Марина Серова - В духе времени
Раздражение и злобу директора цирка понять было можно.
На следующее утро — после того, как произошли все те феерические события в нашем с директором номере, в то же самое утро, когда мы с Черновым осматривали капсулу со смертоносным грузом, — имел место звонок на мобильный телефон Федора Николаевича. Чей-то чрезвычайно вежливый голос принес свои соболезнования по поводу безвременной кончины Троянова, но выразил уверенность, что товар будет доставлен вовремя в этот же вторник. Федор Николаевич даже ничего толком сказать не смог, потому что ему свело судорогой рот. Он только закрывал и открывал его, как рыба, выброшенная на берег. Вежливый московский голос присовокупил также, что хоть ситуация и представляется сложной, тем не менее события стоит упорядочить. «Такими деньгами не пренебрегают и не рискуют…» — напоследок заявил абонент с легкой угрозой в голосе, и в трубке заплескались короткие гудки.
Директор цирка был в панике. Мало того, что тарасовские бандиты, цепные псы Мандарина — Киврина, едва не покрошили нас в лапшу, так еще и какие-то московские воротилы наркобизнеса, пусть и с очень вежливыми голосами, домогаются его, ни в чем не повинного честного человека, радеющего за цирковое искусство! Мне стоило немалых трудов объяснить своему клиенту, что означает этот звонок.
Параллельно мне подумалось, что, не будь меня при Федоре Николаевиче, он давно бы наглупил и обрек себя на смерть. Так что в этом плане деньги, выплачиваемые им мне, окупались всецело. Непонятно только, почему вдруг такую трогательную заботу о Федоре Николаевиче проявил Троянов… Ведь он, помнится, лично порекомендовал директору цирка нанять меня в качестве охранника.
Я посоветовала Федору Николаевичу позаимствовать у пензенских начальников автотранспорт. Он был в прекрасных личных отношениях с министром культуры губернии, и тот снабдил его служебной машиной, выписав доверенность сроком на два дня. За руль, впрочем, села я.
Капсула была тщательнейшим образом спрятана под задним сиденьем. Риск был громадный: если бы нас задержали с таким грузом, то мало бы нам не показалось… Но я надеялась, что нас даже осматривать не будут, если остановят. Все-таки документы у нас в идеальном порядке, к тому же личная виза мэра Пензы имелась, а если что — можно было бы приплюсовать бумажку с портретом Франклина, которая действует на наших постовых сильнее всего.
Но товар следовало доставить во что бы то ни стало. Не в первый раз в своей карьере мне поневоле приходилось везти крупную партию наркотиков, но этот случай был особенным. К тому же Нуньес-Гарсиа паниковал, и я не раз пожалела, что со мной — он, а не, скажем, совершенно непроницаемый, хладнокровнейший Чернов.
Федор Николаевич со страху выпил и полдороги от Пензы до Москвы — а мы ехали больше шести часов, с полудня до семи вечера! — трендел о том, что он ни при чем, что его вовлекли и… в общем — «не виноватая я, он сам пришел».
— Нет уж, Федор Николаевич, раз вошли в дело, то теперь никуда не денетесь, — холодно сказала я. — В конце концов, не я же предложила вам участвовать в транзите наркотиков.
— Мне никто не предлагал. Если бы! Меня просто поставили перед фактом, и все тут. И попробовал бы я что-нибудь возразить. Да меня тотчас же переработали бы на удобрения! А по меньшей мере — просто убрали бы с поста директора. Как Тлисова.
— А кстати, где сейчас этот пресловутый Тлисов? Кажется, по своему цирковому амплуа он был клоуном, так? — припомнила я слова собственной тетушки, которая, по ее же утверждению, знала Тлисова.
— Да. Клоуном. Мне кажется, — Федор Николаевич поморщился, — что он не только по цирковому амплуа, но и по жизни выходит этаким клоуном. Только шуточки у него смертельно опасные. Особенно последняя — с тиграми.
— Это верно, — покивала головой я. — Федор Николаевич, значит, вы полагаете, что каждый вторник в кафе «Стрела» находится человек, представляющий московских партнеров покойного Троянова?
Нуньес-Гарсиа поежился и, наклонившись к моему уху, хотя мы были в машине одни, произнес:
— И все-таки, Женя… мы так рискуем! Где гарантия, что они нас не убьют?
— Это риторический вопрос, — сказала я. — И вообще: взявшись за гуж, не говори, что не дюж. Вы же везли груз в Москву? Везли. Если бы не смерть Троянова и Павлова, то вы и сейчас продолжали бы спокойно закрывать глаза на транзит наркотиков. Ведь так? Так. И даже не вздумайте спорить. Я знаю, что права.
— А я и не спорю, — пробормотал он.
«Еще бы ты спорил! — усмехнулась я про себя. — Ты в такое дело влез, что если живым из него выберешься, то благодари бога вечно. С другой стороны, ведь действительно никто Федора Николаевича больно-то и не спрашивал, хочет он или не хочет быть в деле, просто поставили перед фактом, и все тут! Здесь он прав. Однако у него самого рыльце немножко в пушку, это определенно. Особенно если учесть, что он с крошками из фирмы „Дива“ кувыркается. Тоже мне, хорош гусь!.. А с наркотой нужно поставить точку. Конечно, с одной стороны, соваться к московским покупателям зелья — рискованно. Но с другой стороны, совсем неблагоразумно их просто кинуть, пользуясь тем, что концы найти сложно, а Троянов и Павлов, на которых эти поставки завязаны, убиты. Пожалуй, лучше всего сделать так: посылку передать, но Федор Николаевич должен сказать, что он уходит от всех этих дел. И по идее ему следует быстренько валить из страны, потому что вляпался он конкретно. Такое уметь надо! Только ведь просто так из подобного бизнеса не уходят. Из такого бизнеса обычно выносят — вперед ногами. Да, скверно, скверно. Так или иначе, а решать с москвичами придется. И придется это делать мне, не иначе…»
* * *— Половина восьмого, — сказала я, припарковывая машину у двухэтажного блочного здания, обнесенного витой оградкой, не столько для реальной пользы, сколько, что называется, для понтов. Над двустворчатой дверью, входом в здание, виднелась двойная неоновая надпись: синим — «Стрела», а чуть ниже, красным, — «кафе-бар». Наиболее помпезным в кафе-баре элементом дизайна, как оказалось, была парадная лестница, выполненная из прозрачного материала: светящиеся ступени образовывали как бы огромную стрелу, указывающую внутрь кафе.
— Да… половина, — поддакнул Федор Николаевич.
— Это то самое кафе, так?
— Да. Мы тут и были с Павловым, когда он… когда я…
— Когда вы пошли за сигаретами, а он ушел, — кивнула я, — я всю эту историю помню. Ну что же, Федор Николаевич, пойдем в кафе.
— А… это… м-м-м… — слегка смутился и сделал неопределенное движение кистью правой руки.
— Капсула? Вы что, хотите взять ее с собой, что ли? Да вы что, Федор Николаевич! Мы оставим ее в машине. Не думаю, что к нам прямо вот так, за столиком, подсядут те, кто с вами по телефону говорил…
Директор тарасовского цирка передернул плечами. Кажется, его начинала бить крупная дрожь.
— Я… я закажу себе водки, чтобы не…
— Закажите, если уж так мандражируете, — согласилась я.
Войдя в кафе, он сразу же направился к стойке бара. Я остановилась позади него и следила, как он рылся по карманам в поисках бумажника, а потом, взяв в руки, но даже не открыв меню, бросил бармену:
— Водки.
— Сколько?
— Сто пятьдесят.
— Какой?
— Да какой угодно! — махнул он рукой, оглядываясь на меня. — А вы еще не за столиком?
— Федор Николаевич, сразу договоримся, что не вы даете мне указания, а все-таки я вам, — тихо произнесла я.
— А, ну да, ну да… Вам — чего-нибудь?
— Соку, если не затруднит. Апельсинового.
— Ага… м-м-м…
Пока бармен наливал, я ощупала взглядом помещение кафе. В принципе это было обычное, в меру уютное, в меру вульгарное заведение средней руки. В дальнем углу стоял столик, накрытый скатертью и сервированный, но — пустой. Я прищурилась. Но мне даже не обязательно было прищуриваться, зрение у меня прекрасное, так что я сразу заметила на нем табличку — «Заказан».
Кажется, пока все сходится.
— Пройдем, Федор Николаевич, — настойчиво проговорила я, беря директора под руку. А почувствовав легкое его сопротивление из серии «а может, не на-адо?», добавила с ударением: — Надо, Федя, надо!
Мы сели за накрытый столик. Директор тарасовского цирка крутил в руках табличку «Заказан». В этот момент приблизился официант и сказал:
— Простите, но столик заказан.
Федор Николаевич мотнул головой, а я сказала:
— А может, мы его и заказывали?
— Нет, не вы, — отрицательно ответил официант.
— Значит, заказан… — Я на мгновение попридержала на губах заготовленную фразу, а потом негромко произнесла: — А заказ тройной или как?
Официант наклонил голову и молча рассматривал меня. Потом проговорил:
— И все-таки столик заказан. Попрошу вас удалиться.
В глазах Федора Николаевича мелькнуло недоумение. Я тоже была разочарована. Быть может, мы что-то делали не так? Или же Нуньес-Гарсиа что-то напутал, и теперь мы просто играем с официантом «в шпионов», а он, между прочим, на работе?
