Ноэль Калеф - Лифт на эшафот

Его приводят опять, и на этот раз он встречается с Альбером.

— Альбер Ширье, вы видели, как в субботу, в половине седьмого вечера, Куртуа вышел из здания. Во что он был одет: пальто или плащ?

Привратник подпирает подбородок рукой, прикрывает глаза и выпячивает губы.

— Скажу вам прямо, господин следователь, я не знаю!

— Постарайтесь…

— Я стараюсь, только вот месье Куртуа всегда носит серое, поэтому трудно заметить… И в это время было темно…

— Ночью все кошки серы! — шутит адвокат.

Жюльен благодарит его взглядом. Но следователь недоволен.

— Подумайте как следует, Ширье…

— Знаете, господин следователь, у меня такое впечатление, что он был в плаще!

Следователь хлопает ладонью по столу. Жюльен подскакивает.

— Всего лишь впечатление свидетеля, начитавшегося газет! — оживляется адвокат. — Обвинение должно основываться на точных фактах!

— На точных фактах? — сердится следователь. — Может быть, их недостаточно? А оружие, которым было совершено убийство? А машина? А пуговица от плаща?

Адвокат хочет что-то сказать, но следователь останавливает его жестом, и адвоката это, кажется, устраивает.

— Почему Куртуа сразу не сказал, что был в пальто? Только когда его опознали в плаще, когда этот плащ стал тем самым фактом, которые вы требуете, он вспомнил, что надел пальто.

Внезапно он успокаивается и наносит последний удар:

— Хорошо, мэтр. Он вышел в пальто, согласен. А потом? По его собственным словам, плащ был в машине. Значит, в любом случае он мог его надеть…

Это действительно серьезный довод. Следователь старается скрыть свое торжество, но все больше выпячивает грудь, в то время как плечи адвоката опускаются.

— Впрочем, сейчас мы покончим с этим вопросом. Ширье, находился ли Куртуа в здании в понедельник утром?

— Как я вам говорил, господин следователь, мне действительно показалось…

Такое начало обнадеживает одну сторону и разочаровывает другую.

— Но я убедился, что ошибся, — продолжает привратник, и в настроении присутствующих тут же происходит перемена. — Со мной еще была мадам Бернар.

— В самом деле, у нас есть ее показания. Спасибо. Ну, Куртуа, что вы теперь скажете?

— Он не ошибался, — говорит Жюльен твердо. — Я был у себя в кабинете. Он пытался открыть дверь, но я до этого запер ее.

— Почему?

— Почему? Да потому, что я…

Он умолкает. Ловушка! Адская ловушка, в которую он рискует угодить. Он по-прежнему надеется, что эта невероятная история с Марли разъяснится сама собой, что не надо говорить о Боргри. Но Марли — это тоже западня, подстерегающая его на каждом шагу. Он мечется, ищет выход. Всюду за ним захлопываются двери. Как только приоткрывается какая-нибудь из них, кто-то или что-то захлопывает ее перед его носом.

Они хлопают все громче и громче. Этот звук проникает до самого мозга. Но Жюльен держится. Нервы сдают. Он похудел, осунулся. Он постарел. Его желудок отказывается принимать пищу. Два раза он лишился чувств в кабинете следователя. Его обвиняют в симуляции. Его адвокат даже не протестует.

Его уводят, его приводят. У него теперь жалкий вид. Но он держится. Пусть в одиночестве. Ведь он остался в одиночестве. Женевьева отворачивается от него. Жорж изображает безразличие. Адвокат в отчаянии.

Он в одиночестве спорит теперь лишь с самим собой. Спорит с судьбой, которую хотел обмануть. Вся его жизнь теперь — это игральные кости, которые трясут перед его носом с грохотом захлопывающихся дверей.

Ему показывают фотографии. Мужчина и женщина.

— Вы узнаёте их?

Он рыдает.

— Нет! Нет! Нет!

Его уводят. Его приводят.

Адвокат требует, чтобы устроили психиатрическую экспертизу. Обессиленный, он послушно подвергается осмотру. Его признают вменяемым.

Адский коридор с бесчисленными дверями все сужается вокруг него. Он подобен мухе, тонущей в стакане молока. Мухе, попавшей в паутину Правосудия.

Но он держится.

Десять дней. 8 мая двери больше не хлопают.

То ли весна победила ветер и сквозняки, то ли его невиновность одержала победу. Ничего определенного нет. Но следователь выглядит менее уверенным в своей правоте, а адвокат сияет. С ним очень вежливы. Ему даже пододвигают стул. Жюльен смертельно устал, но счастлив.

— Месье Куртуа… — Он сказал «месье»! Это хороший знак! — Месье Куртуа, обнаружились новые факты и…

Следователь смущен. Адвокат приходит ему на помощь:

— Вас собираются освободить под залог…

Он закрывает глаза, чтобы никто не видел, что выражает его взгляд.

— Очевидно, что новые факты потребуют дополнительного расследования, и нам, разумеется, придется задержать вас еще на несколько дней…

Следователь покашливает. Жюльен больше не слушает. Какая ему разница, что они там обнаружили, лишь бы его отпустили.

— …Я просто попрошу вас подвергнуться сегодня очной ставке, а потом дам вам отдохнуть.

Входит Жорж. У него опухшие глаза, как будто он проплакал всю ночь. Жюльен встает, идет ему навстречу, протянув руки. Тогда Жорж приходит в ярость, чуть не набрасывается на своего зятя, но, с трудом совладав с собой, отворачивается, бросив: «Негодяй!»

Жюльен кусает губы, потом улыбается:

— Верну я тебе твои деньги. Пусть только меня выпустят отсюда, я буду работать, чтоб вернуть тебе все…

Следователь и адвокат переглядываются. Когда Жюльена уводят, он слышит, как адвокат восклицает:

— Я же вам говорил, господин следователь. Видите ли, одна вещь меня очень смущала: свитер! С другой стороны, мой клиент морфологически не тот человек, который…

— Разумеется, разумеется… — задумчиво отвечает следователь.

В этот день у Жюльена прекрасный аппетит. Силы восстанавливаются. Когда к нему заходит побеседовать адвокат, он в прекрасном настроении.

— Ну что, наконец, вы поняли, что это не я? Но кто же в конечном счете?

— Ищут… Пока неизвестно…

Жюльен удивлен, но хотел бы это скрыть. Он еще остерегается. Ничто не подтверждает, что адвокат — его истинный друг.

— Знаете, мэтр… Я хотел бы попросить вас устроить мне свидание с женой.

Адвокат хмурится:

— Теперь?

— А почему бы и нет?

— Господи… Но это же вопрос такта.

— Такта!

Откуда это у них? Но он не настаивает.

— Понимаете, — продолжает адвокат, — это деликатный вопрос…

Да… Жюльен кивает. Должно быть, это очень деликатный вопрос. Только, в сущности, ему наплевать. Он думает лишь о завтрашнем или послезавтрашнем дне, когда выйдет отсюда… когда вздохнет…

— Вам придется рассказать мне о вашей ссоре с шурином, — говорит адвокат, радуясь возможности оставить скользкую тему, и тут же замечает, что попал из огня в полымя. — То есть позднее… когда вы почувствуете себя лучше.

— Ох! Жоржу я все верну. Выплачу до последнего сантима.

— Боюсь, что обещания его не устроят.

— Женевьева его обведет вокруг пальца.

— Но, Куртуа, вы, кажется, забываете, ведь она заговорила, — недоумевает адвокат. — Она приходила к следователю.

— Ах да!.. — осторожно произносит Жюльен.

К счастью, адвокат не настаивает. Он с облегчением прощается.

— Мы еще поговорим об этом. Оставляю вас наедине с приятной новостью.

— Спасибо…

Растянувшись на койке, он пытается разобраться. «Она» заговорила. Кто? Женевьева? Дениза? А может, эта матрона из гостиницы изменила свои показания?

— Ах! Полно! Какая разница, лишь бы выйти отсюда.

Он отлично проводит ночь.

Его снова приводят к следователю, и он видит Жоржа и Жанну. Смотри-ка! Она тоже пришла. Держится чуть напряженно, но спокойно. Жорж выглядит подавленным.

— Жюльен! — торопливо кричит Жанна. — Я все рассказала. Я призналась, что в ту ночь мы были вместе!

Он падает на стул, перед глазами у него туман. Жанна? Она сошла с ума. Все чувствуют себя неловко, кроме Жанны. Жорж глухо произносит:

— У меня был дом, Жюльен. Ты посягнул на него. Ты его разрушил. Этого я тебе никогда не прощу.

— Правосудия эти детали не касаются. Извините, месье Журлье. Куртуа, мадам Журлье добровольно рассказала то, о чем вы отказывались говорить. Это было благородно, согласен. Признаётесь вы, что субботнюю и воскресную ночь провели с мадам Журлье, вашей любовницей?

Слова теряют свой смысл, как только доходят до рассудка Жюльена. Ему, как утопающему, вдруг протягивают спасительную соломинку. Он глубоко вздыхает. Он смутно понимает, что ответ «да» может его спасти, и произносит:

— Да.

Жорж плачет, закрыв лицо руками. Жанна переводит дух.

Зачем она делает это?

Зачем он разрушает жалкое счастье Жоржа? «Я подлец, — думает он, — но живой!»

— Куртуа, — раздается голос следователя, — расскажите, пожалуйста, где вы с вашей любовницей провели эти две ночи?