Наталья Корнилова - Пантера: время делать ставки

Я перевела взгляд на то, что оказалось у меня на коленях. И невольно вздрогнула. Это была распечатка фирмы «Фаворит», но совершенно другая, нежели все ординарные ее копии, которые раздаются во всех пунктах приема ставок. Это была превосходная бумага, типографская печать, водяные знаки. Словом, в точности такое же качество, как у той, роковой, бумаги с записью Инны Малич: «Катя, Марина, Петька, следующая буду я, а потом Амалия».

Я развернула бумагу и увидела… нет, не перечень спортивных матчей, на которые принимаются ставки. Тут были одни фамилии и непонятные названия. К примеру, «РЕТИАРИИ — МИРМИЛЛОНЫ. Группен-шоу». РЕТИАРИИ: Вострикова, Минько, Калинная. МИРМИЛЛОНЫ: Аннина, Глебова, Хторашвили.

Я перевела взгляд, и в пункте пятом натолкнулась на свою фамилию. Точнее, не на свою, а на… на ту, под которой я устроилась в структуру Ованесяна — Храмова. Кривошлык. И — цифры, цифры…

«Е. Кривошлык — О. Кротова» — 2,26 (8,55): 3,02 (10,0).

— Что за черт? — пробормотала я. — Что это все значит?..

Я вскочила и направилась в комнату Ольги. Она уже укладывалась спать. Я молча встала у дверей.

— Ну? — хмуро спросила она.

— Я хотела спросить, что все это значит.

— А, ты о бумажке? Так это для ставок. Тебе что, не объяснили?

В ее голосе звучала ядовитая издевка. Я подскочила к ее кровати и, схватив ее за плечо, воскликнула:

— Ты по-человечески можешь ответить? Что тут делает фамилия Кривошлык… моя фамилия? И какие-то цифры?

— А это все очень просто, — сказала она, потягиваясь всем телом, — мне вот, например, уже растолковали. А ты, наверное, очень тупая, раз тебя еще не обтесали.

— Полегче!!

— Да пошла ты… 2,26 напротив твоей фамилии означает, что на каждые сто рублей, поставленные на тебя, получится двести двадцать шесть, если ты выигрываешь. В твою соперницу верят меньше. Поэтому коэффициент больше.

— А цифры в скобочках? Вот эти — 8,55?

— О, это особый случай! — отозвалась она. — В скобочках проставлен коэффициент на тот случай, если ты убьешь свою соперницу.

— Убью?.. — пробормотала я.

— Вот именно. Допустим, у тебя есть тысяча долларов. Ты ставишь ее на себя саму, убиваешь свою соперницу и получаешь восемь тысяч пятьсот пятьдесят баксов. Видишь, как круто.

— Ты что, издеваешься?

— Зачем? Нисколько. Я просто уже участвовала в подобных шоу и знаю, что это такое.

— В Москве?

— Нет, в Чикаго. Так что я тебе не завидую.

— Какая ты осведомленная, просто оторопь берет, е-мое! — зло сказала я. — Может, ты еще и знаешь мою соперницу? Эту… О. Кротову?

— Знаю. Ее зовут Ольга Кротова. Я ее очень хорошо знаю. Потому что это — я.

Я на мгновение оторопела, а потом продекламировала классическое:

— …Молвила: «Зачем далеко? Знай, близка судьба твоя, ведь царевна эта — я».

— Вот именно. А теперь иди вон. Спать хочу.

— Здорово, Лена.

— Доброе утро, Геннадий, — кротко ответила я.

— Ну что, ты сегодня в форме?

— Как обычно.

— Готова к противостоянию со своей злобной сожительницей?

— Всегда!..

— Это не может не радовать.

— Я тоже так думаю.

— Значит, настроение хорошее?

— Если спрашиваешь, значит, хорошее.

— А, ну-ну. Пойдем.

Примечательный этот диалог, прошедший по наезженной, особенно в политике и мыльных операх, схеме — «из пустого в порожнее», состоялся в пятницу. Все эти дни Геннадий ходил нарочито бодрый, посвистывая, смотрел на меня с веселой злостью, и я уже было начала склоняться к тому, что расчет босса оказался неверен, и возжелала было сама напомнить Благовещенскому о нашем разговоре, как он прервал сомнения одним «ну-ну, пойдем» и пригласил с собой в одну из комнатушек для инвентаря, которых пруд пруди в комплексе «Царь-девица».

— В общем, так, Лена, — сказал он, смерив меня пристальным взглядом, — есть предложение. Тебе по-прежнему нужны деньги, не так ли?

— Да, конечно!

— Ну так вот, я поговорил насчет тебя.

— Да, ты упоминал. Что-то вроде «штучной работы».

Теперь он глянул на меня с легким беспокойством и переспросил:

— Что, я так говорил?

— Говорил.

— Ну, значит, мне нужно вырвать язык и засунуть его в задницу, — категорично заявил он. — Ты, Лена, вроде как девочка не пугливая и вполне компетентная. К тому же ты очень хорошо овладела всеми видами холодного оружия за сроки, которые меня просто пугают. Ну, к примеру, вот тебе дротик. Сможешь попасть им отсюда во-он в тот дверной косяк?

— Зеленый?

— Да. Видишь, там еще пятно, маляр, сволочь, по пьянке красил. Так вот в это пятно — сможешь?

Я взяла дротик, прицелилась и бросила. Дротик вошел точно в центр пятна.

— Отлично, — сказал Геннадий. — А теперь усложним задачу. Бей меня правой рукой, в которой зажат дротик. В момент удара отпусти его, и пусть он летит в пятно. Попадет — прекрасно. Не попадет — значит, будем пробовать еще. Но я все-таки думаю, что попадет.

— Зачем все это? — спросила я, хотя по коже поструился холодок: почти не оставалось сомнений, какую миссию уготовил мне Геннадий. А ведь босс, кажется, намекал…

— Ничего страшного, — сказал тренер. — Ты ведь хочешь заработать денег? Ну так бей и бросай. Бей и бросай!!

Я встала в боевую стойку и, отведя к плечу руку с зажатым в ней дротиком, вдруг сделала выпад; рука выкинулась вперед, метя чуть в сторону, правее лица Геннадия, и дротик вылетел из руки и, разминувшись с левым плечом Благовещенского (прошел пятью сантиметрами выше), попал в пятно. Войдя в дерево дверного косяка примерно в сантиметре от первого дротика.

— Уф-ф! — выдохнул Геннадий, поглядев на дело моих рук. — А он еще сомневался!..

— Кто — он? — спросила я.

— Да так… Ну что же, ты на высоте, — он похлопал меня по плечу, и его напряженный голос снова обрел привычные бархатистые нотки… — Ничего-о не-е скажешь, моя шко-ола… В общем, так, Леночка. Я слышал, что с тобой разговаривал непосредственно Ованесян Артур Даникович, не так ли?

— Да, — ответила я. — Такой… носатый-усатый.

— Так вот, этот носатый-усатый, Леночка, запомнился ли тебе, лег ли на память?

— Как?

— Натурально! — рявкнул Геннадий. — Помнишь, как он выглядит?

— Ну, помню.

— Так вот, завтра он будет в «Бункере». Южная трибуна, Красная VIP-ложа. Там, где пурпурная обивка, поняла?

— Да.

— Он будет одет в белую тогу с золотистой окантовкой, которая очень ярко отсвечивает при прямом попадании лучей прожектора. На его голове будет венок из алых роз.

— Красиво как! — сказала я.

— Тебя это не касается, — буркнул Геннадий. Сейчас он был напряжен и зажат, как никогда. Таким я его еще не видела. — Эстетика — это не по твоей части, поняла? Так вот, твой выход на арену — третий. Теперь о главном. Частности мы с тобой отрепетируем, но главное состоит в том, чтобы ты смогла метнуть дротик и попасть — слушай меня внимательно! — в голову Ованесяна. Далее, — продолжал он, как будто не замечая того, что я медленно встаю, — ты должна спокойно закончить поединок, твоей сопернице даны указания немножко попридержать свою прыть.

— Она что, тоже знает? — выдохнула я.

— Конечно, нет.

— Но…

— У тебя появились такие обороты, как «но»? — раздув ноздри, спросил Геннадий. — Я, кажется, пять раз тебя переспросил, нужны ли тебе деньги и готова ли ты к самой неблагодарной работе, какую только можно придумать? Ты кивала, говорила — да, готова. А теперь что же, на попятную?

— Нет, Гена, — пробормотала я, — но это же убийство… заказное убийство, и…

— А ты хотела заработать десять «штук» баксов поливанием цветочков в садочке? — прошипел Благовещенский, хватая меня за плечо. Я с трудом удержалась от того, чтобы не вырваться и не поставить на место этого негодяя. Его напускной бархатный тон ушел, дав место неприкрытой агрессии. Зловещие металлические нотки как бы клепали его речь. — Ты, Леночка, наверное, не совсем дура, чтобы не понимать, каким путем можно заработать много денег за один короткий промежуток времени.

— Что ты раскипятился, Гена? — перебила его я. — Не надо пылить. Я же не против. Только согласись, что прежде чем что-либо делать, нужно пять раз отрепетировать. Я понятно говорю?

В его глазах блеснуло удивление.

— Д-да, — ответил он. — А ты молодцом. Значит, я в тебе не ошибся.

— А если бы ошибся?

Он вяло пожал плечами, однако я видела, какое напряжение светилось в его глазах:

— Ну что же. Думаю, что в таком случае несдобровать ни тебе, ни мне. Что самое печальное. Мы ведь с тобой теперь в одной упряжке.

— Гена, а ты уверен, что это вообще возможно? — тихо спросила я. — Я ведь была в этом «Бункере». Там всегда полно охраны. Зрители сидят хоть и близко, да толком не разглядишь лиц. И вообще… зачем такие сложности? Не проще ли подкараулить Ованесяна где-нибудь на улице и…