Анна и Сергей Литвиновы - Ревность волхвов

Бритоголовые завернули за угол бара. Вокруг сновали люди: докатывались с горы на лыжах и на досках, шествовали к подъемнику с лыжами и досками на плечах. Прожекторы, освещающие склон, превращали полярную ночь в электрический день. Однако стоянка автомашин располагалась в длинной тени, отбрасываемой «летающей тарелкой». Гоблины исчезли в сумраке.

Я последовал за ними. Кстати, стоит задуматься и над другим фактом, довольно любопытным: а почему братаны решили обо всем рассказать?

Ответ пришел мне в голову сразу. Гоблины запросто могли подумать: а вдруг мы, и покойный Вадим в том числе, – серьезные люди? Правда, если судить по понтам и по одежке, мы вроде на авторитетов не тянем, но кто знает, сейчас в столицах вроде деловые и одеваются, и ведут себя беспонтово: мода, типа, такая. Или (подумали мордовороты) вдруг за нами какие-то большие люди стоят? И вот случилось убийство. Что произойдет дальше (в представлении мурманских, петрозаводских – или какие они там – братков)? Большие люди (якобы стоящие за нами) или наши друганы начнут разбираться. И вдруг выяснят, что они, мои собеседники, причастны к убийству! Им Вадима заказывали! А ведь следствие будет вести не прокуратура. Долгих разговоров не будет – завалят прямо здесь и в снег закопают… Поэтому братаны решили подстраховаться. Поспешили донести до нас, что они не при делах, и перевести стрелки на мифическую Свету.

А почему они, из всей нашей компании, решили слить информацию именно мне – тоже понятно. По всем внешним приметам, за главного у нас теперь серьезный человек Родион. Но прежде, чем беспокоить пахана, надо сперва, по понятиям, кинуть маляву через – ну, шестерку не шестерку, но через молодого. А ведь я в нашей компании и по виду, и по возрасту, увы, самый молодой. Потому они на меня и вышли.

Однако самый главный вопрос: что за Света, которая столь глупо и бездарно заказывала Вадима? Впрочем – почему глупо и бездарно? Заказ-то тем не менее выполнен. Даже, так сказать, перевыполнен. Не телесными повреждениями средней тяжести отделался Сухаров, а погиб.

Итак, допустим, мои собеседники не врут. А иначе зачем было все рассказывать мне? Следовательно, они ни при чем. Значит, при чем – другие…

Об этом я думал, следуя за гоблинами к стоянке. Они, слава богу, не оглядывались. Наблюдая за братками, я, пригнувшись, перебегал от машины к машине. Вскоре бритоголовые оказались довольно далеко от меня. И тут как раз начали грузиться в авто. С того расстояния, на котором я оказался, я даже марки рассмотреть не мог. Однако потом они включили фары, вырулили на дорожку меж машин, и я увидел тот самый джип, что сегодня проезжал по дорожке мимо нашего коттеджа. Стало ясно, кому он принадлежал и зачем они нас сегодня днем рассматривали.

Одной загадкой стало меньше.

…Но когда я возвращался домой, то, словно по закону сохранения таинственности, еще одна загадка прибавилась. Я, с бордом на плече, шагал по снежной аллее и издалека увидел, что рядом с крыльцом нашего коттеджа маячат два силуэта. Двое мужчин беседовали – причем даже издалека, не слыша слов, по одному только положению тел и по жестикуляции я совершенно точно понял, что разговор носит драматический характер. Еще через пару шагов я опознал спорящих. Одним из них оказался мой дружбан Сашка, вторым – Петр Горелов. Саня в чем-то убеждал Петю. Тот явно не соглашался, делал категорические протестующие жесты. И чем сильнее наседал мой приятель, тем решительнее отказывался Горелов. Подобный диалог был странен сам по себе: ведь Петя, как ни крути, начальник Сани. Он – творческий директор, Сашка – зам главного финансиста. А тут мой румяный друг, напротив, наседает на руководителя. И тот, похоже, оправдывается. Жаль, слов я не разбирал, и – Леська, что ли, заразила меня сыщицким азартом? – решил незаметно подобраться поближе. Я стал держаться края дороги, куда падало меньше света. Но проклятый снег! Да и я оказался совсем не следопытом – кожаным чулком. Наст предательски скрипнул, спорящие одновременно повернули головы, увидели меня – и тут же Петр нахмурился, опустил голову и как-то быстро, бочком-бочком ретировался по дороге в сторону своего домика. Мне удалось услышать лишь одну его реплику: «Чушь это собачая, и не было этого никогда!..» И ответ Сани, довольно угрожающий: «До завтра тебе время подумать!..»

Я подошел к Саньке. Тот широко раскрыл руки мне навстречу:

– О, кого мы видим!

По его смущенному лицу я понял, что их разговор с Петром совершенно не предназначался для чужих глаз и ушей. Я не сомневался, что мой друг уйдет от ответа, однако спросил – хотя бы для того, чтобы отследить его реакцию:

– О чем вы тут с Петькой перетирали?

– А, рабочие моменты!.. – отмахнулся Саня.

– Какие рабочие моменты на каникулах? – не отставал я. – Да еще назавтра после убийства?

– Тебя что, Леська опером назначила? – окрысился мой приятель.

– Ага, наша служба и опасна, и трудна, – усмехнулся я.

– Я и гляжу: вынюхиваешь тут… Забесплатно? Или она гонораром обещала поделиться?

Я был злой, потому что неевший, да и беседа с гоблинами заставила понервничать, поэтому у меня появилось огромное желание в ответ на Санькину провокацию засветить ему плюху. Однако я сдержался. Нам еще жить в одной комнате, к тому же лихая рубка на встречных курсах вряд ли поможет мне выведать, о чем шла речь у моего другана с Гореловым. И я свернул тему и довольно миролюбиво поинтересовался:

– А где весь народ?

– Иннокентия твоя подруга допрашивает, – хмыкнул мой сосед. – Между прочим, уселись они в Петькином «Лендровере», чтоб никто ничего не слышал. Меня пока от допросов бог миловал. А Светка со Стелкой в магазин поехали… Что, пойдешь к Лесе? Стенографировать допрос? – не без ехидства поинтересовался он.

– А что? Тебе интересно, что ей Кен расскажет? – ответил я вопросом на вопрос.

Глаза у Сани дернулись, и я понял, что у него что-то нечисто и с Петром, и с Иннокентием. Таинственным человеком оказался мой Саша.

Чувствуя, что в нашей пикировке я одержал моральную победу, я обошел его, положил доску в сарай и отправился в дом раздеваться и снимать ботинки.

Идти снова записывать Лесины допросы я никакого желания, признаться, не испытывал. Во-первых, есть хотелось смертельно. А во-вторых, если разобраться, с какой стати я ей должен помогать? Чувства мои она решительно отвергает; деньгами, что ей посулили Настя с Женей за расследование, поделиться со мной не предложила, а бесплатно, как говаривал Шаляпин, только птички чирикают. Даже жгучий интерес – кто же убил беднягу Сухарова? – во мне как-то угас. Какое мне дело, спрашивается, до Вадима?!

Я заглянул в холодильник. Честно говоря, я даже не задавался вопросом, откуда в нем появляется пища. Наверное, кто-то из женщин стряпает – например, Валентина, или Светка, или кулинарка Стелла. Но безымянному поварскому искусству я отдал должное: и рыбная солянка, и спагетти болоньезе оказались выше всяческих похвал.

Когда я, отдуваясь, выполз из-за стола, настроение мое кардинально переменилось. Я, кстати, не раз и не два замечал, что строгие решения, принятые мною до еды, как-то сами собой отмирают после. А тут еще открылась входная дверь, и вошла Леся. Я ждал ее хмурого взгляда – за то, что послал ее с лыжной прогулкой, а потом проманкировал опросами свидетелей, однако она, напротив, лучилась добротой.

– Ва-анечка, – пропела она, – как ты покатался?

Я подумал, что девушка потихоньку учится, как надо вести себя с мужчинами.

– Прекрасно, – заметил я, – на горке познакомился кое с кем.

Я, разумеется, не собирался сразу вываливать ей (да еще в присутствии Сашки) о своем разговоре с гоблинами, но и скрывать его не планировал.

– С кем же ты познакомился? – игриво поинтересовалась Леся. – С белокурой финкой? Мощной хохлушкой? Чопорной англичанкой?

Я чуть ли не первый раз видел, что она кокетничает, и игру с удовольствием поддержал:

– С тремя одновременно. Хочешь, расскажу в подробностях?

Кажется, девушка догадалась – уж не знаю как, – что я собираюсь поведать ей нечто, имеющее отношение к расследованию, и предложила:

– А пойдем курнем? Что-то я тут втягиваться в курение начинаю.

– Это оттого, – улыбнулся я, – что здесь воздух слишком чистый. У организма ломка началась, когда ты его лишила привычного в Москве углекислого газа.

Я набросил пуховик, и мы вышли на крыльцо. Я готов был поклясться, что Санька хотел послушать наш разговор. Но он уже отправился в спальню и завалился на кровать с автомобильным журналом. Мы его с собой не позвали, и он не стал набиваться. Однако когда мы с Лесей прикурили – она уже не удовольствовалась парой затяжек и вытребовала у меня целую сигарету, – я услышал из-за угла легкий скрип. Похоже, в нашей спальне кто-то растворил окно. Я прижал палец к губам и увлек свою конфидентку метров на пятьдесят в сторону.