Евгения Михайлова - Совсем как живая
– Как ты все сразу, Слава, – виновато говорил Сергей Кольцов. – И мое профессиональное достоинство – на помойку, и голову покаянную окончательно сносишь. Я напишу, какие проблемы? Я даже с удовольствием посижу, пока ты в этом деле будешь разбираться. Устал я, Слава, на самом деле. На твое понимание особенно не рассчитывал, но если не ты, то кто же… Теперь ясно, что другой казенный следователь меня бы пристрелил на месте. И положил бы конец преступности.
– Минуточку, Слава, – вмешался Александр Васильевич Масленников. – Ты в силу собственных пристрастий стрелки перевел. Это я напишу заявление о явке с повинной. Идея моя, труп бесхозный я предоставил для опознания… Я даже особые приметы собственноручно рисовал. Я же их и смывал. Но, конечно, мы с Кольцовым действовали в согласии, нарушая закон, который, по твоему авторитетному мнению, должен работать на заказчика убийства. Остановить его не было никакой возможности. Разве что убить. Но это тебе тоже вряд ли показалось бы законопослушным действием. К тому же мы оборвали бы преступную цепь, то есть сыграли бы на руку криминалу. Я, как и Сергей, с удовольствием посижу у тебя за то, что девушка жива и в безопасности. А те дела, по которым я еще не сделал тебе экспертизу… Ну, какие проблемы. Найдешь другого эксперта. Нас как собак нерезаных.
– Вы меня шантажируете? – задохнулся Слава. – От вас не ожидал, Александр Васильевич. Вот уж точно: с кем поведешься, от того и наберешься. Я вообще слушал этот бред, как в страшном сне. Я не сплю? Ущипните меня!
– Слава, – смущенно посмотрел Кольцов, – зачем ты так…
– А ты вообще заткнись, дебил. Ты – подследственный. Ты мне не друг больше. Так подставить… Так подставить! Да если кто-то узнает, представляете, что будет?!
– Если бежать по улице и кричать: «Знаете, как меня подставили», наверняка кто-то узнает, – заметил Сергей. – Если это проорать на видеокамеру и выложить в Ютубе, успех будет вообще феноменальный. А если действовать по-нормальному, можно одно или несколько дел спокойно открыть, расследовать, остаться в живых и при погонах.
– Идите отсюда, пожалуйста, оба. Видеть вас не могу. Подумаю, позвоню. Или не позвоню. Пришлю наряд за вами обоими, раз вам так хочется стать узниками совести. Все. Валите.
Кольцов и Масленников вышли во двор, молча закурили.
– Я, конечно, не ожидал, что будет легко, – наконец задумчиво сказал Сергей. – Никогда еще Штирлиц не был так близок к провалу. Александр Васильевич, мы не совершили страшной ошибки, рассказав все этому психопату? Если он пошлет наряд только за нами, то хрен бы с ним. Но он получил от нас такую информацию! Если в своем раже законника он привлечет Марину, Кузнецова и Петрова, то крыша последнего сметет всех взрывной волной. Славу, возможно, тоже, но это мне уже не кажется большой потерей для человечества.
– Ладно. Не обижайся на него. Его положение действительно трудное. Мы идем на ряд авантюр, а потом обращаемся к серьезному следователю, чтобы он наши художества легализовал, придал им видимость законных действий…
– Наши художества его абсолютно не касаются. Поскольку все страницы истории, к которым приложил руку Николаев, всегда съедает беспощадный вирус. Нет никаких художеств. Ничего не нужно легализовать. Земцов получил информацию о криминальной сделке, свидетелей которой убирают, бухгалтер случайно осталась в живых и может дать показания. Есть разовый киллер, который не вышел из игры, потому что захотел спасти девушку: он тоже случайно уцелел и может дать показания. Есть семья Романовой, которая реально будет в опасности, если Петров узнает, что Марина жива. И, наконец, есть труп другой девушки, жестоко убитой, которую никто не ищет, скорее всего, потому, что считают ее живой. Мы с вами решили, что это преступление должно быть расследовано.
– Да, ты все изложил точно. Пожалуй, я сейчас вернусь и продолжу разговор со Славой. Все слишком далеко зашло, и, если на этом этапе в ситуацию не вмешается официальное следствие, получится, что мы людей не спасли, а обрекли на мучения и в конечном итоге – криминальную расправу. И, чтобы дать разрешение захоронить невостребованный труп, хотелось бы прежде удостовериться, что это не Виктория Князева. Которую то ли ищет, то ли, наоборот, не ищет твоя странная клиентка. Тут тоже требуется официальное и осторожное следствие. Так что я возвращаюсь, а ты не ходи, пожалуйста. Что-то в тебе есть, что сильно раздражает Земцова. – Масленников внимательно посмотрел на Сергея. Тот с готовностью ответил ему преданным взглядом чистых голубых глаз. – Да, – вздохнул Масленников. – Честного служаку не может не раздражать такой фраер и позер.
– Если Слава у нас такой нежный, что с ним будет, когда мы ему предъявим Николаева!
– Нет! Только в случае крайней необходимости и в микроскопических дозах. Если их оставить наедине хотя бы на полчаса, Николаев сорвется с цепи и будет взрывать все поезда и небоскребы, а Слава пострижется в монахи.
– Какой грустный может получиться финал, – закручинился Сергей. – Но что-то в этом есть, да?
– Ладно. Я пошел. Имей в виду: твой клиент Кузнецов – наша козырная карта. Если Земцов захочет, он сядет. Славу вдохновит только такая перспектива.
– Коля сядет, он такой, – пожал плечами Сергей, – но только в том случае, если мы будем уверены, что он нечаянно не повесится в камере на своем ремне. Вы понимаете, о чем я. Пусть он сначала посадит кого-то другого, наш Земцов.
…Масленников вошел в кабинет Славы спокойно, медленно, неотвратимо. Земцову казалось, что эксперт надвигается на него, как большая неприятность. Он смотрел на Александра Васильевича с несчастным видом.
– Слава, – сказал Масленников, – я – серьезный человек, моя жизнь подчинена закону, и ты это прекрасно знаешь. Иначе нам нельзя. Но если возникает ситуация, в которой закон может гарантировать только возмездие по факту убийства – в лучшем случае, я за то, чтобы его опередить. Ты понимаешь? Ты знаешь дело, когда вы все выслеживали и ловили с поличным подпольного акушера-убийцу. И вы его взяли. Поличным оказалась горстка пепла, оставшаяся от молодой прекрасной женщины. Я совершенно случайно узнал о том, что заказано убийство Марины Романовой. Узнал от Сергея, куда ж без него? Так уж получилось, что не официальные органы, а частный детектив в состоянии мониторить криминальный рынок. Взять заказчика – не на чем. На туфту с фотошопом он бы не повелся. Даже если бы тебе удалось его задержать за что-то на какое-то время, Марину все равно бы убили, равно как и самого заказчика, полагаю. Над ним стоит некто более могущественный, и нам об этой фигуре ничего не известно. Помоги нам разрулить эту ситуацию. Живая женщина, которая значится похороненной, должна вернуться к семье, ребенку. Любой из нас – я, Серега, его клиент Кузнецов, неудавшийся киллер – готовы предстать перед судом за подлог. Этот подлог с безымянным трупом спас женщину, мать, жену, прекрасного человека! Да что я объясняю, е…
– Не ругайтесь, вам не идет. Вы ж не шпана, как Кольцов, – устало сказал Земцов. – И не делайте из меня идиота. С чего, по-вашему, здесь можно начать?
– Я думал об этом. Дело, заведенное по факту убийства Марины Романовой, бухгалтера корпорации «Просвет», – изначально липовое, – плавно движется к архиву. Скоро появится медицинское заключение о том, что маньяк-убийца не выйдет из комы. Дело по факту гибели Виктора Леонтьева, заместителя президента корпорации «Просвет», уже на полке с выводом – несчастный случай. Инициировать свое расследование ты пока не можешь: погасят тут же. Раскрывать подлог, объявлять Романову живой сейчас рано. Но мы можем подключаться к тем уже открытым-закрытым делам, что-то в них искать… В каждой липе есть крошки истины. Бог в деталях. И у нас есть другое убийство – той девушки, которая уже после своей смерти спасла жизнь Романовой. Лично я это расследование воспринимаю как дело чести. Серега – тоже. Это было моим условием участия, кстати. И вовсе не исключено, что эти дела можно объединить. Кто-то выехал из России по документам Виктории Князевой… Серега…
– Можно мы объявим два дня запрета на имя Серега? – только и сумел сказать Земцов, чувствуя, что он попал, как никогда в жизни.
Глава 2
Александр Романов, муж Марины, вышел из электрички: он провел день с сыном и матерью. Он пытался вспомнить, было ли ему когда-нибудь так грустно. Была большая беда с крахом в бизнесе, предательством бывших товарищей. Было реально страшно. Но он понимал, что надо как-то выжить, потому что у него есть родные люди. Маришка, Артем, мама… Сейчас он, как отец-одиночка, навестил ребенка и не знал, что ему сказать. С мамой даже находиться в одной комнате не мог. Он ей, конечно, сказал, что Марина жива, скрывается, кто-то ее таким образом спас от гибели. Они даже иногда говорят по чужому телефону: к нему приезжает человек по имени Андрей Николаев, дает какой-то мобильный, соединяет с Мариной… Ну, что в таких обстоятельствах можно узнать? Как ответить маме хотя бы на один ее вопрос? Например, какие деньги он сегодня привез. Николаев оформил на него банковскую карту, сказал, что деньги на нее положила Марина. Большую сумму! Откуда она у нее? История настолько таинственная, невероятная и унизительная для Александра, что ему стыдно смотреть в глаза близким, ему не хочется сейчас ехать домой. Какой это дом… Карточный домик. Он говорит с Мариной как с чужим человеком, о котором ему ничего не известно. Получается, что его потребность в семье держалась только на уверенности в Марине. Нет этой уверенности – нет и потребности в семье. Он чувствует себя страшно одиноким, никому не нужным. Надо бы работу поискать, но как это сделать, если ты сам с собой в полном разладе.
