Виктор Суворов - Аквариум

Я много сплю. Я давно не спал так крепко и так сладко. Утром я встаю поздно и иду на озеро. Погода пасмурная. Но вода теплая. И я плаваю очень долго. Я знаю, что этот сон и эта свобода ненадолго. Просто нам дают возможность расслабиться после экзаменов перед началом учебного года. И я расслабляюсь.

Быстрая дружба кончается долгой враждой. Я знаю это. И мои товарищи по группе тоже знают это. Поэтому мы не спешим в наших отношениях. Мы очень осторожно прощупываем друг друга. Мы болтаем о пустяках. Мы рассказываем не особенно острые анекдоты. Травим, одним словом. Нам пока можно пить. В огромном буфете обильный выбор: подходи и пей. Но мы пьем умеренно. Когда-нибудь мы станем друзьями. Когда-нибудь мы будем доверять друг другу и поддерживать друг друга. Вот тогда мы и будем пить по-настоящему. Как настоящие офицеры. Но не сейчас.

Нас тщательно обмерили, и вот все мы уже в гражданских костюмах. Некоторым из нас суждено надеть форму, когда мы станем генералами. Некоторым придется остаться в гражданской одежде, даже став генералом. Такова служба.

– Меня зовут полковник Разумов Петр Федорович, – представился грузный человек в спортивном костюме с волейбольным мячом в руке. – Мне 51 год. Из них 23 я служу в Аквариуме. Работал в трех странах. За рубежом провел 16 лет. Имею 7 вербовок. Награжден четырьмя боевыми орденами и несколькими медалями. Я буду руководителем вашей группы. Вы, конечно, придумаете мне кличку. Чтобы вам не мучиться, я скажу вам несколько моих неофициальных кличек. Одна из них Слон. Слонами называют всех преподавателей и профессоров Военно-дипломатической академии. А сама академия именуется – консерваторией, когда речь идет о вас, о молодежи, или кладбищем Слонов, когда речь идет о нас – профессорах и преподавателях. Может, когда-то кто-то из вас тоже станет Слоном и придет сюда готовить молодых Слоников. А сейчас я хотел бы поговорить с каждым из вас отдельно. Капитан Суворов.

– Я, товарищ полковник.

– Называйте меня просто Петр Федорович.

– Есть.

– Забудьте это «есть». Вы остаетесь офицерами Советской Армии, более того, вы поднимаетесь на самый высокий этаж – в Генеральный штаб. Но это «есть» на время забудьте. Вы можете не щелкать каблуками, когда говорите с начальством?

– Никак нет, товарищ… Петр Федорович.

– Первое тебе, Виктор, задание. Научись сидеть в кресле, слегка развалясь… Ты сидишь с ровной спиной, вроде как штык проглотил. Так гражданские дипломаты не сидят. Понял?

– Понял.

Меня давно вопрос занимал: как можно организовать тайную школу шпионов в центре огромного города, да так, чтобы никто не дознался. Чтобы никто нас не заснял ни по одному, ни стайкой.

А делается все просто. Центральная глыба Военно-дипломатической академии высится на улице Народного ополчения. Понятно, что никаких названий вы тут не увидите. Только оград узор чугунный, буйные заросли сирени, да колонны, да окна в решетках, да плотные шторы и часовые по углам. Но это – не главное. Тут учат только тех, кто будет работать в большой зоне, в соцлагере.

А нас, расконвоированных, тех, кто из лагеря выход иметь будет, готовят не тут. Слушатели основных факультетов разбросаны по всей Москве, по небольшим учебным точкам. А где моя точка, я и сам не знаю…

Каждое утро в 8.30 я у Научно-исследовательского института электромагнитных излучений. Знаете, около Тимирязевского парка. Официально институт принадлежит Министерству радиопромышленности. Но кому он на самом деле принадлежит и чем он занимается, мало кому известно. В сталинские времена был институтик маленьким совсем. Человек двести, не больше. И как память того времени – четырехэтажный дворец позднего сталинизма: фальшивые колонны да балкончики. Но рос быстро институт, и огромные шестиэтажные серые блоки – тому свидетели. Это хрущевская экономия. Силикатный кирпич. Хрущобы. А дальше стеклянные глыбы брежневского военно-бюрократического размаха. Все это перегорожено множеством стен на зоны и секторы. Проволока колючая, ролики белые. Предъявляйте пропуск в развернутом виде!

Много народу. Утренняя смена. Проходная в двенадцать потоков. На территории объекта не курить. Будьте бдительны! Болтун – находка для врага! Перевыполним план первого квартала! Не стой под грузом! Дробит проходная мощный поток трудовой интеллигенции на реки и ручьи. Течет серая масса по своим отделам да секторам.

Скрипит тормозами маневровый тепловоз. Огромный ангар поглощает шестидесятитонные вагоны. Спешит научная братия. Молча толпа валит. Все секретные. Все совершенно секретные. Вход воспрещен! Предъявляйте пропуск в развернутом виде! Заборы бетонные. Заборы кирпичные. Зона 12-Б.

Над какими проблемами тут работают? Лучше не спрашивать. Еще раз пропуск предъявим. На пропуске множество шифрованных значков. Каждый сверчок – знай свой шесток. Каждый владелец пропуска только в своей, строго для него установленной зоне обитает. Без особых значков на пропуске – не выпустят тебя за зону твоего обитания. Наберем номер на диске – вот мы в ангаре. Тут вся наша группа собирается. Тут стоит огромный МАЗ с оранжевым контейнером. Наше место внутри. А там – как в хорошем самолете: ковры да кресла удобные. Только окон нет. В 8.40, когда контейнер уже закрыт изнутри, появляется в ангаре водитель и гонит свой МАЗ по Москве. Водителя мы не видели никогда. Он даже не догадывается, что людей возит. У него работа такая: в 8.40 войти в ангар, сесть в машину и везти контейнер с неким очень опасным грузом через несколько кварталов в сосновый лес. Тут еще некий секретный объект, тоже ангар. Он загоняет контейнер туда, а сам выходит в комнату ожидания. По вечерам он делает еще один рейс.

А в остальное время он другие оранжевые контейнеры по Москве гоняет. Может, со взрывателями к атомным бомбам, может, со смертоносными вирусами, которые способны сожрать человечество, может, с аппаратурой генетической войны. Откуда ему знать, что в контейнерах. Все они одинаковы. Все оранжевые. А зашибает он, видимо, здорово. В таких исследовательских центрах все здорово зашибают.

Из нашего оранжевого контейнера мы на землю прыг, прыг. В ангаре высоко под потолком воробей чирикает. Ему одному только секреты все видны: кто водитель у нас, кто по ночам ангар убирает, кто в таком же вот контейнере сюда к нам пищу возит и в столовой накрывает. Пока мы в зоне, никого тут нет из персонала. Столовая и та как система клапанов устроена: если в ней открыта дверь в ангар и кто-то накрывает нам завтрак, то мы не можем проникнуть ни в столовую, ни в ангар. Потом звонок нам, как павловским псам, – готово. Тут уж мы в столовую входим, зато никому другому двери не откроются – автоматика. Кормят хорошо. Меня никогда так не кормили, даже в Чехословакии.

И все же зона – она и есть зона, а наш контейнер мы зовем оранжевым «вороном». В принципе, нас как зеков возят, только с комфортом.

В особой книге я «спасибо» пишу за хороший завтрак и заказ на завтра. И скорее на занятия.

Все готовы? Все.

Пять минут подышать.

Дворик у нас аккуратный. Кусты сирени серые бетонные стены почти полностью закрывают – уют. Над сиренью проволока колючая. Что за той проволокой – увидеть нельзя. Только ясно, что там такие же полукруглые ангарные крыши, как у нашего бассейна и теннисного корта. Может, там другая учебная точка – такая же, как и у нас. А может, там польские или венгерские наши коллеги обучаются, а может быть, кубинские, итальянские, ливийские. Откуда нам знать. А может, там и не учебная точка, а секретная лаборатория или склад, а может, там тюрьма просто. По движению нашего оранжевого «ворона» я все пытаюсь направление по утрам угадать. Чудится, что возят нас совсем недалеко. И по направлению угадывается мне, что мы обучаемся где-то совсем рядом от Краснопресненской тюрьмы. Но точно установить, конечно, невозможно. А сосновых пролесков по Москве хоть пруд пруди, в том же Серебряном Бору.

– Подышали? И будет.

Все в зал. Тут сейфы. В моем сейфе четыре тетради. В каждой по 96 страниц. Это на три года. Пиши конспекты убористо, больше запоминай. Хватай информацию с лету. Бумагу приучись экономить.

Тетрадь по разведке – в руку. Сейф – на ключ. И в зал.

Преподаватель от нас кисейной занавеской отгорожен. Поэтому он нас четко разглядеть не может, но и мы его четко не видим, хотя разговариваем без помех.

Все преподаватели и командиры – Слоны. Некоторые из них допущены к персональной работе с нами. Но большинство – может видеть нас только через полупрозрачный экран и называть только по номерам.

Каждый из них – волк разведки. Каждый провел много лет за пределами большой зоны. Но каждый из них был в провале и оттого превратился в Слона. Тот, кто в провале не был, продолжает работу в добывании или, по крайней мере, в обработке.

Провалившийся волк разведки включает системы защиты, отчего стены нашего спецсооружения плавно задрожали, и начинает: