядочный, и согласилась отпустить меня с ним. Правда, я сперва заартачилась, потому что меня как раз пригласили участвовать в городском конкурсе красоты, но дядя Паша строго сказал, что он знает, чем все эти конкурсантки заканчивают, и лучше работать в серьезной компании среди достойных людей, чем вертеть голой жопой перед пускающими слюни братками.
Когда мы приехали в Техноград, дядя сразу же снял мне однокомнатную квартиру и дал денег на шмотки, чтобы купила приличную одежду для офиса. Я, конечно, была очень довольна. И даже сходила в парикмахерскую, сделала себе модную прическу и маникюр. А потом он привез меня к себе на работу, чтобы представить своему шефу. И там в кабинете за большим столом я увидела пожилого носатого дядьку. Это был Антон Зиновьевич. Он по рекомендации дяди Паши взял меня к себе помощницей секретарши. Та была беременна и собиралась в декрет, а я, значит, должна была ее на время заменить. Я сперва обрадовалась: работа не пыльная, начальник – мужик интеллигентный, рук не распускает, да и жена у него симпатичная. Я ее раз видела, когда она к нему приходила вместе с директором подшефного детского дома. Такая женщина приятная, улыбчивая, совсем не похожа на важную даму. Так я отработала на подхвате пару месяцев, пока его секретарша Людмила не ушла в декрет. У нее, надо сказать, муж был богатым, его фирма в Технограде дома строила. И я удивлялась, почему Людмила дома не сидит. А она смеялась: мне, говорит дома скучно, да и Антон – человек замечательный, вот, говорит, увидишь, он еще на всю страну прогремит… Ну вот, она ушла, а я пересела за ее стол. Месяц отработала, а потом однажды приехал ко мне вечером домой дядя Паша чайку по-родственному попить и начал со мной такой разговор…
Галя судорожно вздохнула, отпила из бутылки виски, вытерла ладонью рот, помолчала. Я ее не торопила, я понимала, что, пережив такой стресс, она была немного не в себе, и ей нужно было высказаться, и я для нее в данный момент являлась чем-то вроде психотерапевта, а полбутылки виски резко сократили социальную пропасть между нами и заставили ее откровенничать. Ну и если уж быть до конца откровенной, то и гены моих прабабок, умевших разговорить кого угодно, тоже сыграли свою роль, потому что мне очень хотелось знать, имела ли Галина какое-то отношение к смерти Марии Эрнестовны.
– Ну так вот. Пел мне дядя о том, какой замечательный человек Антон Зиновьевич, какой он порядочный, какой щедрый. Как заботится о своем персонале. Ну а потом, как бы между прочим, сообщил мне, что есть у нашего хозяина проблемы с личной жизнью, супруга больна по женской части, а он – мужчина здоровый, и, конечно, ему бы хотелось, как всем нормальным мужикам, любви и ласки. Кроме того, он мечтает о сыне-наследнике, а жена родила несколько лет назад дочку и детей больше иметь не может. Ну, я вначале не поняла, куда он клонит, а потом доперла. «Нет, – говорю, – дядя Паша, я его у жены отбивать не буду». А он посмотрел на меня, хохотнул и говорит: «При чем тут отбивать? Он свою жену любит и никогда не бросит. Я о другом: роди ему сына, и всю жизнь как сыр в масле будешь кататься. А мальчонка со временем часть его капитала унаследует. Вот какая у тебя, дурочки, великолепная перспектива! А откажешься, так и останешься на бобах. Потому что, кроме меня, у тебя никакой протекции нет. А красота, она, знаешь ли, со временем увядает».
Я, конечно, заревела, потому что Антон Зиновьевич как мужчина мне совсем не нравился, ну и потом, он такой умный, что мне с ним и разговаривать-то было трудно. Мне, например, больше нравился его шофер Ванечка, красивый, высокий, глаза синие, юморной такой.
Ну, ревела я, ревела, а потом начала думать. И мысли у меня были невеселые. Ведь и то правда, что у меня в Технограде, кроме дяди Паши, ни родных, ни знакомых нет. А в Москве и вообще никого. Красота-то есть, но толку-то что, таких, как я, здесь – тысячи. Ну и потом, нет у меня в характере пробивных качеств. Куда-то пойти, предложить себя – не умею. Один раз поехала на электричке на телевидение в Останкино, прочитала в Интернете, что набирают желающих в школу ведущих, но там нужно было большие деньги платить, да и правильно говорить я тогда еще не умела: вместо «г» у меня все больше «х» получалось… В шоу-бизнес тоже дороги не было – голосом маменька не наградила, а без голоса – деньги нужны и покровители. Вот я и подумала, а почему бы и не согласиться? Антон Зиновьевич человек очень умный и порядочный. Да и потом, свободного времени у него мало, так что докучать сильно не будет. А если возьмет меня под свое покровительство, так, глядишь, и карьеру поможет сделать. Ну и конечно, хотелось и свою квартиру иметь, и машину… Короче, подумала я недельки две и сказала дяде Паше, что согласна.
А тут как раз у Антона Зиновьевича была командировка на Тайвань. Он меня с собой взял. Там в гостиничном номере все и случилось. Удовольствия я никакого не получила, потому что было очень больно. А Антон, когда кровь на простыне увидел, за голову схватился: ты, говорит, почему, дуреха, не сказала, что девственница? А чего говорить-то, я об этом даже близким подругам не говорила – боялась, засмеют. Понимаешь, так получилось, что я с парнями по-настоящему даже не встречалась. Маманя у меня старой закалки, из настоящей казацкой семьи, где было принято простыню после первой брачной ночи во двор всем напоказ выносить, сама девушкой замуж вышла и меня наставляла, чтоб я так же поступила. Я, конечно, по-другому думала, но честно сказать, у нас в станице, где вся молодежь, что поприличнее, в город ушла, не было подходящего парня, с которым бы хотелось любовь закрутить, одни лишь пропойцы да полудурки, а когда в Ростов переехала, бабка Пелагея хуже цербера за мной следила, даже из техникума встречала, боялась, что какие-нибудь абреки, что по городу в навороченных тачках разъезжали, ненароком меня в машину затащат. Так что в девушках я осталась, можно сказать, по обстоятельствам, а не по своему желанию. Ну а дальше все было, как дядя Паша сказал: купил мне Антон Зиновьевич двухкомнатную квартиру, машину, а когда я Алиской забеременела, с работы уволил, но выделил ежемесячное содержание, такое, что мне и на жизнь, и на шмотки, и на СПА-салоны хватало, и еще и оставалось. Беременность я тяжело перенесла, токсикоз страшенный был, но родила легко. То, что дочка получилась, УЗИ показало еще на четвертом месяце, но Антон Зиновьевич вроде не расстроился и даже зарегистрировал Алиску на свою фамилию. Когда я после родов домой вернулась, дядя Паша привел ко мне в дом Зою, сказал, что она будет мне помогать по хозяйству. Жила я сыто, хорошо, ни в чем не нуждалась. Антон Зиновьевич приезжал к нам с Алиской раза два в неделю. А остальное время я была предоставлена самой себе. Книжки я читать не очень-то любила. По театрам ходить не была приучена. Знакомых у меня не было. А в СПА-салоне и в фитнес-центре не будешь же целый день сидеть! Так что было скучновато. По субботам, правда, приезжал дядя Паша, водил нас с Алиской, когда она подросла, в кукольный театр и даже возил в Москву в зоопарк и в дельфинарий. Когда Антон Зиновьевич сам не мог приехать, он иногда присылал Ванечку с конфетами, фруктами, игрушками или какими-то другими подарками. Ване я всегда была рада. С ним можно было и пошутить, и посмеяться. А еще он мне привозил цветы. Я думала, что от Антона Зиновьевича, но потом узнала, что он их мне сам покупал. То, что я Ване нравлюсь, я знала, еще когда в приемной работала. Мне он, честно говоря, тоже нравился. Такой негромкий, уважительный, не нахальный. Но и за себя постоять может. Служил в Чечне десантником в подчинении у дяди Паши. Он его и рекомендовал Антону Зиновьевичу. Ваня мне и по дому помогал, когда что ломалось. Мне с ним хорошо было, я радовалась, когда он приезжал. Так четыре года прошли, жила я не то что весело, но многие мне и тогда завидовали. Антон Зиновьевич мне ни в чем не отказывал: шубы, шмотки дорогие – все у меня было. Мать ко мне пару раз за это время приезжала, вроде бы все ей понравилось, только чувствовала я, что стесняется она моего положения. Дядя Паша ее в этом плане воспитывал, дескать, у мусульман по законам шариата можно иметь четыре жены, так что по их законам получается, что я у Антона Зиновьевича вторая жена. Мать вроде соглашалась, головой кивала, а потом говорила, что нет, мы-то не мусульмане, а у православных это – грех.
