Данил Корецкий - Рок-н-ролл под Кремлем. Книга 4. Еще один шпион
Фоук нахмурился.
– Вы говорите о частностях. А проблема совсем в другом! Провисла целая агентурная сеть, ракетно-стратегический сектор, который держался на одном-единственном агенте. Я имею в виду Зенита. Зенит вышел из игры – все рухнуло. Прошло восемь лет, но серьезных попыток восстановить этот участок я не наблюдаю. Отсюда все ваши неудачи и просчеты... На второстепенных фигурах достоверные информационные потоки не выстроишь!
Мел Паркинсон отвел взгляд в сторону и едва заметно улыбнулся. Или показалось? Фоук был подозрителен, ибо чувствовал, что пожинает плоды собственных недоработок. «Зенит», он же полковник РВСН[31] России Сергей Мигунов, был разоблачен еще в 2002-м, когда Русский отдел сам же Фоук и возглавлял. И в том, что замены Зениту не оказалось, тоже его вина. А чья еще? Фоук все отлично понимал. Только никакого значения это уже не имело. Заместителю Директора ЦРУ не положено мучиться угрызениями совести, даже противопоказано. Перед ним поставлена конкретная задача, и
Русский отдел он собрал для того, чтобы эту конкретную задачу решить.
– Повторюсь: испытание «Молнии» всерьез обеспокоило высшее руководство. Нарушение ядерного паритета – это первое и пока что самое малое следствие перевооружения российских ядерных сил... Оно ломает стратегию нашего присутствия в Центральной и Восточной Европе, ставит под угрозу интересы наших союзников, развязывает руки противникам, после чего, говоря откровенно, вся внешнеполитическая линия США оказывается большой коровьей кучей. Это третье и последнее. И все мы по уши в этой куче!
Это был разнос. Паркинсон по старой привычке выложил на стол свои сухие длиннопалые ладони и рассматривал их, медленно шевеля пальцами. Фьюжн снова обратился в кусок черного обсидиана. Барнс хотел что-то сказать, но Фоук перебил его, воткнув указательный палец в пространство где-то напротив его мясистого носа.
– Не надо пустопорожних разговоров! Ваша задача номер один: получить подробную информацию о тактико-технических характеристиках «Молнии». Задача номер два: получить надежный и осведомленный источник информации, который мог бы заменить Зенита! Вам все понятно?
– Да, – за всех ответил Паркинсон.
– Тогда жду предложений. Ну? Я слушаю!
Первые полминуты Фоук слышал лишь, как в приемной за двойными дверями у секретаря гудит утилизатор бумаги.
Он смотрел на старину Мела и думал: ничего, пусть привыкает. Как-никак, шеф Русского отдела, самого проблемного отдела в Управлении, должен уметь держать удар. Пусть учится. Он, кстати, еще не видел, как у разозленного Директора вылетают молнии из задницы...
– Можно? – Фьюжн приподнял руку. – Я думаю, самый короткий путь – самый простой. Мы избегали форсированных ситуаций, но раз такое дело, можно попробовать... У нас на руках целый список лиц, приближенных к проекту, социальное и семейное положение которых не совсем стабильно. Случайное знакомство, вечер за стаканчиком горячительного, слегка завуалированное вербовочное предложение...
– Вы уже подложили шикарную брюнетку под главного инженера «Точмаша». Нашим московским коллегам с трудом удалось имитировать происки ревнивого любовника, неизвестно, насколько поверили в это русские, – перебил его Фоук. – О каком списке идет речь?
– Одиннадцать фамилий. Холостяки, разведенные, карты, алкоголь, жилищные проблемы, задвиги по службе. Возможные объекты вербовки, – впервые подал голос Эл Канарис, новый глава аналитической службы Отдела, бывший заместитель Паркинсона.
– Только одиннадцать? – Фоук вытянул трубочкой губы. – Неужели в России научились заботиться о человеке?
Ему пришлось развернуться на несколько градусов, потому что Канарис сидел по другую руку, отдельно от других сотрудников – причем под самым окном, в тени, так что лицо его было трудно разглядеть. И разглядывать там особенно нечего: худощавый, неспортивный, состоящий из хрящей и мослов, с пучком белых, как хлопок, волос над высоким классическим лбом – единственным в облике Канариса, что носило отпечаток экстравагантности.
– Это наиболее перспективные объекты...
Фоук усмехнулся и покачал головой.
– Нет. Наиболее перспективный объект – это зам директора «Циклона» Сергей Семаго: майор-ракетчик в отставке... Кстати, на начальных этапах он конструировал двигатели «Молнии». А сейчас имеет доступ ко всей конструкторской и технологической документации... И вполне может заменить Зенита! То есть его вербовка решает обе наши задачи!
В кабинете наступила тишина.
– Он же старый приятель Зенита, – мягко вставил Фьюжн. – Был под подозрением – уже нечист, уже ограничения в доступе к секретной информации. Да и перенес серьезный стресс за время следствия. Уверен, он даже фильмы американские с тех пор не смотрит, не то что в контакт с нами вступать...
– Я помню его «объективку», – поднял голову Паркинсон. – Семаго – человек состоявшийся. Никаких материальных проблем. Жилье в центре Москвы, молодая любовница. Да и интересов каких-то специфических нет, за которые его можно поддеть.
– Алкоголик и невротик! – эхом отозвался Барнс, голос у него прорезался неожиданно низкий и мощный, как у православного дьякона. – У таких людей всегда бывают проблемы! И материальные, и прочие! А насчет ограничения в доступе к информации – это только предположения... ни на чем не основанные, кстати! А раз после этой истории Семаго остался заместителем директора, какие тут могут быть ограничения?
Похоже, он говорил дело.
– Действительно, можно проверить, – кивнул Фьюжн. – Все-таки солидная фигура, покрупней этих одиннадцати... Надо поискать подходы... Что там с его любовницей? Кто она? Модель? Сирота? И почему только одна? Одна бывает жена, а любовницы приходят и уходят, если я что-то понимаю в этой жизни. Есть на нее что-нибудь?
Фоук жестом фокусника достал из бювара лист бумаги и две фотографии.
– Наталия Андреевна Колодинская, уроженка Тамбова, 36 лет, образование среднее специальное, – прочел он. – Типичная «секси», в силу возраста постепенно приходящая в упадок. Но следит за собой и держится пока...
Он передал снимки Паркинсону, а тот, просмотрев, – остальным.
Интересная молодая женщина позирует за рулем автомобиля. Она же в компании грузного мужчины за пятьдесят стоит у барной стойки на морском пляже. Лицо, фигура, все на месте. Безупречные, с тонкими коленями, ноги сразу обращают на себя внимание.
– На сироту не похожа, – резюмировал Паркинсон. – Откуда снимки?
– Это не результат оперативно–агентурной работы и сложных разведывательных комбинаций. Моя секретарша скачала из «Одноклассников», – усмехнулся Фоук. – Это российская социальная сеть, аналог нашего «Фейсбука».
– Красавица и чудовище... Это ведь Семаго рядом с ней? – Фьюжн постучал пальцем по снимку, задумчиво нахмурил брови. – Неприятный тип. Но ведь что-то держит их вместе...
Фоук забрал фотографии обратно, посмотрел на бульдожьи щеки Семаго, на гладкие ровные ноги Наталии Колодинской и объявил:
– Семаго должен быть взят в разработку в ближайшее время. Определите сроки и представьте план операции!
– Гм... Мы, конечно, сделаем все, что в наших силах, – сказал Паркинсон. – Но как найти подходы к такой опытной акуле? У русских есть поговорка: «Пуганая ворона куста боится»... Здесь нужен очень надежный канал...
Фоук снисходительно улыбнулся.
– Вот этот канал!
Он извлек из своего бювара еще одну фотографию. Перед насторожившимися сотрудниками Русского отдела возникло лицо интеллигентного молодого мужчины, открытое, располагающее к себе, даже застенчивое немного – живое сочетание ума и легкого парижского шарма.
– Узнаете?
– Родион Мигунов, – уверенно сказал Паркинсон. – Сын Зенита. С ним давно и успешно работает Роберт Смайли – «Журналист». Молодой Мигунов уже выполнил «вслепую» ряд заданий. Но он, безусловно, догадывается, что делает. Думаю, с вербовкой проблем не возникнет...
– Это хорошо, – сказал Фоук. – Кстати, «Журналист» – Смайли, это сын Кертиса Вульфа. Знаете такого?
Сотрудники переглянулись. Никто не слышал эту фамилию.
– Под таким именем работал наш сотрудник, завербовавший «Зенита» тридцать восемь лет назад! – торжественно объявил Фоук. – Кстати, Кертис жив, здоров и прекрасно себя чувствует!
Фьюжн озадаченно покрутил черной головой.
– Надо же, какие петли судьба завязывает! Отец вербует отца, а сын – сына... А теперь мы будем пытаться через сына завербовать друга его отца! Кстати, а Зенит жив?
Фоук развел руками.
– Противоположных сведений мы не получали. Отбывает пожизненное заключение в русской тюрьме. Оперативный контакт с ним не поддерживается.
Сотрудники Русского отдела переглянулись. Почему-то каждый представил себя на месте несчастного Зенита.
* * *Большой город. Высокие бетонные дома. Наводненные толпами улицы. Вязкий нехороший воздух, как в комнате у дяди Анвара. Дядя был сумасшедший, в его маленькой комнатке не было окон, чтобы он не поранился о стекло, а дверь всегда была на замке, входить туда запрещалось. Цаха была там всего один раз, когда дядя Анвар умер. Там пахло прокисшей едой, дымом, немытым человеческим телом и еще чем-то, Цаха не знала, для себя она определила это как запах сумасшествия.
