Лоренцо Каркатерра - Парадиз–сити

— Если он доживет до утра, — пробормотал один из хирургов, обращаясь к операционной сестре, шедшей рядом с ним, — это будет означать, что мы сделали невозможное.

— Я уже много лет не видела такой чудовищной кровопотери, — ответила сестра, потрясенная, несмотря на то, что ассистировала на операциях уже более десяти лет. — Когда его положили на операционный стол, он почти умирал от потери крови.

— В какую передрягу он попал? — спросил хирург, стягивая маску, резиновые перчатки и бросая их в синий пластиковый контейнер. — Что произошло?

— Перестрелка с полицией, — сообщила сестра. — Так сказали ребята из бригады «Скорой помощи», которые привезли его к нам.

— Подобные вещи именно так и заканчиваются, — философски заметил хирург. — По крайней мере, в последние годы.

— Откуда вы знаете?

— Самые сложные хирургические операции мне приходится производить над преступниками, — пояснил врач, — и я до сих пор не решил, считать ли это потерянным временем или нет.

Дверь медленно отворилась, и в палату вошел молодой человек в белом больничном халате и голубой шапочке. Его лицо скрывала маска, а коричневые ботинки на каучуковой подошве не производили ни малейшего звука. Подойдя к кровати, он остановился и посмотрел на парня, который мечтал стать гангстером, но которому было не суждено встретить даже свой двадцатый день рождения. Затем пришедший вытащил из кармана халата 9‑миллиметровый пистолет, прикрутил к стволу глушитель и дважды выстрелил, вогнав одну пулю в грудь, а вторую — в закрытый правый глаз лежащего. От выстрелов тело дважды подпрыгнуло на кровати, из новых ран выступила свежая кровь.

— Прости, Джорджи, — проговорил убийца, сунул пистолет в карман и вышел из палаты.

Гаспальди сидел в задней кабинке пустого в это время дня китайского ресторана. Он потягивал чай из маленькой чашки, в которую предварительно положил три ложки сахара, и поджидал грузного человека, пробиравшегося к нему, неуклюже лавируя между столиками.

— Ты всегда так опаздываешь? — спросил он, когда толстяк с трудом протиснулся в его кабинку.

— Судя по моим часам, я опоздал всего на десять минут, — обиженно запыхтел тот. — Для меня это не опоздание. Более того, это великолепный результат! Кроме того, в твоем голосе я не услышал истерических ноток, которые сказали бы мне, что ситуация не терпит промедления.

С трудом удержавшись от смеха, Гаспальди лишь позволил себе слегка улыбнуться. Практически никому из тех, с кем он имел дело, Гаспальди не позволял разговаривать с собой подобным образом, но этому пузану прощалось любое фиглярство. А все потому, что в их команде осталось всего несколько человек столь же безжалостных и смертоносных, как этот забавный с виду жирдяй. Гаспальди потратил массу времени, натаскивая молодых бойцов Росси, в надежде на то, что когда–нибудь они смогут либо заменить, либо хотя бы приблизиться к профессиональному уровню толстяка, но ни в одном из них не оказалось того убийственного хладнокровия, той неотвратимости, которые таились внутри этой горы мяса и сала. Какое бы задание он ни получил, толстяк не ведал поражений, неизменно доводя дело до мрачного конца, поэтому, учитывая то, сколь страстно Росси жаждал крови Ло Манто, было бы просто глупо обращаться к кому–то еще.

— Ты голоден? — спросил Гаспальди. — Хочешь заказать что–нибудь, прежде чем мы начнем говорить о делах?

— Помираю от голода, — ответил толстяк. — Так хочется жрать, что, кажется, съел бы дохлого поляка, но даже под дулом пистолета не соглашусь есть китайское дерьмо, которое они называют едой.

Закажи суп, — предложил Гаспальди. — Его трудно испортить.

— Эти косоглазые суют кошку во все, что едят, — фыркнул жирдяй, — включая суп. Я лучше попозже перехвачу что–нибудь в заведении «У Марио». Там, по крайней мере, знаешь, что лежит в тарелке.

— Тогда давай перейдем к делу, — предложил Гаспальди. — Ты хотя бы примерно представляешь, о чем пойдет речь?

— Есть коп, от которого вы хотите избавиться. Один раз попробовали, но облажались, как бакланы.

— Ты можешь получить всю необходимую информацию в известном тебе месте. Изучи ее за пару дней, а потом — действуй. В твоем распоряжении столько времени, сколько тебе понадобится. Главное, чтобы дело было сделано без промахов и осечек.

— То же касается и любого, кто будет с ним? — уточнил толстяк. — Он иностранец, а полицейская управа Нью—Йорка обычно приставляет к приезжим копам сопровождающих, которые висят на нем, как вши на собаке. Вот я и спрашиваю: можно ли валить и их, если до этого дойдет?

— Вали хоть самого комиссара полиции, коли он там окажется, — отмахнулся Гаспальди. — Вали всех, кто окажется на твоем пути. Главное — ликвидировать итальянского легавого, а со всеми остальными проблемами мы справимся.

— А что представляет собой этот коп? — спросил толстяк. — Расскажи мне то, о чем не говорится в его досье, которое я еще почитаю.

— Он очень хорош, — ответил Гаспальди. — Лучше всех других копов, с которыми нам когда–либо приходилось сталкиваться. Я имею в виду не только умение стрелять, хотя он и в этом даст любому сто очков вперед. Он умен, предусмотрителен, рассчитывает свои действия на несколько ходов вперед и предусматривает любые неожиданные повороты. Он мастер своего дела. Не рассчитывай на то, что сможешь застать его врасплох, этого не будет. С ним такие штуки не проходят.

— Для начала расскажи, за каким дьяволом он приперся в Нью—Йорк, вместо того чтобы сидеть у себя в Италии и арестовывать сутенеров?

— Пропал один из членов его семьи, — сказал Гаспальди, — его племянница, и он приехал сюда, чтобы помочь найти ее. Он пока не узнал, где она и кто организовал похищение, но парень он умный и очень скоро сообразит, что к чему.

— Ее похитили, чтобы заманить его сюда, или это друг с другом не связано? — уточнил толстяк.

— Это не твое дело, — грубо ответил Гаспальди, — иначе я уже просветил бы тебя на этот свет. Я же сообщаю то, что тебе следует знать.

— Кроме одного, — раздраженно буркнул толстяк. Ему уже надоело сидеть в пустом китайском ресторане и хотелось поскорее оказаться на солнышке. — Сколько?

— Столько же, сколько обычно, — проговорил Гаспальди. — Плюс расходы.

— Не годится, — помотал головой толстяк. — Это не какой–нибудь старомодный придурок, который спрятался в негритянском квартале Лонг—Айленда и считает, что там его никто не найдет. Это коп со всеми вытекающими отсюда последствиями, не последним из которых является вышка, которую я могу получить, если меня сцапают.

— Тут ты можешь быть спокоен. Это в Италии он коп, а здесь — никто.

— Полицейский значок — он и в Африке значок, вне зависимости от того, в какой стране его сделали. А это дополнительный риск. Берясь за это дело, я рискую не только своим временем, но и жизнью, поэтому с вас двойной тариф плюс сумма, которой мне хватит, чтобы в течение трех недель нежиться на горячем морском песочке.

Гаспальди допил чай и махнул официанту, стоявшему, скрестив руки на груди, в углу зала.

— Это большие деньги, — проговорил он, глядя на приближающегося официанта. — Гораздо больше, чем то, на что мы рассчитывали. Тем более что речь идет о ликвидации всего–то одного парня.

— Насколько мне помнится, это ты обратился ко мне, — заявил толстяк. — Если хочешь, можешь поискать специалиста подешевле. Я свою цену назвал, а дальше — тебе решать.

Гаспальди сунул официанту сложенную вчетверо двадцатку и отмахнулся от протянутого ему чека.

— Сдачу оставь себе, — сказал он и подождал, пока молодой китаец унесет пустую чашку, а затем снова переключил внимание на собеседника. — Ладно, — проговорил он, — согласен на твои условия. Но работа должна быть сделана четко и чисто. За этим будут следить большие люди. Если ты провалишь дело и все еще будешь жив, они не пожалеют денег, чтобы исправить это упущение. Ты меня хорошо понял?

— Ты знаешь, как я работаю, — сказал толстяк. — Я не беру ни цента до тех пор, пока работа не сделана. Если этот ваш коп настолько хорош или удачлив, что сумеет замочить меня, то вам, ребята, вообще не придется платить. Так что прибереги свои нотации в стиле Джона Пеши для сосунков. Это не первая моя вечеринка, и я не собираюсь позволить, чтобы она стала последней.

— Значит, договорились, — подытожил Гаспальди, поднимаясь из–за стола и бочком выбираясь из кабинки.

— Рад слышать, — заявил толстяк. — Теперь я наконец могу уйти из этой дыры и нормально пообедать.

— И все же, я думаю, здешний суп тебе понравился бы, — направляясь к выходу, добавил Гаспальди. — Зря ты его не попробовал.

Фелипе Лопес вышел из расположенной в цокольном этаже квартиры и выбросил маленький пластиковый пакет в мусорный контейнер, стоявший у кованых ворот. Подойдя к воротам, он отодвинул засов, распахнул их и вышел на тротуар перед четырехэтажным зданием. Было раннее утро, вслед за которым должен был прийти еще один знойный августовский день. Улица была безлюдной, если не считать одинокого джоггера, спешившего закончить ежедневную пробежку до наступления жары. Фелипе нащупал в кармане поношенных джинсов сложенную десятидолларовую бумажку, желая убедиться, что деньги, полученные только что от миссис Клэр Сэмюеле, все еще на месте. Он выполнял различные поручения для миссис Сэмюеле вот уже несколько лет — с тех пор, как ее муж, Эллиот, упал замертво в прихожей маленькой двухкомнатной квартиры, которую они снимали. Она нуждалась в малом, посылая Фелипе за молоком, соком, яйцами, полуфунтом ветчины и мясом. Похоже, эти продукты составляли весь скудный рацион бедной женщины.