Эдуард Хруцкий - На углу, у Патриарших...
— Холодновато здесь, — заметил Никольский. — Пошли ко мне в кабинет. Потолкуем. Жалко, кофе кончился.
— Купил, — сказал Лепилов.
А цыганский хор заливался в дежурной части, не умолкая.
Стас и Никольский сидели в парадном старого дома, поставленного на реконструкцию. Стас развлекался — бросал камешки в консервную банку.
— Обрати внимание, Василич, — говорил он. — Алкаши повадились на чердак — прямо во дворе у тебя. Там окошко фанерой было заколочено. Выбили, паразиты!
— Непорядок, — согласился Никольский.
— Я и говорю, — Стас явно на что-то намекал.
— Про ювелирную лавку есть что-нибудь? — Намека Сергей не уловил и спрашивал о том, чем сейчас интересовался больше всего.
— Ничего, — покачал головой Стас и тотчас себя опроверг: — Помнишь, опер у вас в отделении работал, мордатый такой? Федя.
— Помню, — кивнул Никольский.
— Фактически он хозяин, — сообщил Стас.
— Ты уверен?.. — вскинулся Никольский. — По документам — члены трудового коллектива владельцы.
— А без документов — все на цыпочках перед Федей, как балерины, — хохотнул Стас. — Куплены все.
Он бросил очередной камешек в консервную банку.
— Перестань, — попросил Никольский.
— Попаду — перестану… Но до чего же упорные, гады! — тайный агент хотел донести до майора какую-то свою мысль, но говорил почему-то обиняками.
— Кто? — не понял Сергей.
— Алкаши. Хуже тараканов — ничем не выведешь. И почему им этот чердак понравился? Загадочный случай… Жильцы с верхнего этажа в ЖЭК жаловались. Плотник был. Новую фанеру на окошко поставил. Так что ты думаешь? Опять выбили!
— Бандиты, — снова согласился Никольский.
— А тебе — до лампочки, — Стас многозначительно заглянул майору в глаза.
Но Никольский опять его не понял.
— Слушай, Стас. Три серьезные кражи на территории. Шума много?
— Никакого, — хмыкнул агент. — Кому шуметь? Один, правда, раскричался, что брошь у него сперли. Так он цыган — по простоте душевной… А другим воспитание не позволяет скандал устраивать.
— То есть? — Определенно Никольский сегодня туго соображал.
— Деликатные люди, — хихикнул Стас. — Берегут родную милицию. Не хотят обременять ее своими проблемами.
— Вот как?.. — удивился Никольский.
Стас снова бросил камешек в банку, снова промахнулся и заключил с упреком:
— Хреновый ты сыщик, Василич!
— Что делать… — Сергей никак не мог разобраться, чего от него хочет агент, и на всякий случай сосредоточился.
— Меры принимать. Срочные! Придешь домой — посмотри! — Стае всерьез о чем-то предупреждал майора, но опять не говорил прямо.
— Да куда мне посмотреть?! — окончательно запутался Никольский.
— Аккурат напротив твоей квартиры чердак — через двор. Жуткая картина! И главное — таинственная… — Стас многозначительно подмигнул.
«Шутит он, что ли?» — подумал Никольский раздраженно.
— Ну хватит, — нахмурился он.
Стас расхохотался.
— Достал?! Но гляди, майор: через чердачное окошко бить по твоим окнам из снайперской винтовки — одно удовольствие. Даже я попал бы … А окошко это самое упорно кто-то высаживает…
Он замолчал, вновь бросил камешек в банку и вновь промахнулся.
— Мазила, — сказал Никольский, поднял камешек, бросил в банку и сбил ее. Банка покатилась, и парадное отозвалось гулким эхом.
В кабинете Никольского сидел за столом пожилой господин, одетый со старомосковским щегольством. Никольский перелистывал бумаги, сложенные в папку.
У окна расположился Котов. Он читал газету.
— Простите, что побеспокоили, Анатолий Яковлевич, — извинился Никольский. — Но хотелось бы еще раз уточнить список похищенного.
— Я к вашим услугам, — учтиво наклонил голову пожилой господин. — Хотя, право, не стоило себя утруждать.
Никольский вытащил из папки листок протокола.
— «Магнитофон, два серебряных чайника, свитер…» — прочитал он. — Ни золота, ни драгоценностей?..
— Ну, откуда им быть? — деланно удивился Анатолий Яковлевич.
— И то верно. В скромной квартире, где живет ювелир… — подхватил Никольский с веселым сарказмом.
— Да, как сапожник, понимаете ли… — потупился ювелир.
— Не понимаю! — отрезал Сергей.
— Без сапог… — Пожилой господин откровенно лукавил.
— А кроме шуток, Анатолий Яковлевич?
Никольский уже действительно не шутил. Он чувствовал: у всех недораскрытых им в последнее время преступлений один организатор. Перед внутренним взором Сергея так и маячила холеная физиономия Тарасова. Прищучить бы гада хоть на чем-нибудь… Ничем ведь, сволочь, не гнушается: ни многомиллионными аферами, ни шантажом, ни коррупцией, ни убийствами, ни банальными кражами драгоценностей. Так, может, хоть на драгоценностях удастся его зацепить?..
— Возможно, украдены какие-то безделушки, — беспечно заявил между тем ювелир.
— Какие? — Никольский спрашивал с нажимом: уж очень ему хотелось вытянуть из «терпилы» правдивую информацию. Но не получалось, не получалось…
— Не помню! — решительно отмел вопрос ювелир.
Сергей сник. Нажать на потерпевшего было нечем, а убедить сказать правду не удавалось. Потому что тот просто уходил от разговора.
— Тогда не смею вас больше задерживать… — вздохнул Никольский.
Анатолий Яковлевич поднялся из-за стола.
— Весьма приятно было побеседовать, — почти без иронии заключил он и направился к двери.
— А если мы найдем эти безделушки? — спросил Никольский.
Анатолий Яковлевич обернулся.
— Увы, — Он развел руками. — Их воруют с таким расчетом, что найти практически невозможно. — И вышел из кабинета.
Котов, расположившийся у окна, сложил газету и скучно посмотрел на Никольского.
— О чем задумался? — осведомился Сергей.
— Ни о чем. Ты просил — я приехал. Сижу, слушаю. Пока без толку.
Котову казалось, что он теряет время зря. А Сергей опять ищет приключений на свою… скажем так, голову. Разве мало ему недавно наподдали зубры из службы внутренней безопасности?! Ведь чуть не уволили к чертовой матери!
— Но ведь ясно же, о каких безделушках речь! — воскликнул Сергей.
— Это не факт. К делу не подошьешь, — отмахнулся Котов.
— Посиди еще чуток, — попросил Никольский.
Нужен ему был сейчас муровец, ой как нужен! Если хоть что-то всплывет, без Котова не обойтись. Только он может помочь Никольскому людьми для проведения серьезной операции. А силами одного отделения с бандой Тарасова не справиться…
— У меня своих забот, между прочим… А я торчу как дурак, — недовольно буркнул Слава.
— Извини, но тут ничем не могу помочь. Каждый торчит, как умеет, — слегка поддел его Сергей.
Дверь открылась, и Лепилов ввел в кабинет еще одного немолодого господина, одетого столь же безукоризненно, как и первый.
— Проходите, пожалуйста, Эдуард Анатольевич, — пригласил Никольский. — Присаживайтесь.
Эдуард Анатольевич сел за стол.
Лепилов отошел к окну и устроился рядом с Котовым.
— Мне показалось, к вам заходил Анатолий Яковлевич, — заметил Эдуард Анатольевич.
— Совершенно верно, — подтвердил Никольский.
— Если не секрет, что у него взяли? — осведомился пожилой господин осторожно.
— Не секрет. То же, что и у вас. Ничего! — фыркнул Никольский.
Эдуард Анатольевич понимающе улыбнулся.
— Нет, у меня пропали кое-какие ценности, — возразил он.
— Ах, простите, вы правы. Давайте уточним. — Никольский вытащил из папки листок протокола и прочитал: — «Кофемолка, пепельница бронзовая, блок сигарет…» — он усмехнулся. — Спички оставили?
Эдуард Анатольевич закурил и пожаловался:
— Беда — не брошу никак.
— Я тоже, — кивнул Никольский.
— Видите ли, — продолжал Эдуард Анатольевич, взглянув на Лепилова, — когда ваш юный коллега составлял список, мною руководил страх. Застарелый, как эта зараза, — он глубоко затянулся. — В нашем социалистическом прошлом я считался довольно удачливым цеховиком… О чем, вероятно, вы информированы… И до сих пор не могу отвыкнуть, что богатство — не преступление. А потому первая реакция была — скрыть.
— Так что же у вас взяли? — спросил Никольский.
— Уникальную вещь, — сообщил Эдуард Анатольевич. — Кулон работы Фаберже. Пятнадцатикаратный сапфир в бриллиантовой оправе.
— Почему молчит Анатолий Яковлевич? — Никольский чуял, что взял след, поэтому говорил быстро и сбивчиво.
— Я отошел от дел, а ювелир — профессия пожизненная, — разъяснил бывший цеховик, — и на грани криминала, — добавил он для ясности.
Никольский, Котов и Лепилов вышли из отделения милиции.
— Спасибо, ребятки, удружили, — весело сказал Котов. Он не скрывал удовлетворения. — Сейчас не могу отблагодарить, но если вы меня когда-нибудь обидите, я вам это прощу.
