Андрей Хазарин - Живой товар
Артур Митрофанович кинулся к «мерседесу». Аптечка-то ни к черту, так, лишь бы гаишники не приставали. Один бинтик узенький да ампула йоду… А-а, жгут все-таки есть!
Он возился с Колиными ногами, плававшими в луже крови, араненый слабеющим голосом бормотал:
— Митрофаныч… Это «кречеты» были… Во что ж такое мы вляпались?
— Молчи, Колечка, лежи спокойно… Сейчас жгут наложу — и домой поедем.
— В больницу, Король… Дома за мной и приглядеть некому.
— Ну да, ну да, в больницу.
Куда-куда, только не в больницу. «Кречеты» нас тут бросили, они на задании, им главное груз доставить — елки-палки, кто ж мог подумать, что эту б….шку так повезут, — но уж, небось, по рации весь менталитет на ноги подняли, странно, что красноперых до сих пор тут нету, уматывать надо, и поскорее…
Как же, в больницу… там все медики-педики запуганные, вмиг настучат, так мол и так, доставлен огнестрельный раненый…
Ничего, есть в городе нужные люди, подлечат, довезти б только…
Кононенко перетягивал жгутом ногу, а сам все косился выше, на живот ох как не нравилась ему эта рана, и смотреть толком было страшно: или мочевой пузырь, или, не дай Бог… кажись, не ходить теперь Коле по бабам…
Наконец решился. Осторожно расстегнул пряжку, раздернул молнию. Ох, Христа-Господа Богомать!.. Ладно, молчком только…Разодрал пачку ваты, кое-как свернул тампон, заткнул дырку, поднял плавки на место.
— Что там, старшой?
— А что я — доктор? Дырка лишняя — вижу. Заткнул пока. Лежи, помалкивай, сейчас поедем.
— А Витюша?
— И Витюша, конечно, как же без Витюши… — бормотал Артур Митрофанович.
Действительно, оставлять труп никак нельзя, найдут, вычислят… Уматывать — и чем быстрее, тем лучше.
Он вернулся к «мерседесу», подобрал домкрат и запаску, бросил в багажник. Завел движок, сдал назад, остановил машину возле ребят. Откинул спинку пассажирского сиденья, с трудом затащил и уложил Колю — грузный мужик, ещё гирька его любимая болтается… Коля стонал, но помогал руками.
От натуги опять сильно ударило в голову. Кононенко постоял, переводя дух, потом доволок до машины по-мертвому тяжелое тело Витюши, примостил на заднее сиденье — и снова голова пошла кругом. Сейчас бы коньячку глоток… Он вздохнул, похлебал кока-колы из двухлитровой пластиковой бутылки, утер пот со лба и включил передачу.
Домой, скорей домой… э нет, не так уж скорей… Он снова выключил передачу, взял из бардачка фонарик, прошелся по дороге — ну так и есть! Подобрал Витюшин ТТ, посветил по сторонам — нет, гильзы только калашниковские… Не успел Витюша, не успел, а то все совсем иначе повернуться могло бы…
Все, ехать, да пошустрее, пока Коля не истек — и снова остановила мысль: «кречеты», собаки, наверняка оповестили, небось у поста на повороте уже поджидают. Ничего, есть одна дорожка, вроде бы в тупик упирается, в сады совхозные, но умный человек найдет дорогу из тупика: сады, конечно, огорожены, и на воротах вот такой замок, но на всякий замок где-то есть ключ, и не так далеко, вот в этом бардачке, душа подсказала ещё перед выездом, мало ли, как раз тот запас, который горба не тянет…
Наконец-то Кононенко уселся на водительское место, выключил свет в салоне и тронул тяжелый «мерседес», плавно наращивая скорость.
— Терпи, Коля, — бормотал он, — терпи, скоро будет тебе больница, скоро уже…
«Мерседес» с места взял резво, перебежал низинку и полез на подъем. «Тяжело что-то идет», — с тревогой отметил Артур Митрофанович. Не прошло и минуты, как на щитке тревожно замигал указатель температуры, мотор заглох с резким ударом, автомобиль остановился как вкопанный, Мюллера швырнуло вперед. Он с руганью затянул ручник, вышел и поднял капот. В лицо ударил горячий пар… Ему хватило одного взгляда на радиатор: три дыры зияли нагло, как гнилые провалы в оскаленной ухмылке. Все, приехали. Заклинило движок.
Вот теперь Мюллер понял, что залетел — и крепко.
Похоже, Колю уже не спасти — ночью никто не остановится, а тем более не поедет в обход поста ГАИ, через сады. А даже если и остановится — кто сейчас на дороге, одни дальнобойщики, те народ серьезный и подозрительный, сами ментам сдадут, а то и на месте уложат, если что заподозрят. Да и патруль вот-вот появиться может, даже странно, что их до сих пор нет…
На себе унести, как нес Вовку Смирнова в Афгане? Нес… на сколько моложе был, а не донес, километр протащил, упал… не выдержал Вовка падения, пока примерился его снова на плечо взвалить — а он уж не дышит. Бросил, кое-как сам убрался, пока духи не нагрянули… Но с тех пор столько лет прокатилось, сила уже не прежняя, молодая, на убыль пошла, а Коля поздоровше Вовки, его и на километр не унесешь. Тут дай Бог самому ноги унести.
Но нельзя же бросать ребят, не по-человечески… а главное — найдут, вычислят, на фирму выйдут. Даже если не полезут в дела бизнесовые, одного нападения на машину с охраной вполне достаточно.
— Хреново, Коля, — пробормотал Мюллер. — Непруха тебе. Витюше, считай, больше повезло…
Он огляделся.
Дорога, сколько видно, была пуста — ни огонька. В темнеющем небе проглянули первые звезды. Внизу, откуда только выехали — совсем темно, только в русле кое-где поблескивало, лужицы остались после недавних дождей.
«Война есть война, — бормотал про себя Мюллер. — Чрезвычайные обстоятельства требуют чрезвычайных решений».
Были у него наготове нужные слова для разных случаев жизни, были наготове разные рецепты, проверенные своим и чужим опытом. Неглупый человек был Артур Митрофанович, вдумчивый, наблюдательный и умеющий делать выводы. Твердо и давно знал: опаснее всего — мягкотелость и нерешительность. Не оставляют тебе обстоятельства второго выхода — пользуйся единственным и не распускай сопли. Казниться можно на досуге, в свободное от службы время. Нелегкие это были принципы — но пока выручали.
Он вернулся в машину, напился, спросил Колю:
— Попить хочешь?
Раньше не давал, при ране в живот нельзя, но теперь что уж… Не отозвался Коля — видно, отключился: то ли от потери крови, то ли от тряски, а может, когда поверил, что едет к спасению, в больницу, перестали его нервы держать…
За машину Мюллер был спокоен. Ее специально готовили для таких поездок. Никто и никогда по номерам не сможет вычислить ни имени владельца, ни названия фирмы. Номерной знак принадлежал «Москвичу», который уже год ржавел в чужом дворе. Номер же двигателя мог указать на владельца «Мерседеса-230», проживающего в городе Липецке по улице Гвардейцев, 44. Мюллеру было доподлинно известно, что по этому адресу уже года четыре стоит памятник тем самым гвардейцам. И так в машине было со всеми номерами.
Кононенко торопливо побросал в свой кейс все документы на машину, мелочи из бардачка — что может пригодиться по дороге или потом, что бросать здесь противопоказано…
Проверил карманы у ребят: как положено, документов у них при себе не было. Только сердце у Коли ещё билось.
— Не повезло тебе, Коля, — повторил Мюллер. — Прости, братан.
Он знал, что долго ещё будет ощущать под ладонью это биение. И будет ему страшно: вдруг и его вот так же, как этого Колю, бросят когда-нибудь умирать… Ладно, чего уж там — никто не живет вечно. Придет мое время — и я следом отправлюсь, и так уж лет десять переходил на этом свете, давно должен был лежать где-то под кучей камней, в лучшем случае — на «Втором городском», в воинских рядах, в цинковом гробу…
Впрочем, умного человека так легко Она не достанет, за умным Ей ещё бегать и бегать…
Он ещё раз осмотрел салон. Нормально. Вытащил из-под сиденья тряпочку — такая у каждого водителя есть, хоть на «мерсе», хоть на «порше», а руки обтереть приходится. Вынул из замка ключики, вышел, отпер крышку бензобака. Снова оглядел дорогу — пусто… Хотя, кажется, за бугром, километрах в двух, чуть засветилось — похоже, дальние фары.
Все, тянуть нельзя.
Он затолкал конец свернутой жгутом тряпочки в горловину бака, перевел дух, чиркнул зажигалкой, подождал, пока побежал по волокнам ленивый огонек, а потом кинулся на водительское место, выбросил на дорогу свой кейс, передвинул рычаг коробки на нейтраль и отпустил ручник. «Мерседес» постоял, словно в раздумье, а потом медленно-медленно начал скатываться назад. Мюллер, оглядываясь на горящую тряпочку, выбрался из машины и принялся подталкивать её, упираясь в стойку двери. Скорость нарастала медленно, а тряпочка все разгоралась…
Наконец «мерс» собрался с духом и покатился вниз все решительнее. Мюллер отпустил баранку — ничего, ровно идет — и отскочил в сторону, чтоб открытая дверца не толкнула.
Секунды тянулись бесконечно долго, темно-серый автомобиль уже слился с ночной темнотой, только чуть мерцал огонек, все дальше, дальше… И вот затарахтело внизу — тяжелая машина сносила деревянные столбики, — потом глухо ухнуло, и через секунду полыхнуло в русле пламя.
