Попугай в пиджаке от Версаче - Александрова Наталья Николаевна
— Пр-рофессор — дур-рак! — немедленно отозвался попугай со шкафа.
— Все равно он жутко невоспитанный, расстроилась Лола, — что с ним делать — ума не приложу!
— Лолка, тебе не о попугае нужно сейчас думать, а о том, как развязаться с этим делом!
— Здравствуйте пожалуйста! — заорала Лола. — А я о чем тебе толкую? Я же тебе говорю — знаю, кто убийца! Этот Рома их всех убил, потому что они его обокрали! То есть ему так казалось, что они его обокрали, — поправилась Лола, заметив насмешливый блеск в глазах своего компаньона.
— Факты, — приказал Леня.
— Факты? Пожалуйста! — Лола вскочила с дивана и забегала по комнате. — Это Роман…
— Рома, Р-ромочка, кр-ролик, кр-роли-чек! — заорал попугай и захлопал крыльями на шкафу.
— Не перебивай! — отмахнулась Лола. —Так вот, Раиса говорила, что ее муж имел дело с Животовским, так? Он к нему ходил, вел какие-то переговоры, так что можно при желании найти свидетелей. Ведь Животовский — крупный продюсер, не в подъезде же он с ним встречался, а у себя в кабинете, так? Потом писатель этот, грубиян, не тем будь помянут… Наш Рома с ним тоже конфликтовал, то есть он жене жаловался, что тот у него что-то украл…
— Ага, посредством телепатии… Влез к нему в мозг и украл готовый роман… — ехидно напомнил Маркиз, — и ты думаешь, что твой капитан будет слушать эту чушь? Нет, Лолка, в милицию с этим идти никак нельзя, никто не станет тебя слушать.
— Вообще-то да, — вздохнув, согласилась Лола, — представляю, какими глазами посмотрит на меня капитан. Да еще замешалась в этом деле та девка белобрысая, Зайценогова. Она-то тут каким боком? Раиса даже ревнует к ней мужа, но я-то думаю, что дело тут не любовное, ты ведь его видел…
— Да уж, — неопределенно пробормотал Маркиз, — кто на такого польстится? С другой стороны, и по делу его использовать никому в голову не придет… Знаешь, Лолка, нужно идти с другого конца. Что за человек был этот писатель? На похоронах какие-то братки присутствовали, бывшие жены ругались…
— Ну, в том, что жены ругались, как раз ничего странного нету, — авторитетно заявила Лола, — с кем не бывает! Видно, от писателя приличное наследство осталось, вот они и лаются.
— Все же мне одно лицо там показалось знакомым, — бормотал Маркиз, — вот пока ты с Раисой жизнь в кафе прожигала, я фотографии из печати получил, те, что на кладбище делал. Давай смотреть…
Леня разложил на столе фотографии и наклонился над ними.
— Здесь у нас «вдова номер один» в окружении коллег покойного по творческому союзу, — проговорил Маркиз, откладывая в сторону несколько фотографий, — а вот появилась «вдова номер два» со своими колоритными спутниками… Черт, ну у этих братков и реакция! Смотри, ни на одной фотографии их нельзя как следует разглядеть!
— При чем здесь реакция? — спросила Лола, с интересом заглядывая через Ленино плечо.
— Они выработали способность не попадать ни на одну фотографию, — ответил Маркиз, откладывая в сторону еще несколько снимков, — видишь, нигде их лица толком не видны…
— Постой-ка, — Лола придвинула к себе одну фотографию, — Леня, посмотри сюда!
— Что такое? — Маркиз взглянул на свою подругу в недоумении. — Конечно, довольно неудачный снимок, первая вдова со спины, все остальные как-то не в фокусе…
— Зато очень хорошо видна могила, — проговорила Лола, — видишь вот эту плиту?
Действительно, на снимке была хорошо видна полированная гранитная плита, расположенная совсем рядом со свежей могилой, готовой принять останки покойного писателя.
— Ты видишь, что написано на этой плите?
Часть надписи была закрыта полой плаща одного из участников гражданской панихиды, однако на видимой части плиты отчетливо читалась вторая половина выбитой на граните фамилии.
— ..еногов, — прочитал Леня.
— Если бы на плите была фамилия «Волкоедов», мы видели бы концовку «…оедов», страшным шепотом сообщила Лола.
— Не понял, почему ты так переполошилась, — удивленно посмотрел на нее Маркиз.
— Ну, Ленечка, неужели непонятно? Плита совсем рядом с могилой Волкоедова, то есть на ней должна быть фамилия его близких родственников, скорее всего родителей.., а здесь совсем другая фамилия…
— Ну и что? — Леня недоуменно пожал плечами. — Может быть, это могила его сестры, у которой была фамилия по мужу, даже у матери могла быть не такая фамилия как у него…
— Но фамилия-то мужская! — проговорила Лола взволнованно.
— А может быть, как раз у него была материнская фамилия.., или это вообще какой-то дальний родственник…
— К дальним родственникам не хоронят! И вообще, Ленечка, у меня такое чувство, что мы наткнулись на что-то важное.., эта надпись что-то мне напоминает, только я не могу вспомнить, что… Ты же знаешь, если моя женская интуиция что-то подсказывает, лучше к ней прислушаться.
Маркиз твердо знал одно: если Лола что-то вбила себе в голову, лучше с ней не спорить — все равно ничего не добьешься.
— Ну и чего ты от меня хочешь? — недовольно спросил он. — У тебя какое-то неясное чувство, а мы должны все бросить и постараться это чувство немедленно прояснить?
— Небось, как тебе показалось знакомым лицо одного из братков, ты стремглав кинулся изучать фотографии…
— И, как видишь, безрезультатно! Во всяком случае, на проверку моей гипотезы мы потратили немного времени…
— Ленечка! — Лола просительно сложила руки. — Давай съездим на кладбище, посмотрим, что за фамилия выбита на этой плите! Это ведь совсем недалеко! Ну пожалуйста!
Маркиз знал, что если его компаньонка что-нибудь для себя решила, она непременно добьется своего.
Он тяжело вздохнул и отправился к машине.
Оставив машину у ворот Успенского кладбища, они пошли по центральной аллее.
Весной даже кладбища не производят на человека впечатления уныния и мрачной безысходности. Длинные ряды могил, украшенных безыскусными цветниками и затененных раскидистыми вековыми деревьями, на которых уже появляются первые нежно-зеленые листья, создают настроение печальное, но умиротворяющее и философское, навевая мысли о краткости жизни и необходимости прожить ее так.., или там.., в общем, прожить ее по возможности лучше и интереснее.
По сторонам от дороги скромно одетые старушки копошились на родственных могилках, пересаживали или поливали цветочки, подкрашивали серебристой краской оградки, сыпали жирным голубям хлебные крошки.
Центральная широкая аллея разделилась на две аллеи поуже, затем на четыре, как большая река делится перед впадением в море на несколько малых рукавов.
— А дальше-то куда? — растерянно спросил Маркиз, остановившись у очередной развилки. — Совершенно не помню, как мы шли!
Лола виновато оглядывалась. Поскольку поездка на кладбище была ее идеей, она чувствовала ответственность за ее осуществление.
— Вон, видишь, кладбищенская контора, она указала на видневшийся за деревьями небольшой зеленый домик, — пойдем, спросим у них!
Возле зеленого домика на асфальтовой площадке стояли несколько дорогих иностранных машин во главе с черным, сверкающим лаком новеньким «мерседесом».
— А хорошо, однако, живет местный персонал! — отметил Леня, подходя к двери конторы.
За столом в небольшом кабинете сидел весьма упитанный мужчина с разными глазами. Один глаз у него был голубой, другой карий. Голубой глаз смотрел на посетителей с выражением кристальной честности и готовности немедленно пойти навстречу всякому их законному пожеланию, тогда как карий косил куда-то в угол, где он, по-видимому, замечал непреодолимые препятствия для этих законных пожеланий. И если голубой глаз сверкал честностью, то карий выглядел на редкость жуликовато.
Маркиз немало повидал на своем веку таких разноглазых начальников и хорошо знал, что они что-то делают только в двух случаях: или если им хорошо заплатить, или если им пригрозить возможными и очень значительными неприятностями.
Платить кладбищенскому жулику за ерундовую справку ему совсем не хотелось, и поэтому Маркиз быстро махнул в воздухе неразборчивым удостоверением и голосом, полным самоуверенности и начальственного хамства, проговорил:
