Эллери Куин - Тайна греческого гроба. Грозящая беда
— Георг Халкис, — сказал он.
* * *Гораздо позднее окружной прокурор Сэмпсон признался, что, не будь там Джеймса Дж. Нокса, он схватил бы со стола инспектора телефон и швырнул бы его Эллери в голову. Он не поверил. Он не мог поверить. Мертвец, более того, ослепший перед смертью человек — убийца! Это бросало вызов всем законам вероятности. Было и еще кое-что: самодовольная болтовня какого-то клоуна, фантазии возбужденного ума… Сэмпсон, стоит отметить, имел насчет Эллери очень твердое мнение.
Однако, сдерживаемый присутствием великого человека, он просто окаменел на стуле, а его мозг уже лихорадочно бился над задачей, как опровергнуть это утверждение, спровоцированное полным помешательством.
Поскольку Ноксу не требовалось времени, чтобы прийти в себя, то он заговорил первым. Заявление Эллери удивило его, это точно, но уже через мгновение он произнес:
— Халкис… Как это?
Инспектор все же обрел дар речи.
— Я считаю, — проговорил он, быстро облизнув красные губы, — мы обязаны мистеру Ноксу объяснить — да, сын? — Его тон противоречил взгляду: взгляд выдавал бешенство.
Эллери вскочил со стула.
— Разумеется, — с воодушевлением сказал он. — Особенно потому, что мистер Нокс лично имеет отношение к этому делу. — Он присел на краешек стола инспектора. — Действительно уникальная оказалась задача, — заметил он. — В ней было несколько поистине вдохновенных моментов. Будьте внимательны. В деле две основные улики: первая связана с галстуком, который Георг Халкис надел в то утро, когда умер от сердечной недостаточности, вторая с электрическим чайником и чайными чашками в кабинете Халкиса.
Нокс был слегка ошарашен. Эллери сказал:
— Прошу прощения, мистер Нокс. Вы ведь незнакомы с этими вещами.
Он быстро обрисовал факты, сопутствующие расследованию. Когда Нокс кивнул, подтвердив, что все понял, Эллери продолжил:
— Теперь позвольте мне объяснить, что мы можем получить из этой истории с галстуками Халкиса. — Эллери не забывал представлять себя во множественном числе: семейная гордость была в нем развита очень сильно, хотя отдельные злонамеренные лица высказывали сомнения на этот счет. — Неделю назад, в субботу утром, в день смерти Халкиса, его слабоумный камердинер Демми готовит для кузена одежду, как он выразился, по расписанию. Следовательно, надо было ожидать, что Халкис наденет в точности те предметы одежды, которые указаны в расписании на субботу. Обратитесь к этому расписанию, и что же вы там обнаружите? Вы обнаружите, что помимо всего прочего Халкис должен был надеть зеленый муаровый галстук.
Пока все идет нормально. Демми, который завершил утренний ритуал — помог кузену одеться или, по крайней мере, разложил запланированную в расписании одежду, — в девять часов выходит из дому. Пролетают пятнадцать минут, интервал времени, в течение которого Халкис, полностью одетый, находится в кабинете один. В девять пятнадцать входит Слоун, чтобы обсудить с Халкисом программу на день. И что нам открывается? Нам открывается, согласно свидетельству Слоуна — не акцентированному, разумеется, но все-таки свидетельству, — что в девять пятнадцать на Халкисе надет красный галстук.
Эллери уже полностью владел аудиторией, и его чувство удовлетворения само собой прорвалось вульгарным смешком.
— Интересная ситуация, да? Итак, если Демми сказал правду, мы сталкиваемся с любопытным противоречием, которое требует объяснения. Если Демми сказал правду, — а состояние его рассудка не предполагает лживости, — то в девять часов, когда Демми ушел, Халкис был в запланированном, то есть зеленом, галстуке.
Как же нам объяснить это противоречие? Мы неизбежно приходим к следующему объяснению: в течение пятнадцатиминутного интервала, когда Халкис был один, он по какой-то причине, которую мы, вероятно, никогда не узнаем, прошел в спальню и поменял галстук, отказавшись от зеленого, полученного от Демми, в пользу одного из красных, висевших в платяном шкафу.
Из свидетельства Слоуна нам также известно, что в ходе их беседы, начавшейся в девять пятнадцать, Халкис потрогал свой галстук — красный, как Слоун сразу заметил, еще только войдя в комнату, — и произнес следующее: «Перед уходом напомни, чтобы я позвонил Баррету и заказал новые галстуки, такие, как этот». — Эллери сверкнул глазами. — Устное выделение последних слов мое. Теперь следите. Позже, когда мисс Бретт выходила из кабинета Халкиса, она слышала, как он назвал оператору номер Баррета, своего галантерейщика. Из магазина, как было установлено последующей проверкой, доставили — по свидетельству клерка, говорившего с Халкисом, — точно то, что заказал Халкис. Но что же заказал Халкис? Очевидно, то, что было ему доставлено. А что было доставлено? Шесть красных галстуков!
Эллери наклонился вперед и хлопнул по столу.
— Резюмируем: Халкис, сказав, что собирается заказать такие же галстуки, как тот, что был на нем, а затем заказав красные галстуки, должен был знать, что на нем надет красный галстук. Это главное. Иначе говоря, при разговоре со Слоуном Халкис знал цвет галстука, повязанного у него на шее.
Но как мог он, слепец, знать цвет, если это не был цвет, предусмотренный расписанием на субботу? Кто-то мог назвать ему этот цвет. Кто же? Только три человека видели его в то утро до звонка Баррету — Демми, одевший Халкиса в соответствии с расписанием, Слоун, в разговоре которого с Халкисом о галстуках ни слова не было об их цвете, и Джоан Бретт, в чьем вопросе к Халкису по поводу галстуков цвет также не упоминался.
Иными словами, Халкису никто не называл цвет галстука, который он сам выбрал. Была ли это просто случайность, что он сменил запланированный зеленый галстук на красный, который оказался на нем позднее, — случайно ли он взял с вешалки красный галстук? Да, это возможно — ведь галстуки висят в шкафу как попало. Но на самом деле не важно, был ли это случайный или намеренный выбор. Как объяснить тот факт, что он знал — и его последующие действия это подтвердили, — что взял красный галстук?
Эллери медленно опустил сигарету на дно стоявшей на столе пепельницы.
— Джентльмены, есть только один способ, с помощью которого Халкис мог узнать, что он носит красный галстук.
А именно, он мог различить его цвет визуально — он мог его видеть!
Но он был слеп, вы говорите?
И в этом суть моей первой цепочки логических выводов. Как свидетельствовал доктор Фрост и подтвердил доктор Уордс, Георг Халкис страдал особым типом слепоты, при котором зрение могло вернуться спонтанно в любой момент!
Итак, каково же заключение? Утром в прошлую субботу, по крайней мере, мистер Георг Халкис был так же слеп, как вы или я.
Эллери улыбнулся:
— Сразу возникают вопросы. Если после настоящей слепоты он внезапно прозрел, почему же он не оповестил об этом волнующем событии своих домашних — сестру, Слоуна, Демми, Джоан Бретт? Почему не позвонил своему врачу и даже не информировал доктора Уордса, специалиста по глазным болезням, гостящего в его доме? Только по одной возможной психологической причине: он не хотел, чтобы об этом стало известно. У него была определенная цель, которая требовала, чтобы люди продолжали считать его слепым. Что же могло быть целью?
Эллери сделал паузу и перевел дух. Нокс наклонился вперед, устремив на него немигающий взгляд, остальные замерли, внимательно слушая.
— Давайте пока оставим эту часть, — спокойно произнес Эллери, — и возьмемся за историю с электрическим чайником и чашками.
Рассмотрим кажущуюся очевидность. Обнаруженная на столике чайная посуда ясно указывает, что чай пили три человека. Почему это вызывает сомнения? Три чашки демонстрируют обычные следы их использования: засохший отстой и круговой налет внутри, чуть ниже края. Еще одно свидетельство дают три заварочных пакетика — когда я подавил их в кипятке, то добился лишь очень слабого подобия чая, и это доказывало, что пакетики действительно послужили заваркой. Там же лежали три засохших, выжатых кусочка лимона. Три серебряные ложки, покрытые мутной пленкой, также свидетельствовали, что ими пользовались. Вы видите, все должно было показать, что чай пили трое. Более того, это служит подтверждением тому, о чем мы уже узнали, поскольку в пятницу вечером Халкис сообщил Джоан Бретт, что ждет двоих, затем этих двух гостей видели — они прибыли и вошли в кабинет, — и вместе с Халкисом получается, таким образом, три человека. Снова — кажущаяся очевидность.
Но! — и это очень весомое «но», джентльмены, — усмехнулся Эллери, — стоило только заглянуть в чайник, как обнаружилось, что все эти признаки всего лишь кажущиеся. Что же мы там увидели? Если коротко, то в чайнике было слишком много воды. Мы приступили к доказательству предположения, что воды было слишком много. Выливая воду из чайника, мы убедились, что ее хватило на пять чашек — пятая заполнилась не доверху, если быть точным, но перед этим мы уже вылили немного стоялой воды в пробирку для последующего химического анализа. Значит, всего пять чашек. Затем, когда мы заново налили в чайник свежую воду, нам удалось из него наполнить ровно шесть чашек. Таким образом, чайник рассчитан на шесть чашек, но оставшейся в нем воды хватило лишь на пять. Но как такое могло быть, если Халкис и два его гостя использовали для чая три чашки, как указывали видимые знаки? Согласно нашему тесту, из чайника была наполнена только одна полная чашка, но никак не три. Может быть, каждый из троих налил лишь по одной трети чашки? Исключается: с внутренней стороны каждой чашки остался налет почли у края, свидетельствующий, что чашки были именно наполнены. Тогда, может быть, из чайника действительно наливали кипяток в три чашки, но позднее кто-то добавил воды в чайник, компенсируя объем двух чашек? Но это не так — простой химический анализ воды из пробирки показал, что свежую воду в чайник не доливали.
