Спаси мой маленький мир - Татьяна Игоревна Булыгина
Он не исключает такой вариант! Но он сделал выбор: он проживет эти десять — пятнадцать— двадцать лет, сколько Бог даст, именно с ней, а потом — не важно. Зато на том свете ему будет что вспомнить. Вспоминать о нашем браке на том свете он не собирается. Нет, Аня, он твердо решил уйти.
Аня вздохнула:
— Да, похоже, это у него серьезно. Алина, но, если ваш брак давно потерял смысл, ты сама говорила, что вас ничего не связывает, кроме общего имущества, и дочка уже взрослая, и для нее развод не будет ударом, может, стоит его отпустить? К чему мучить себя и его? Понимаю, без мужа тяжело, я-то знаю это, как никто другой, но тебе только тридцать восемь лет! Ты хороша собой, обеспечена, ты можешь прекрасно устроить свою жизнь…
— Обеспечена?! — взвилась Алина. — Нам же придется все делить! Квартиру, машину, все! Он сказал, что я не имею права становиться на пути к его счастью! Его счастью! Ты слышала?! Она его мечта, мечта всей его жизни!
— Лина, Лина, угомонись! Если он действительно потерял голову, это может случиться с каждым, попытайтесь разойтись цивилизованно, сохранить какие-то дружеские отношения хотя бы ради дочери…
— Я НЕ ХОЧУ расходиться! НЕ ХОЧУ! Я не хочу быть разведенной женщиной, женщиной, которую бросили! И я не хочу ничего делить! — Остановить Алину было невозможно.
Аня понимала, что Шестов как таковой Алину интересовал мало. Рушился ее блестящий имидж красавицы и умницы, у которой все замечательно: прекрасная семья, престижная работа, достаток и благополучие. И дело было не столько в деньгах, сколько в уязвленном самолюбии.
— Лина, но ведь и ты не без греха. Вы с Андреем Гербером…
— Что Андрей! Он мне даже ни разу не позвонил, а на мои звонки не отвечает! Я нужна была ему только в качестве удобной, совершенно нетребовательной любовницы. Такой мамочки-утешительницы…
«И это чистая правда», — мысленно прокомментировала Аня.
— А кстати, почему он взял фамилию жены?
— Кто?
— Андрей Гербер.
— Потому что его фамилия Коровин. Вероника наотрез отказалась брать его фамилию. Вероника Коровина, можешь себе такое представить?
— Такое представить не то что трудно, а в принципе невозможно!
— А кроме всего прочего, еще тогда, давно, перед свадьбой, они подумывали не уехать ли им в Израиль, вот он и взял фамилию жены. Андрей Гербер — это звучит красиво.
— Понятно. Скажи, а ты знаешь, как зовут любовника Вероники? Ты его видела?
— Видела мельком один раз: очень красивый высокий седеющий мужик, зовут, кажется, Игорь, но она тщательно скрывала отношения и не распространялась на эту тему.
— Он женат?
— Да, и ребенок есть, а что ты так интересуешься?
— Вспомнила вот что-то. — И Аня постаралась быстрее свернуть разговор.
Александр Петрович Бобырев восхищенно смотрел на сидевшую перед ним Валерию Богатыреву, до замужества Гербер. «Какая она вся шоколадно-ореховая», — умилился он. Фантастически похожая на свою сестру двадцатисемилетняя Валерия была еще краше: нежное личико с персиковой кожей и бархатными карими глазами обрамляли блестящие каштановые локоны; фигура была под стать лицу: не очень высокая, по-девичьи тоненькая. Одета молодая женщина была просто и неброско: в джинсы и облегающий свитерок, но это не была дешевая одежда масс-маркета, а качественные вещи из фирменных магазинов. «Насколько мне известно, девушка нигде не работает, официально не замужем…»
— Валерия Владимировна, — Бобырев говорил ласково и проникновенно, — расскажите, пожалуйста, когда вы последний раз виделись со своей сестрой?
— Вероника позвонила в среду и сказала, что хочет заехать ко мне в гости, мы давно не виделись и она соскучилась по мне и по моей дочери, Вероника очень любит… любила Ниночку. — Голос девушки задрожал, и карие глаза наполнились слезами.
— И как вы провели вечер среды? О чем вы разговаривали с сестрой?
— Да особенно ни о чем, все, как всегда, говорили о Нине, о школе, потом я стала жаловаться на маму. Понимаете, у нашей мамы всегда был непростой характер, а с возрастом он стал все больше портиться. Мама стала очень упрямой и резкой, Вероника мало общалась с мамой, они друг друга раздражали, поэтому мне приходилось как-то их мирить, налаживать отношения… — Валерия достала из сумочки носовой платок, и Бобырев почувствовал запах карамели, шоколада и еще чего-то необъяснимо приятного. Какой-то новогодний запах.
Духи такие, догадался Александр Петрович.
«Сейчас она будет заговаривать мне зубы, рассказывать про маму и вообще забивать эфир всякой ерундой», — устало подумал Бобырев.
— Валерия Владимировна, незадолго до своей смерти ваша сестра разговаривала с вами по телефону и просила вас, настаивала: «Не делай этого!» Что же такого вы сделали или собирались сделать, милая Валерия Владимировна? — Он постарался, чтобы голос звучал как можно мягче. — Что так рассердило вашу сестру?
Женщина подавленно молчала.
— Ну хорошо, не хотите отвечать на этот вопрос, ответьте на другой: знаете ли вы Красовского Игоря Николаевича и какие отношения связывали вашу сестру с ним?
Он едва успел закончить фразу, как Валерия покачнулась и чуть не упала навзничь. Губы ее затряслись, она скорчилась на стуле, лицо посерело и исказилось жалкой гримасой, от шоколадно-орехового очарования не осталось и следа.
— Он сказал, что их связывали исключительно деловые отношения, и они с Верой только добрые товарищи… А мы… мы обязательно должны пожениться… только нужно чуть-чуть подождать, пока обернутся деньги… — Она зарыдала, уткнув лицо в ладони.
— Валерия, он — это кто? Кто он?
— Игореша, — пролепетала она, подняв к нему личико с черными потеками туши, — Игорь Красовский…
«Вот это да!» — Бобырев чуть не присвистнул от удивления, но вовремя спохватился, налил воды в стакан и протянул Валерии. «Вот ведь влипла, дурочка», — сочувственно подумал он.
Лерочка родилась, когда ее сестре Веронике исполнилось десять лет. Маленькая Вероника с удовольствием помогала маме нянчиться с маленькой живой куклой, а когда стала чуть постарше, уже совершенно осознанно и ответственно занималась младшей сестричкой: заплетала ей косички, отводила в детский сад, потом помогала делать домашние задания и порой вместо мамы ходила на родительские
