Делл Шеннон - Неожиданная смерть
С посеревшим лицом, с пустыми глазами, она тем не менее машинально сохраняла учтивость. Мендоза поблагодарил ее. Даже убитые горем, Стэнъярды и Трулок совершенно очевидно слегка удивлялись, глядя на лейтенанта Мендозу из отдела по расследованию убийств, его элегантному костюму, золотым запонкам и бесподобному галстуку.
— Мистер Трулок, в тот вечер вам приходилось видеть, что у Мишель в сумочке?
Трулок изумился:
— Нет… конечно, нет. Она сидела напротив… так, погодите, она открывала ее, чтобы достать сигарету, — она курила немного, одну после обеда, не больше… но я, конечно…
— Миссис Стэнъярд. Вы говорили, что уверены в том, что у Мишель в тот вечер не было денег. Откуда у вас такая уверенность?
— Ну, я… она пошутила на этот счет. Я… я зашла к ней, когда она как раз доставала свой вечерний жакет и укладывала помаду и пудру в сумочку. Она сказала что-то вроде… Вроде… — миссис Стэнъярд сглотнула комок в горле, — ну, у меня нет ни цента бешеных денег, надеюсь, они мне не понадобятся. Знаете ли, выражение, которое…
— Да, — сказал Мендоза. — А после этого? Постарайтесь вспомнить, пожалуйста.
— Я… мы пошли вниз… Пол ждал уже минут десять… и вдруг Мишель сказала, что забыла носовой платок, вернулась взять его… но отсутствовала всего полминуты, вряд ли…
— Но за это время, в своей комнате, она могла бы положить деньги в сумочку?
— Да, пожалуй, но мне это не приходило в голову… она не сказала… и, выезжая с Полом, она бы не стала…
— Но, очевидно, взяла, — проговорил Мендоза. — Мы теперь это знаем.
— Наверняка? — резко спросил Трулок. — Будь я проклят. Значит, она могла… маленькая дурочка… разозлившись на меня, но, ей-богу же, она бы через полчаса уже остыла… Господи, она помчалась к этой… этой битницкой суке?
— Пол!
— Извините, миссис Стэнъярд, но вы не знаете… она помчалась туда? — спросил он у Мендозы.
— Мы не знаем. Как по-вашему, она могла?
Трулок выглядел несчастным и ошарашенным:
— Господи, я тоже не знаю. Это звучит дико — Мишель и такая вот особа… и я теперь понимаю — может быть, если бы я вообще ничего не говорил об Эйлин, то ее… притягательность сошла бы на нет сама собой. Притягательность, Бог мой. Но едва я заикнулся — и единственно для того, чтобы возразить, — она стала ее защищать, — он пожал плечами. — Я думаю, могла бы. Не знаю.
— О ком… о ком вы говорите? — с дрожью в голосе спросила Луиза Стэнъярд. — Кто такая Эйлин?
Трулок повернулся к Стэнъярду:
— Я же говорил вам. Я пытался вам рассказать об этой девице Родни. Разве вы не поняли, что я о ней сказал? Разве…
— Я подумал, что ты, вероятно, преувеличиваешь, — девушка, учившаяся с Мишель в одной школе…
«Но в наше время, — подумал Мендоза, — или, возможно, во все времена с любой ступеньки лестницы можно скатиться в грязь на самое дно. И некоторые намеренно в ней валяются».
— Подождите, — вдруг сказал Трулок. — Подождите. Я вспомнил, что она сказала… — его лицо исказилось. — В понедельник вечером. Как раз… как раз перед тем, как мы встали из-за стола. Я говорил о том о сем, а Мишель сказала… сказала: ей бы хотелось услышать, что скажет Эйлин об этих ужасных обвинениях, что я просто ревную и не хочу, чтобы у нее вообще были какие-то друзья… Господи, значит ли это, что она и вправду, может быть, сбежала к этой суке? Вы теперь говорите, что у нее были деньги…
— Это возможно, — ответил Мендоза. — Да, вполне.
Когда Хакетт приехал к Дюрану, в квартире был беспорядок. Миссис О'Коннелл быстро и энергично перебирала и раскладывала одежду и личные вещи своей мертвой дочери, чем избавляла ее мужа от муки делать это самому. Дюран за кухонным столом пил кофе и вяло поздоровался с Хакеттом.
— Я понимаю, мистер Дюран, что вчера вам было не до того, — сказал Хакетт, садясь напротив. — Но на этого человека падает очень сильное подозрение, поскольку его отпечатки обнаружены в спальне. У нас есть описание его примет, и я бы хотел, чтобы вы подумали и сказали, не похож ли он на человека, которого вы знаете.
— Вы все о том же — человек, которого мы знали, — ответил Дюран. — Я совершенно убежден, что это невозможно. Просто кто-то увязался за ней на улице — это могло бы случиться. А затем позвонил в дверь.
— Все же будьте добры… — Хакетт прочел ему описание примет Ричарда Аркетта. На этот раз Дюран слушал.
— Нет, — сказал он, покачав головой. — Мне никого не напоминает… но это довольно-таки общее описание, верно? Не так уж мало мужчин роста шесть футов один дюйм, веса сто восемьдесят фунтов, с каштановыми волосами, карими глазами. Сказано, что нет никаких шрамов или чего-нибудь такого. Это может быть кто угодно.
— Но никаких даже смутных воспоминаний?
— Нет. Мне очень жаль. Я по-прежнему думаю, что это был просто кто-то из той шпаны, которой нынче кишат улицы.
В кухню торопливо вошла миссис О'Коннелл:
— Прошу прощения, что была с вами вчера груба, сержант. Я знаю, вы делаете все, что можете. Боб, тебе надо было предложить сержанту кофе, — не слушая вежливого отказа, она поставила на стол чашку, налила. «Кофе, конечно, — нечто совсем другое», — уныло подумал Хакетт; кофе без сливок и сахара он за таковой не считал. — Боб, я отобрала кое-какие вещи в пользу бедных — одежда, которую не стоит оставлять. Но я знаю, ты не будешь возражать… Китти и Бриджит носят один размер — это моя вторая дочь, — пояснила она для Хакетта, — и неразумно хорошей одежде пропадать зря. Я заберу вещи, что получше, домой, для Бриджит. Ты не против?
— Конечно, нет, — хмуро сказал Дюран. — Это всего лишь… разумно.
— Правильно, — она так же поспешно вышла. Хакетт не знал, о чем еще спросить Дюрана. И, разумеется, официальное описание Аркетта могло бы подойти множеству мужчин. К сожалению, нет ни одной его фотографии. Хакетт рассеянно пил черный кофе.
— Эти кофейные чашки… — проговорил он. Потому что казалось странным: если Китти в то утро подавала кофе каким-то знакомым, отчего же они не явились, чтобы об этом рассказать?
Миссис О'Коннелл снова вошла:
— Боб, ты хочешь оставить себе что-нибудь из ее украшений? Пожалуйста — не очень много, конечно, но, например, жемчужное ожерелье, которое мы ей подарили на восемнадцатилетие, и кольцо, которое она носила в старших классах…
— Я… я бы хотел ее обручальное кольцо, — сказал Дюран. — Пожалуйста.
— Конечно, конечно, — она похлопала его по плечу и вышла.
— Я всегда говорил, — произнес Дюран, — это не… то, что вы думаете. Просто кто-то чужой… увидел ее, захотел… она была такой красивой… и в наше время, когда всех преступников выпускают на свободу, когда они так и кишат на улицах…
— Конечно, могло произойти и так, — сказал Хакетт, — но отпечатки определенно говорят, что здесь был Аркетт, и за ним уже числится кое-что такого же рода. Сто к одному, именно Аркетт убил вашу жену, Дюран.
— И вы не можете его найти?
— Если бы вы… — чуть не ответил резкостью Хакетт, но прикусил язык. Непохоже, чтобы Дюраны знали Ричарда Аркетта. К тому же это действительно весьма общее описание.
Вошла миссис О'Коннелл, с румянцем на щеках и с большим конвертом из плотной бумаги в руке. Она положила его на стол перед Дюраном.
— Думаю, ты захочешь оставить себе вот это, — проговорила она отрывисто и вышла.
Дюран открыл конверт вялыми пальцами, и из него на стол выскользнула пачка глянцевых черно-белых фотографий. Хакетт успел рассмотреть только самую верхнюю, размером 8x10: очень резкий снимок — соблазнительная обнаженная женщина с великолепной фигурой, молодой пышной грудью, искусная игра света и тени…
— Ох, — сказал Дюран. Он затолкал фотографии — еще 8x10, поменьше, совсем маленькие — обратно в конверт. В его темных глазах стояла невыразимая боль. — Она часто… позировала мне. Ради практики… разумеется, я никогда не носил их показывать в школу. Наверно… наверно, мне даже не стоило… носить несколько снимков… в бумажнике. Но… — он склонился над конвертом.
«Молодые, — подумал Хакетт, — так любящие друг друга, такие счастливые, и Китти — красавица. Теперь она там, в холодной земле на кладбище Святого Креста, потому что Ричард Аркетт ее увидел и захотел ею обладать?»
Он поднялся:
— Что ж, в любом случае, спасибо, мистер Дюран. Вы знаете, что мы будем его искать. — Он вышел, а Дюран так и не поднял головы.
Ландерс хотел повидать Мендозу, спросить его по поводу миссис Дугган — есть ли статья, классифицирующая подобные действия как преступные? — но Мендозы на месте не было. Потом, решил Ландерс и начал печатать отчет. Услышав о том, что Паллисер и Грейс закончили дело Йокумов, — и что это было за дело! — он их мимоходом поздравил.
Ландерс закончил отчет и обсуждал Йокумов с Пигготтом, который весьма красноречиво говорил о дьяволе, когда в комнату заглянул сержант Лейк и спросил, не знает ли кто-нибудь, где босс: ему звонит лейтенант Каллаган.
