Ольга Хмельницкая - 33 счастья
Аспирант запнулся. Алена смотрела на него блестящими глазами.
– И что – когда ты увидел меня? – спросила она тихо.
– То понял, что ранее у меня было всего лишь легкое увлечение. Зато теперь…
– Теперь все по-настоящему! – выдохнула девушка.
– Да!
В этот момент послышались звон, грохот и громкий мат. Бубнов и Алена посмотрели вниз. Один из коллег Александра Павловича таки вытолкнул из грузовика многострадальный чемодан профессора. Коньяк, чей запах к тому моменту стал несколько приглушенным, заблагоухал с новой силой. Что касается аппаратуры, то разбилось даже то, что еще каким-то чудом оставалось целым.
– Что ж вы ругаетесь нехорошими словами? – строго спросил академик профессора. – А еще ученый!
Вместо ответа разъяренный Слюнько схватил первый попавшийся чемодан из кучи вещей, принадлежавших криомедикам, и швырнул его за борт. Звон, грохот и мат в этот раз были даже громче, чем в предыдущем случае.
– Ну, это уж слишком! – взревел Александр Павлович.
– Вы первый начали! – закричал в ответ Слюнько, грозно хмуря брови и потрясая в воздухе кулаками.
– Никто вас не звал в нашу машину! – не сдавался Защокин. – Вылезайте!
– Ой, – вдруг сказал кто-то, – посмотрите. Они целуются!
Пользуясь тем, что на них никто не смотрит, Бубнов и Защокина слились в страстном поцелуе.
– Ну надо же! – сказала Виктория, стоя у сплошной скальной стены. – Я надеялась, что здесь есть проход. Что же нам теперь делать?
Вместо ответа Бадмаев принялся исследовать стену, нажимая то на один, то на другой выступ. Потом он лег и провел ладонью у пола, отыскивая сквозняк.
– Глухо, – покачал он головой, вставая, – это сплошной каменный мешок. Надо идти назад и исследовать другие галереи. Вдруг проход отыщется?
– А если не отыщется, – сказала Сушко, – прыгнем в колодец?
Юрий ничего не ответил. Они вернулись в круглую комнату.
– В какой туннель пойдем теперь? – спросила Виктория, глядя на черневший перед ней ряд совершенно одинаковых провалов.
– Надо отметить те, в какие мы уже ходили, – предложил Бадмаев, узкие глаза которого светились в темноте, как у кота.
Ботаник поднял с пола камешек, подошел к туннелю, из которого они только что вышли, и хотел было поставить на краю штрих, но вдруг удивленно присвистнул.
– Что там? – всполошилась Виктория.
– Тут уже стоит штрих, – ответил Юрий, – кто-то изучал все эти галереи до нас.
– И что? – спросила девушка, подходя к Бадмаеву и прижимаясь к его широкому плечу. – Что это значит?
– Это значит, – ответил ботаник, – что нам надо идти в тот единственный коридор, где не будет отметки.
Светя фонариком, накал которого постепенно слабел, они изучили стены возле входов в туннели. Оказалось, что штрихов нет около трех из них.
– Вот сюда и пойдем, – сказал Юрий.
Они взялись за руки и пошли по галерее, которая быстро сужалась. Потянуло сыростью. Коридор спускался вниз. Кое-где пол был покатым, кое-где встречались ступеньки. Бадмаев обратил внимание на небольшие ниши в стенах, расположенные у самого пола.
– Что это, как ты думаешь? – спросил он девушку.
– Не знаю, – призналась Виктория, ощупывая одну из ниш, – может, тут что-то хранилось?
– Скорее всего, взрывчатка, – сказал Юрий. – Думаю, что этот коридор был в свое время заминирован на случай, если неприятель попытается его захватить.
– А это, в свою очередь, говорит о том, что он ведет наружу, – подхватила Сушко. – Иначе во взрывчатке не было бы никакого смысла.
– Точно, – кивнул Бадмаев. – Скорее всего, мы скоро выйдем на поверхность.
Туннель становился все уже. Вскоре Виктория и Юрий протискивались в него боком. Внезапно Бадмаев, шедший впереди, остановился. Сушко уткнулась носом в его спину и тоже затормозила.
– Теперь иди аккуратно, – сказал ботаник, – впереди выход.
– И что? Почему аккуратно? – не поняла Виктория, поправляя очки.
– Туннель выходит прямо на скальный карниз, – пояснил ботаник.
Они медленно выползли на край туннеля и остановились. Перед Юрием и Викторией была пропасть. На вершине скалы стояло черное здание биостанции, в котором больше не осталось ни одного живого человека.
– Туннель выходит прямо в середину скалы, – сказала Виктория, лежа на краю и глядя вниз. – Странно.
– Ничего странного, – покачал головой ботаник, – может, в давние времена тут был какой-нибудь проход или каменная полка, по которой можно было спуститься вниз.
– А может, этот выход использовался как бойница, – предположила Сушко.
– В любом случае, это не то, что нам нужно, – ответил Бадмаев. – Надо возвращаться.
Задерживая дыхание и втягивая животы, молодые люди вернулись в круглую галерею, надеясь попытать счастья в двух других туннелях, не отмеченных штрихами.
Ева отбрасывала в сторону камень за камнем. Иногда часть стены обрушивалась вперед, и Ершова отпрыгивала назад, стараясь, чтобы тяжелые валуны не упали ей на ноги. Шершавые булыжники были тяжелыми, девушка обливалась потом. Она очень устала и старалась не останавливаться, чтобы не свалиться.
– Если я упаду, то больше не встану, – понимала Ершова, – поэтому падать нельзя.
Она оттаскивала камни в сторону один за другим. Некоторые валуны были так велики, что их приходилось откатывать, потому что поднять их не было никакой возможности.
– Я думаю, что погибший бедняга таскал камни, пока не умер, – пробормотала Ева, – он не смог раскопать проход. Скорее всего, такая же участь ждет и меня. Но все равно, сдаваться нельзя. Буду таскать камни до последнего вздоха!
Ева стиснула зубы и продолжила разбирать стену. Камни были сухими, с острыми краями, и вскоре руки девушки покрылись кровавыми волдырями.
– Ну почему только меня потянуло на работу в ФСБ, – вздыхала Ершова, – могла бы стать, например, учительницей младших классов или врачом в поликлинике. И не пришлось бы мне таскать камни и висеть головой вниз, зацепившись ногой за корни, тонуть в грязи…
Девушка вздохнула и оттащила еще один камень. По мере того как она прокапывала себе проход, сзади росла каменная стена. Ева в буквальном смысле этого слова закапывалась в кучу булыжников.
– Надо было относить их подальше, – сказала себе Ершова, – а то мне скоро некуда будет складывать камни.
Подумав, девушка сменила тактику. Теперь она не убирала все подряд камни из туннеля, а снимала верхний слой, добиваясь того, чтобы можно было проползти под самым потолком. Но, несмотря на все ее усилия, булыжники никак не заканчивались. Лампочка светила ярко. В ее лучах светло-бежевый известняк походил на бисквит.
– А на вид совсем не страшно, – сказала самой себе Ева, – и вода есть, и воздух. Но никак не выбраться.
Девушка заметила, что она плохо слышит. Она отложила в сторону камень и хорошенько поковыряла у себя в ухе. Отвалился большой кусок сухой грязи. Ева тут же начала слышать лучше. Руки у нее начали саднить все сильнее. Несколько пузырей лопнуло. Потекла кровь. Она была красной, горячей и падала яркими алыми каплями на бежевые камни. Ершова сняла с себя майку, порвала ее на две части и обмотала обрывками ладони. Тряпочки тут же пропитались кровью. Ева продолжила перекладывать камни, мужественно игнорируя боль и дикую усталость. Ее руки уже перестали подниматься, все чаще она катила или тащила камень вместо того, чтобы поднять его. Надежды таяли. Конца завалу видно не было.
Наконец Ершова не выдержала. Она села на каменный пол, усеянный обломками известняка, откинула назад голову с темными короткими волосами, заляпанными присохшей грязью, и уронила на колени тонкие смуглые руки.
«Все», – подумала Ева.
И в этот момент она услышала совсем рядом чей-то дикий крик.
– Немедленно отойдите от нее, – скомандовал Слюнько, показывая пальцем на Алену. – Она из лагеря наших конкурентов! Как вы вообще могли заинтересоваться девушкой, которая является дочерью криомедика?
Последнее слово профессор выплюнул, словно это было ужасное ругательство.
– Алена, – строго вещал Александр Павлович с другой стороны, – немедленно оставь этого молодого человека! Ты же дочь академика. Ты могла бы выбрать любого. Принца какого-нибудь. А ты что делаешь? С лохматым аспирантом связалась? Да еще и с орнитологом!
Опустив голову, Защокина отошла от Бубнова. На ее глазах выступили слезы.
– И учти, я никогда, никогда не одобрю этот союз, – добавил академик.
По щеке Алены поползла одинокая капелька. Дима бросился было ее утешать, но на его пути встал Игорь Георгиевич.
– Подумайте о Маше, оставшейся в общежитии, – строго сказал он, – ведь вполне может статься, что она передумает уходить к Пете и вернется к вам. Особенно если все узнают о том, что именно вы сделали крупное научное открытие.
– Какое открытие? – не понял аспирант.
– Ну, я не знаю пока, какое, – пожал плечами Игорь Георгиевич, – какое-нибудь! Это от вас зависит! Правда, если вы будете продолжать думать о девушках, а не о науке, то, конечно, никакого открытия вам не видать, как своих ушей.
