Алексей Рыбин - Последняя игра
А наверху, куда Андрей постепенно поднимался, – то же самое. Об этом не пишут и не говорят, потому что страшно. Страшно… Коррупция… Какая там, к черту, коррупция, если нет ни одного чиновника, так или иначе не связанного с криминалом. Пусть не напрямую, косвенно, но тем не менее… В таких условиях, конечно, работать нельзя. Если уж выпало нести этот тяжелый крест, то надо доработать до какой-то черты, продержаться, сколько можешь, и валить… Не ждать, когда окончательно взбесится этот сверх меры терпеливый народ, пока не организует его какой-нибудь новый подонок, не толкнет на «грабь награбленное» и «экспроприацию»… Тогда, при нынешней свободе нравов и полному отсутствию страха перед наказанием и пренебрежению к человеческой жизни, все семнадцатые, тридцать седьмые, все красные терроры и ГУЛАГи покажутся безобидной детской забавой.
Его размышления прервал телефонный звонок. Андрей снял трубку. Интересно, кто это его Насте звонит? Он был любопытен, как любой хороший авантюрист. Авантюрист должен быть любопытен по определению…
– Алло. Слушаю, – сказал он.
– А-а-а… – пропел где-то женский голос. – А-а-а… Настю будьте добры…
– Ее нет. А кто ее спрашивает? Я передам. Вы по делу? – атаковал он незнакомку короткой серией вопросов, решив проследить за реакцией. Настоящие, деловые люди так себя не вели. После такого «наезда» положили бы трубку. Но женщина не прервала связи.
– А с кем я говорю, простите? Это мама Настиного одноклассника, Максима… А вы кто?
– Я ее муж.
– Муж? Она не говорила ничего про то, что вышла замуж… Она мне очень нужна, простите, очень… Дело очень срочное…
– А что за дело? – спросил Андрей. – Вы мне скажите.
По голосу, которым говорила эта не назвавшая своего имени «мама одноклассника», было слышно, что женщина прямо-таки не в себе. То ли от страха, то ли от какого-то бешеного волнения.
– Алло! – Андрей повысил голос, но ничего не услышал, кроме какой-то возни и шорохов в трубке. Кажется, прорывались чьи-то приглушенные голоса, говорили люди, находившиеся где-то далеко от аппарата. Потом было что-то похожее на сдавленный стон, и женский голос снова прорезался:
– Да, да, я слушаю… Вы муж… Найдите Настю…
Снова зашуршало, застучало в микрофоне, словно кто-то вырывал трубку из рук женщины, потом раздался знакомый щелчок и за ним – громкие короткие гудки.
Андрей подержал трубку, не кладя на рычаг, посмотрел в окно, подумал. Что бы это могло значить? Настя не говорила ни о каких мамах одноклассника, ни о каких-то проблемах… Ничего такого… Наехали на маму, что ли? Помощи просит? Судя по всему… Почему же ему ничего не сказала? Черт, хоть бы адрес знать, а так – что он может сделать? Да и не поможешь всем, на кого в этом городе наезжают, да и не «скорая помощь» он… Если бы Настя сама сказала…
Он щелкнул рычагом аппарата, набрал номер, сказал в микрофон:
– Это я. Валера, подъезжай сейчас на Кораблестроителей… Да, к Насте. Меня забери, я без машины. Да, Егора отпустил… Слушай, пару пацанов возьми с собой хороших. А хрен его знает, что происходит, ничего не происходит. Так, на всякий случай. Пока.
Глава десятая
Мухин проснулся оттого, что его кто-то сильно тряс за плечо. Открыв глаза, он обнаружил себя в небольшой комнатке, служившей Асе чем-то вроде кабинета. Мухин быстро вспомнил все, что произошло вчера, как он в конце совершенно упился с Белым и вырубился. Белый же и тряс его сейчас за плечо.
– Подъем, братан, сейчас за бабками твоими поедем! Вставай, вставай, там водка стынет!
Мухин молча встал на ноги, благо он был полностью одет и ему не пришлось искать штаны и рубашку под веселым взглядом этого урода Белого.
«Вот, накликал на свою голову», – подумал Мухин, но бутылка пива, протянутая ему Белым, отвлекла от неприятных мыслей.
Выйдя в гостиную, он увидел совершенно пьяную Асю. Видно, она уже добавила с утра, и то, что она добавила, так легло, что называется, «на старые дрожжи», что маститого кинопродюсера совсем развезло. Она опиралась локтями на стол, уронив лицо в чашу растопыренных ладоней. Локти норовили разъехаться и только могучая лапища Гюнтера, поддерживающая Асину голову, не давала ей рухнуть лбом на полировку стола.
Перед Гюнтером стояла початая литровка «Абсолюта». Он, улыбаясь, глядел на Мухина и Белого, делая пригласительные жесты свободной рукой.
– Давай, мужики, вмажем да поедем. Бутылку с собой возьмем… Сейчас по граммулечке, нельзя нажираться… Потом договнимся. Ты адрес-то помнишь? – спросил он у Мухина.
– Какой адрес?
– Еб твою… Ну этого лоха, который на тебя бандюков наслал? У которого мы твои деньги должны для Аськи отбить? Чего, пережрал вчера? Памяти нет?
– Помню, – осторожно сказал Мухин. Он не предполагал, что разборка с Юрой состоится при его непосредственном участии. Этого ему хотелось сейчас меньше всего.
– Давайте, парни, – неожиданно включилась Ася. – Езжайте. Мухин, ключи возьми, мне полежать надо еще пару часиков…
Она подняла голову, и Мухин увидел ее совершенно заплывшие слезящиеся глаза, в которых горело, если можно было использовать этот эпитет к тусклым узким щелочкам, одно желание – завалиться спать, причем, зная Асю, Мухин мог определенно сказать, что ни на какие два часика, а на все сутки.
– Приезжайте потом сюда, – промычала она, – деньги привезите… Себе возьмите там, на выпивку, что ли, потом разберемся с остальным… Сергуня, ты не бойся, – она уже тихо шептала, видимо, силы Аси совсем иссякли, – ты не бойся, я с тобой рассчитаюсь, деньги будут… Все нормально, мальчики, приезжайте, Мухин замки знает, откроет… Я спать…
Она встала, уронив стакан, стоящий перед ней на столе, качнулась вперед, грозя рухнуть прямо на возвышающуюся перед ней бутылку, потом, с усилием удержав равновесие, повернулась и исчезла в спальне.
– Пошли, парни, – сказал Гюнтер. – Она все… Рубанько дала. Пошли, по-быстрому разберемся… Ты вчера отдал бабки?
– Да, – кивнул Мухин. После пива и водки мир перестал быть мрачным. Гюнтер был мужиком здоровым, да и Белый на первый взгляд производил, что называется, впечатление. Может быть, и обойдется… Может быть, чем черт не шутит, и выбьют они деньги. Ведь кто-то, в конце концов, остается наказанным, а кто-то – победителем. Почему бы на этот раз победителем не стать Мухину?
– Значит, наверное, не успел еще потратить, – резонно заметил Гюнтер.
– Да он не тратит их вообще. Копит. – Мухин старался не расплескать появившуюся в нем уверенность. – Копит все, копит… А зачем?.. В могилу с собой ведь не унесешь, верно?
– Верно, верно. Давай, собирайся. Белый, сука, водку возьми с собой. Сунь в карман, что ли…
Белый завинтил бутылку и сунул за полу кожаной куртки.
– Слушайте, – предпринял последнюю вялую попытку оттянуть или вообще на сегодня свести на нет предстоящую разборку Мухин, – их же дома нет, наверное. Они же работают…
– Суббота сегодня, бля, – ответил Белый. – Ты, братан, вообще счет дням потерял… Который день бухаешь?
Мухин промолчал. Какое ему дело, бухает он или не бухает?..
– Давай, тачку лови, деятель, – пихнул его в спину Гюнтер. – Бабки-то есть?
– Есть немного…
У Мухина оставалась сдача от вчерашнего ночного похода в магазин, и ее аккурат хватило, чтобы доехать до дома Юрия Валентиновича, и тут, выйдя из машины, Мухин почувствовал, что все внутренности его начали мелко, но часто дрожать.
– Не мандражируй ты, – бросил ему Гюнтер. – Трясется, как… бля, не знаю что…
– Да это бодун просто, – попытался оправдаться Мухин, поняв, что дрожь его не внутренняя, как ему казалось, а вполне даже настоящая, реальная.
– Ладно тебе, бодун… Не ссы, все сейчас быстренько сделаем. Какой этаж-то?..
Дверь открыла Юрина жена. Мухин не помнил, как ее зовут, и собирался что-то сказать, криво улыбаясь, но она уже все поняла по его виду и по фигурам двух мужиков в черной коже, возвышавшихся за мухинской узкой спиной.
– Юра! – крикнула она в глубину квартиры и попыталась захлопнуть дверь, но было уже поздно. Нога Гюнтера, словно выдвинувшись на шарнирах, заклинила дверь своим толстым, кожаным «козаком» с носком, обитым сверкающим металлом.
– Как невежливо, – прорычал Гюнтер, одной рукой отпихнув в сторону Мухина, а другой толкнув в грудь женщину, которая отлетела назад с такой легкостью, что Мухину показалось, будто это не человек из плоти и крови, а картонный силуэт с рекламного щита. – Пошли, – шагая через порог, сквозь зубы просипел Гюнтер, и теперь уже Белый пихнул Мухина, освобождая себе проход в квартиру. Мухин, притиснутый к стене, хотел было тут и остаться, но Белый, не поворачивая к нему головы, спокойно зацепил его рукой за ворот куртки и втащил за собой в прихожую, быстро повернулся, захлопнул входную дверь и только тогда разжал пальцы.
