Андрей Воронин - Отражение удара
"Вот так штука, - в смятении подумал он. - Это называется - попал. Как в том анекдоте про китайца, к которому домой все время приходили разные люди и интересовались его политическими убеждениями. А он, бедняга, никак не мог угадать правильный ответ и каждый раз получал по мягкому месту. "Сизу, пью цай", - вспомнил Илларион, - "цитаю "Зэньминь Зибао". Слысу звонят. Снимаю станы, открываю дверь, а это соседка за солью присла".
- Ой, - всплеснула руками соседка, - я, кажется, не вовремя! Извините, я попозже зайду.
- Да нет, что вы, - пятясь к дверям ванной, возразил Илларион. - Это я распустился совсем, хожу, как папуас, без штанов. Вы проходите, располагайтесь, я сейчас.
Он нырнул в ванную. "А она все-таки чертовски красива, - подумалось ему. - Не кинозвезда, конечно, и не модель, но оч-чень даже ничего. Как раз в моем вкусе. И до чего же странно получается: только муж за порог - то я к ней, то она ко мне. Ай-яй-яй, Забродов.
Как говорится, каждый рассуждает в меру своей испорченности. Но если она сейчас попросит щепотку соли, это будет уже настоящий анекдот, без дураков".
Он затянул на животе ремень, наскоро причесался перед зеркалом и вышел из ванной. Ему казалось, что соседка должна сидеть в кресле, картинно забросив ногу на ногу или, наоборот, кокетливо сдвинув красивые колени, но она стояла к нему спиной в глубине комнаты и с любопытством разглядывала стеллажи, легонько касаясь пальцами тускло поблескивавших корешков.
У нее была стройная фигура - не девичья, конечно, но как раз такая, какой, по мнению Иллариона, должна быть фигура сорокалетней женщины, красивые волосы и отлично вылепленные руки - белые, красивые и сильные, с тонкими подвижными пальцами. Забродов на секунду остановился в дверях, невольно залюбовавшись гостьей, но тут же одернул себя - она была замужем.
"Ну-ну, - с иронией сказал он себе, - не будь ханжой. Бог создал женщину красивой специально для того, чтобы на нее было приятно посмотреть. Не только для этого, конечно, но в данном случае лучше ограничиться тем, что есть, и не зариться на чужое. А смотреть - смотри, что же тут плохого?"
- Интересуетесь? - спросил он, входя в комнату.
Соседка обернулась со смущенной улыбкой, словно ее застали за чем-то недозволенным.
- Как вам сказать, - ответила она. - Люблю читать, не более того.
- Так это же чудесно! - с несколько преувеличенным энтузиазмом воскликнул Илларион. Ситуация была довольно двусмысленная, и он не вполне понимал, как себя вести. - Вот если бы вы любили топить книгами печку, это было бы другое дело.
Она рассмеялась.
- А вы, я вижу, настоящий специалист.
- Да куда уж мне... Так, любитель. Подбираю, что с воза упало... Но здесь встречаются любопытные экземпляры. Впрочем, вы же не коллекционер. Вам, должно быть, неинтересно.
- Отчего же? - удивилась она. Голос был звонкий, совсем молодой, и Забродов поймал себя на том, что соседка нравится ему все сильнее. - Я вижу, у вас здесь настоящая сокровищница. Девятнадцатый век.., ого" даже восемнадцатый!
- Есть и семнадцатый, - скромно похвастался Илларион, - вон там, наверху, слева.
- Ой, правда! Господи, до чего интересно! Вот так живешь, крутишься, как белка в колесе, а вокруг столько удивительного! А ты, как ломовая лошадь, и шоры на глазах...
- Вы совершенно не похожи на ломовую лошадь, - не удержался Илларион. - Напротив... Гм. Извините, это я куда-то не туда заехал.
- Почему же не туда? - Тон вопроса был так же непонятен, как и выражение глаз. Что это было: насмешка, предостережение типа "Не влезай убьет!", простая вежливость или, наоборот, приглашение к более активным действиям? - Поверьте, комплименты всегда приятны. От мужа их не дождешься, он ко мне привык, как к домашним тапочкам, а на работе.., ну, там у всех одни деньги на уме.
- Гм, - повторил Илларион. Он действительно не знал, что еще сказать.
- Я собственно, вовсе не жаловаться пришла, - спохватилась Алла Петровна. - Вы уж не сердитесь, я к вам вломилась... Просто сегодня у меня отгул, а идти никуда не хочется, да и куда пойдешь? Тем более, муж на работе.
- Да, - сказал Илларион, который никак не мог понять, куда она клонит. - Я его встретил на лестнице.
Он у вас очень приятный человек.
- Да, очень. Но дело не в нем. Просто, когда мы приходили звать вас на новоселье...
- Извините, - перебил ее Илларион. - Я ужасный свинтус и совершенно некомпанейский человек. - Книгочей-одиночка, Этакий, знаете ли, замшелый индивидуалист.
- Пустое. - Алла Петровна улыбнулась, и Илларион не мог не улыбнуться в ответ. - Просто я еще тогда заметила, сколько у вас книг. Может, дадите что-нибудь почитать?
Илларион задумчиво поскреб ногтями щеку. Жадность не относилась к числу пороков Забродова, но он знавал множество очень честных и порядочных людей, которые всегда в срок и до последней копейки отдавали долги, никогда не забывали вернуть взятую напрокат по случаю свадьбы или именин табуретку и при этом считали, что нет ничего естественнее, чем зачитать книгу, которую взяли на время, хотя любая книга из его коллекции стоила куда больше табуретки, а некоторые тянули на целый мебельный гарнитур.
- Я клятвенно обещаю вернуть ваше сокровище точно в назначенный срок, - без труда угадав причину его колебаний, добавила Алла Петровна.
Илларион с удивлением почувствовал, что краснеет.
Сегодняшний день начинался не лучше вчерашнего. Накануне с утра пораньше его поджидал неприятный сюрприз, а сегодня он раз за разом попадал впросак, невольно ставя себя в дурацкое положение.
- Ч-черт, - пробормотал он. - Извините... Поверьте, я вовсе не думал...
- Думали, думали, - весело уличила его во лжи Алла Петровна. - Еще как думали. Я вас насквозь вижу, потому что сама не раз бывала на вашем месте. Я когда-то собирала детективы.., я понимаю, для вас это смешно...
- Не вижу ничего смешного, - серьезно ответил Илларион. - Смешно, когда человек любит читать детективы, а сам заставляет полки Гегелем, Кантом и Спинозой, от которых, честно говоря, его с души воротит.
И все для того, чтобы произвести впечатление на знакомых. Собственно, это не смешно, а грустно: человек без нужды унижает и ущемляет собственное "я", как будто без этого мало всяких ущемителей. Ох, простите, опять меня понесло. Больная тема, знаете ли.
- Что-то непохоже, чтобы вы себя сильно ущемляли, - сверкнув загадочной улыбкой, заметила Алла Петровна. - Да и извне, как мне кажется, вас не очень-то ущемишь. Вы весь какой-то.., как из твердого дерева.
- Дубовый?
- Крепкий. Надежный. Сильный.
- Ох! А еще?
- Еще? Еще вы цельный.
- Ну, я же говорю: дубовый массив. Есть за мной такой грех. Я ведь, знаете ли, всю жизнь прослужил в армии. А теперь вот, как говорится, снял портупею и рассыпался.
- Вы?! В армии? А я-то думала, что ваш камуфляж - это.., ну.., ну, камуфляж. В прямом смысле слова, - Увы. Вы, к сожалению, ошиблись.
- Скажите тоже, к сожалению. Вы заметно улучшили мое мнение о нашей армии.
- Гм, - снова сказал Илларион. Этот быстрый, как в пинг-понге, обмен игривыми репликами напоминал стремительный дебют шахматной партии, когда игроки, почти не размышляя, обмениваются быстрыми заученными ходами. Осмотревшись, он решил, что этот разговор далековато завел по скользкой дорожке, и довольно неуклюже вывернул на большак.
- Так что случилось с вашими детективами?
"Вот это и называется у шахматистов "непринятым ферзевым гамбитом", подумал он, борясь с желанием сильно дернуть себя за ухо. - Нечего, нечего. На чужой каравай рот не разевай. Всяк сверчок знай свой шесток.
Ну, и так далее... Но какая женщина! Черт в юбке. Точнее, в халате".
- С детективами? А... Ну, что могло с ними случиться? Половину зачитали, и, как водится, самые лучшие. Так что я вас отлично понимаю. Так дадите что-нибудь почитать? Видите, какая я настойчивая.
- На то вы и женщина. С детективами у меня, честно говоря, не так, чтобы очень. Честертон сгодится?
- Обалдеть можно! Честертон - моя любовь. Он такой тонкий, психологичный. Не то, что нынешние писаки, у которых на каждой странице крови по колено и все время кого-нибудь пытают.
- У вас отличный вкус. Еще есть Коллинз. Дать?
- Спасибо. Пока хватит Честертона. Просто не знаю, как вас отблагодарить. Может быть, сами что-нибудь придумаете?
Илларион вздрогнул, надеясь, что это вышло незаметно. Это уже было предложение - прямое и недвусмысленное, как удар по зубам.
В комнате повисла неловкая пауза. Алла Петровна, держа в руках томик Честертона, смотрела на Забродова. Взгляд у нее был прямой и безмятежный, и Илларион готов был поклясться, что она читает его мысли.
Грешные, черт бы их побрал, мысли, очень грешные...
"Вот история, - подумал он. - Что же ей ответить? Черт, а может, так и надо: вопрос - ответ, да - да, нет - нет, и никаких гвоздей... Двадцатый век на исходе, время скоростей. Муж у нее - медуза, рохля, а она вон какая - огонь... И умница. Черт, не умею я так.
Хорошо быть кисою, хорошо собакою... Вот то-то и оно.
