Патриция Вентворт - Мертв или жив
Мэг вытерла руки мятым полотенцем, которое выглядело так, словно висело там уже несколько недель, и подошла к двери, ведущей на черную лестницу. Она не слышала ни звука, но если дверь внизу была закрыта, звяканье фарфора и чайных ложек могло не проникать на лестницу.
Мэг начала спускаться, размышляя, что она скажет, если столкнется с кем-нибудь из Миллеров. Она еще ни разу не видела миссис Миллер, хотя вроде бы слышала ее голос.
Казалось странным, что обладательница этого звонкого голоса и смеха может быть замужем за Миллером.
На сей раз дверь внизу оказалась закрытой. Мэг положила пальцы на ручку и заколебалась. Пожалуй, лучше вернуться, дабы не ставить себя в идиотское положение. Но пальцы ее уже повернули ручку, и дверь приоткрылась на два-три дюйма. Коридор за ней был темным, но на расстоянии двух ярдов из открытой кухонной двери проникал свет.
В этот момент Мэг услышала ворчливый голос Миллера:
— Какой смысл ждать? Раз что-то должно быть сделано, то тянуть совсем ни к чему.
Если Миллер говорил это жене, потому что она запаздывала с чаем, то вроде бы Мэг следовало только радоваться. Но почему-то у нее по спине забегали мурашки, и она вспомнила сцену из «Макбета», где кто-то — кажется, сам Макбет — говорит: «Добро б удар, и делу бы конец, и с плеч долой. Минуты бы не медлил»[6].
В ответ раздался спокойный и властный женский голос, очевидно, принадлежавший миссис Миллер, хотя едва ли подходивший женщине, которая так скверно готовит:
— Кто заправляет этим шоу? Делай то, что тебе велят, а когда я буду готова, то дам тебе знать.
Фарфор звякнул о металл — очевидно, Миллер ставил посуду на поднос. Женщина засмеялась — этот звонкий смех Мэг слышала раньше.
— Фактически я уже готова. Это тебя устраивает?
Возможно, речь шла о чае, которого так ждала Мэг.
Тем не менее она не могла заставить себя сдвинуться с места.
— Как ты собираешься это сделать? — спросил Миллер изменившимся голосом.
— Добавлю вот это в чашку с трещиной, чтобы не перепутать с другими, — равнодушно отозвалась женщина. — Эта штука абсолютно бесцветная.
Мэг слышала, как колотится ее сердце. Что-то бесцветное добавят в чашку с трещиной, чтобы не ошибиться…
«Раз что-то должно быть сделано, то тянуть совсем ни к чему»… Это сказал Миллер. А женщина ответила: «Когда я буду готова, то дам тебе знать… Я уже готова».
Мэг все еще держала дверную ручку, а ее рука тянула дверь к себе, но вес ее собственного прислоненного к двери тела удерживал дверь в прежнем положении. Сквозь двухдюймовую щель Мэг видела свет, проникающий в коридор, и слышала голоса из кухни. Внезапно раздался еще один недовольный женский голос, он с простонародным лондонским акцентом произнес:
— Мне это не по нутру, и я не понимаю, зачем вы ее тут держите.
— Не понимаешь? — В голосе первой женщины слышались презрение и насмешка. — Ты слишком много говоришь, Милли. Шевелись — кажется, чайник закипает.
Сквозь гулкие удары сердца Мэг услышала голос Милли:
— Верно.
— Тогда я ухожу. Отнеси чай, и если она не спустилась, ударь в гонг.
Послышался легкий стук, как будто кто-то спрыгнул с кухонного стола. Мэг представила себе обладательницу властного насмешливого голоса, небрежно сидевшую на краю стола, отдавая распоряжение, а сейчас выходящую в коридор.
Инстинктивно она потянула дверь на себя, и щель исчезла.
По другую сторону панели слышались удаляющиеся шаги.
Мэг отпустила ручку, медленно поднялась по лестнице и направилась по коридору к своей комнате. Только бы не поддаваться панике, иначе она с криком помчится вперед.
Войдя в спальню, Мэг заперла дверь и села на край кровати. Ужас сдавил ей горло. Нужно было как-то с ним справиться, так как страх парализует способность мыслить, а она должна думать — и думать быстро.
Мэг подошла к умывальнику, набрала в раковину ледяную воду и окунула в нее лицо, потом еще и еще. Вытерев лицо полотенцем, она заставила себя подойти к зеркалу, припудрить щеки, подкрасить губы и привести в порядок волосы. Мэг редко пользовалась румянами, так как при благоприятных обстоятельствах у нее был хороший цвет лица, а при неблагоприятных румяна только ухудшали ее вид, но сейчас она их не пожалела, чтобы скрыть бледность.
Когда с макияжем было покончено, она почувствовала большую уверенность в себе. Этот грим на лице действительно успокаивал, ей казалось, что она на сцене. Но в какой жуткой пьесе ей предстоит играть!
Но что, в сущности, ее так напугало? В конце концов, что именно она слышала? Мэг попыталась вспомнить, но обнаружила, что думает больше о голосах, чем о словах. В кухне находились две женщины и мужчина. Мужчиной был Миллер, но которая из женщин была его женой? Она не могла поверить, что ею была обладательница властного и насмешливого голоса. Этот голос и смех были из другого мира, не из того, в котором вращались Миллеры. В этих интонациях чувствовалась уверенность в себе, привычка командовать. Должно быть, это Милли готовила пережаренный рисовый пудинг и маленькие жесткие котлеты. Если бы это делала та, другая женщина, то и результат был бы более удачный. Все, что бы она ни делала, было бы на высшем уровне — это было ясно по ее голосу. Но кто она такая?
Ответ пришел с ужасающей ясностью. Это была женщина, которая отдавала распоряжения Миллерам в доме дяди Генри и за его спиной.
Нет, не может быть. У нее просто расшатались нервы, и она ведет себя как последняя дура. Что такого страшного было сказано? Какие распоряжения были отданы? Нужно думать о словах, а не о голосах. Вспомнить их одно за другим…
Мэг стиснула голову ладонями и закрыла глаза. Что она услышала прежде всего? «Кто заправляет этим шоу? Делай то, что тебе велят, а когда я буду готова, то дам тебе знать»…
Женщина отдавала приказы, но кто она такая, чтобы приказывать Миллеру? А потом? «Фактически я уже готова»…
«Как ты собираешься это сделать?» — спросил Миллер. Сделать что? Это нужно выяснить в первую очередь… «Добавлю вот это в чашку с трещиной»… Что именно?.. Мэг представила себе руку, соответствующую голосу — холеную, с тонкими пальцами, на ладони которой лежит то, что хотят добавить в чашку. Миллер видел это, но Мэг — нет. Что-то бесцветное добавят в чашку с трещиной, а потом оно будет скрыто чаем с молоком…
Из холла внизу донесся гулкий звук гонга. Это был тот самый гонг, который созывал их к столу в Уэйз-Энде.
К чему он зовет сейчас? Мэг этого не знала, но чувствовала, что должна, узнать. Конечно, можно сослаться на головную боль или на другое недомогание и остаться здесь, за запертой дверью…
Нет, она не сможет оставаться здесь и не знать, в какой момент в коридоре или на лестнице послышатся легкие шаги, которые доносились из кухни. Чьи это были шаги — Миллера, его жены? Мэг и представить себе не могла, что ей захочется быть рядом с мисс Кэннок, но сейчас это время настало. Ей незачем пить из чашки с трещиной. Не станет же Миллер смотреть, как она пьет чай, — он удалится прочь.
А потом нужно будет убедить мисс Кэннок, что ей необходимо повидать дядю Генри — не завтра, послезавтра или в неопределенном будущем, а теперь, в течение следующего получаса. Если она сможет проникнуть к дяде Генри, то будет в безопасности…
Глава 23
Голубая комната выглядела уютной с задернутыми портьерами и чайным столиком перед камином, в котором потрескивал огонь. Когда Мэг вошла, мисс Кэннок разливала чай. Оладьи лежали на блюде, а булочки с черной смородиной — на тарелке из лучшего чайного сервиза матери дяди Генри. Интересно, как эта леди прореагировала бы на то, что тарелку используют каждый день, да еще для скверных, жестких, как камень, булочек миссис Миллер.
Мисс Кэннок улыбнулась так, что стали видны десны.
— Вот и вы! Я налила вам чай, так как слышала, как вы спускаетесь. Ведь чай должен немного остыть, верно? Кажется, вы не кладете сахар? Я вечно забываю такие вещи, но думаю, лучше спросить, а то, когда положишь сахар в чашку, его оттуда уже не вытащить, верно?
Мэг согласилась. Она села на маленький стул с круглым сиденьем, который всегда любила, и подняла свою чашку с блюдца. Этот сервиз — маленькие букетики цветов на белом фарфоре — Мэг выбирала сама. Она увидела щербинку на золотом ободке, откуда длинная трещина тянулась к основанию ручки.
— Красивый фарфор, — заметила Мэг. — Жаль, что чашка треснула.
— Слуги так неосторожны, — отозвалась мисс Кэннок, отпивая глоток. — Я не имею в виду Миллеров — они очень аккуратны, — но еще до их прихода фарфор мистера Постлетуэйта был в ужасном состоянии. Конечно, трудно ожидать, что человек с таким блистательным умом будет наблюдать за прислугой, а без этого… Но что же вы не пьете, миссис О'Хара?
— Слишком горячий, — сказала Мэг. Она поставила чашку на стол и встала. — Мисс Кэннок, мне необходимо повидать дядю Генри. Я должна обсудить с ним одно дело.
