Данилова Анна - Тайная любовь Копперфильда
— Спасибо тебе, — прошептала Лара, не поворачивая головы. — Я сразу и не сообразила… Ты представляешь, моего мастера, Сашу, убили!
Снова раздался звонок в дверь.
— Лена, я уже боюсь открывать… Может, следователь вернулся?
— Может, — вздохнула Лена и сама, явно волнуясь, подошла к двери. — Нет, это какой-то мужчина… Кто там?
— Вам пакет, — ответил незнакомец за дверью.
Лариса с Еленой переглянулись.
— Я боюсь… — прошептала Лара, обращаясь к Лене. — Какой еще пакет, не понимаю.
— Что в пакете? — строгим голосом спросила Елена, прилипнув глазом к глазку и наблюдая за незнакомцем.
Мужчина ничего не сказал, на несколько мгновения исчез из поля зрения, затем возникла его удаляющаяся спина. Подъехал лифт, дверцы его закрылись, раздался моторный гул, шум, который потом стих.
— Он уехал на лифте, — тихо произнесла Лена, открывая дверь.
— Зачем открываешь? Вдруг там — бомба!
— Боже, какая еще бомба! Да это наверняка послание от этой дуры… Вот тоже, никак не может успокоиться…
— Лена, остановись…
И Лариса, зажав ладонями уши, бросилась вон от двери, в глубину квартиры и спряталась в дальней спальне, забившись в угол. Она ждала взрыва. Вся трагедия, происшедшая с ее отцом, вдруг сосредоточилась в этом страшном ожидании взрыва — это люди Головина пришли убить ее, чтобы еще больше напугать и без того сломленного отца! А Лена… Считает себя умной, а сама открыла дверь, да, она точно ее открыла, Лара слышала эти характерные звуки.
Она зажмурилась.
Но взрыва не последовало. Она затаив дыхание прислушивалась к малейшим колебаниям воздуха. Сейчас как рванет!!!
Тихие шаги, дверь в спальню открылась, и она увидела стоящую на пороге Елену.
— Лар, ты чего? Господи, да ты совсем собой не владеешь! Успокойся. Здесь нет никакой бомбы. Вот, я только что открыла этот пакет…
— И что там? — Лара покосилась на небольшой, но плотный, толстенький пакет из коричневой бумаги.
— Смотри сама. — И Елена достала оттуда сложенные аккуратно и затянутые в тонкую прозрачную пленку пачки денег.
17
— Господи, как же ты меня напугала! — Денис до сих пор не мог прийти в себя после всего, что произошло. — Я же думал, что ты — мертвая! Почему, почему ты не позволила вызвать «Скорую помощь»? Ты хотя бы можешь вспомнить, кто это был?
Все происходило в комнате, где жила Надя. Сейчас она лежала на диване, положив свою забинтованную голову ему на колени, и тихонько всхлипывала. Насколько Денис понял, незадолго до его прихода в дверь постучали, она сказала «Войдите!», после чего кто-то вошел, набросился на нее, ударил по голове чем-то тяжелым и исчез.
— Ты хотя бы можешь вспомнить, кто это был: мужчина или женщина?
— Не знаю… Кажется, пахло духами… Я всегда реагирую на запахи…
— Но как же так?! Ты открыла дверь, этот человек стоял напротив тебя! — не унимался Денис. Он был одновременно несчастен от того, что Надю ударили и разбили ей голову, и счастлив от того, что она жива. Она жива, и теперь, когда он сам лично убедился в том, что девушка, которую он уже любил всем сердцем и неосознанно телом, сама стала жертвой каких-то чудовищных и опасных обстоятельств, он знал, что сделает все возможное, чтобы только помочь ей, чтобы освободить от всяких подозрений. Кто-то, какое-то чудовище, нелюдь, затеял непонятную пока еще криминальную игру, использовав запоминающуюся внешность Нади, ее красоту, а заодно — и ее документы, знакомства… Возможно, Левин и поможет ему распутать этот клубок непонятностей, чтобы Надю оставили уже в покое. Да и вообще, если бы не смерть Сырова и Тришкина, он давно бы уже забыл о своей встрече с двойником Нади в Ницце. И черт его дернул обратить внимание на эту раскрашенную и увешанную золотыми побрякушками девицу! И вот ведь как размечтался о ней и напредставлял себе бог знает что! Украсил романтическим флером самую обыкновенную девицу! И Габриэль она, и Пилар, и Филомена, и Консепсьон! А девица — всего лишь авантюристка и, возможно, убийца, преступница с красивыми глазами и безупречным телом… И, скорее всего, сестра-близнец Нади.
Дьявол с ней, с этой псевдоиспанкой! Главной женщиной сейчас для него являлась Надя Трепова, живая, реальная девушка, художница, бедная и гордая. А еще нежная, трогательная, милая, хрупкая, соблазнительная, полная нерастраченной любви, та, что доверчиво положила ему голову на колени и позволяла себя гладить. Он испытывал к ней невероятную нежность, и ему хотелось, чтобы она всегда была рядом с ним и чтобы он мог вот так всегда обнять ее, приласкать. Никогда прежде он не испытывал ничего подобного.
— Да, я открыла дверь и, конечно же, увидела эту женщину…
— Так это все-таки была женщина?
— Я сказала «женщина»? Надо же, как играет подсознание! Возможно, это была женщина. Но, может, это просто трюки подсознания, это оно предлагает варианты видений, картинок из памяти? Не знаю, я ничего не знаю…
— Вот бы узнать, зачем она приходила? Чтобы что-то взять или напугать тебя?
— Вероятно. Потому что если бы она хотела меня убить, то не стала бы действовать таким вот странным образом.
— У тебя ничего не пропало?
— Пока не знаю… Кисть одна пропала, но это раньше… Обыскалась…
— А соседи? Твои соседи могли ее видеть?
— Я не знаю, Денис.
Она так нежно произнесла его имя, что он весь покрылся гусиной кожей. Даже волосы на голове пришли в движение. Он буквально ловил каждое ее слово, впитывал в себя интонации, чтобы во всем этом многообразии жестов, нюансов и оттенков настроения, взглядах найти крупицу любви к нему. Да, ему очень хотелось, чтобы его полюбили и чтобы это чувство испытала к нему именно Надя.
— Так надо их расспросить!
— Хорошо, как скажешь.
И эту фразу она произнесла как-то особенно мило, трогательно. Как же он любил ее в эту минуту!
— Послушай, мне надо тебе что-то сказать, — сказал он, бережно поглаживая ее голову и то и дело склоняясь, чтобы поцеловать в лоб, щеки. — Я обещаю тебе, что сделаю все возможное, чтобы Левин и ему подобные оставили тебя в покое. А чтобы они тебя не нашли, предлагаю переехать ко мне домой. Заберем все твои краски, холсты и все, что тебе нужно для работы, и, если пожелаешь, будешь работать в свое удовольствие. Но лучше было бы, если бы ты отдохнула, пришла в себя. Не заморачивайся насчет ремонта своей мастерской, и этот вопрос я обещаю решить. Пожалуйста, не прекословь мне. Я влюблен, я люблю тебя… — произнес он, чувствуя, как щеки его покалывает от прилившей крови, а губы так и вовсе горят. — Позволь мне сделать что-то для тебя, доказать тебе свои чувства. Я очень хочу, чтобы ты поскорее рассчиталась со своими заказами, поручениями, контрактами, не знаю, как у вас это называется… Чтобы ты закончила рисовать иллюстрации и какие-то там рекламные рисунки и успокоилась наконец. Чтобы могла вздохнуть свободно, отдохнуть. А потом мы поедем с тобой куда-нибудь, на острова… Если хочешь, на Ибицу…
Она подняла голову и внимательно взглянула ему в глаза, потом потерлась щекой о его ладонь, прикрыла глаза, и он вдруг почувствовал, как из-под ресниц выкатилась слеза, скатилась по щеке, затем еще одна.
— Так ты согласна? Согласна, чтобы я увез тебя к себе?
Надя выпрямилась, улеглась на спину, он бережно помог ей уложить голову на свои колени, расправив длинные тяжелые пряди волос, половину которых скрывала бинтовая повязка.
— Хорошо, поедем, — согласилась она. — Что-то мне и самой уже становится страшновато от этой истории…
— Вот именно, — обрадовался он. — И дело-то, как уже стало ясно, не в тебе, а во мне! Это за мной следили в Ницце, и все эти смерти — твоего друга Сырова и этого артиста, Тришкина, — тоже, вероятно, связаны каким-то образом со мной. И мне очень жаль, что твоя сестра, или кем там она тебе приходится, твой двойник, одним словом, что она приняла во всем этом непосредственное участие и, что самое неприятное, втянула в эти преступления тебя, подставила!
— Но у меня нет сестры, — попробовала было отрицать Надя. — Во всяком случае, я до сих пор ни о какой сестре ничего не слышала.
— А мы все выясним! — с жаром воскликнул Денис. — Поедем туда, откуда ты родом. Вот где ты родилась, знаешь?
— Знаю, конечно. Здесь, в Москве.
— Хорошо, значит, в Москве существует роддом, в котором ты родилась. Ты не знаешь случайно, что это за роддом, где он находится?
— Знаю.
— Если хочешь, я позвоню Левину, и он выяснит, сохранились ли архивные записи, свидетельствующие о твоем рождении.
— Наверняка существуют.
— А твоя мама? С ней все в порядке?
— Ты хочешь спросить, жива ли она? Да, она жива. У нее вообще все хорошо. Она живет рядом с метро «Аэропорт», в свое время вышла замуж за одного молодого артиста… Так случилось, что мы уже много лет не общаемся, но я через общих знакомых знаю, что у нее все нормально, что она счастлива… Но звонить ей и спрашивать, есть ли у меня сестра-близнец, извини, Денис, я не стану. Просто не могу. Во-первых, интуиция мне подсказывает, что никакой сестры у меня нет, а если есть, то моя мама об этом ничего не знает, знаешь, и такое тоже бывает… Во-вторых, я поклялась вычеркнуть ее из своей жизни… Если ты думаешь, что тому виной поведение ее молодого мужа, то нет, дело не в этом… Он как раз нормальный человек, порядочный и никогда ко мне не приставал, и ничего такого… Просто моя мать страшная эгоистка, она всегда считала меня своей собственностью и решала все за меня. Хотела сделать из меня зубного техника… Она отказала мне в помощи, когда я приняла решение поступать в Суриковку…
