Дмитрий Стрешнев - Чертовка

--В чем дело? -не выдержал Эндрю Манн.- Что он там всё читает?

--Помнишь, я тебе говорил во дворе насчет девушки... devil girl {чертовка (англ.)} ? Так вот, пришло твое время мне помочь.

--Мистер, как вас там, -тут же заговорил американец строгим голосом, тщательно выговаривая английские слова.- Если вы насчет девушки (он показал пальцем куда-то себе за спину), то с ней все должно быть о'кей!

--Что он говорит?

--Он заявляет от имени американского правительства, что никуда не полетит, пока мы не отвезем девушку обратно.

--От имени американского правительства?

--Ну... что-то вроде того, -небрежно сказал Замурцев.

--Что ж... Вас, кстати, мистер летчик, уже ждут. Ваше посольство в курсе, что вы здесь, -сказал сириец, обращаясь к Эндрю Манну, и Замурцев был вынужден перевести.

Было заметно, что эти слова стали серьезным испытанием для чувства воинского долга Эндрю. Он посмотрел на Замурцева чуть ли не растерянно, и Андрей вынужден был сделать наглое лицо телеведущего, чтобы заставить его преодолеть позорную слабость.

--Спасибо за хорошие известия, но сначала решим всё насчет девушки, -сказал наконец американец, и Андрей быстренько перевел.

--Но поймите: вертолет уже вылетел, а у вас нет машины.

--Тогда отвезите нас сами в Хасаке, а вертолет пусть прибудет туда, -Андрей толкнул коленом Эндрю Манна, и тот тут же произнес - уже совсем бодро:

--Я вам еще раз повторяю, что без девушки мы не тронемся с места.

--О чем он? -поинтересовался чин.

--Примерно о том же, о чем я.

--Это невозможно.

--Это возможно.

--Если с девушкой не будет всё о'кей, американская пресса ославит вас на весь мир, -многообещающе вставил Эндрю Манн.

Сириец, помрачнев, задумался. Замурцев прекрасно понимал его и даже сочувствовал дурацкому положению, в котором тот оказался не по своей вине. Начальство оповещено, вертолет вылетел (хотя, может, и не вылетел еще, ведь мы, к счастью, на Востоке), а теперь приходится всё менять, и как изволите оправдать внезапный поворот в сюжете? Присутствием какой-то курдской девки? Оскорбительно для него, оскорбительно для начальства, оскорбительно для Истории, в конце концов... Впрочем, это его проблема, пусть что-нибудь придумает.

--Значит, вы окончательно отказываетесь лететь?

--Пока не завезем девушку обратно в лагерь, -поправил Андрей.

Сириец выжидающе помолчал, надеясь, что привередливые иностранцы одумаются.

--Ну как? -спросил Эндрю Манн, заинтригованный вдруг наступившей тишиной.- Мы добились своего?

--Посмотрим, -сказал Андрей,- но в любом случае спасибо за поддержку.

Выдержав паузу, хозяин кабинета подвинул к Андрею лист бумаги.

--Пишите.

--Что?

-Баян. {Заявление. (араб.)}

--О чем?

--О том, что вы сказали.

--Кому? На ваше имя? Чин задумался.

--Пишите: "Иля мен юхиммуху аль-амр".{"Тому, кого это касается". (араб.)}

Андрей взял протянутую ручку.

"Иля мен юхимму..."

-Извините, -сказал чин и вышел.

"Мы: работник торгпредства Союза Советских..."

--Что ты пишешь, Эндрю? Мне не хотелось бы подписывать какие-либо бумаги, тем более на арабском.

--Не беспокойся, Эндрю, я понимаю...

Он зачеркнул "мы" и вставил сверху: "Я, нижеподписавшийся..." Действительно, при чем здесь американец? Это его, Замурцева, история, и подписаться под ней должны вместе с ним скорее Муликов и Петруня. И еще добросовестный официант из "Пингвина". И бдительный парткомовец... Подумать только, от каких разных людей зависит наша жизнь, из каких несуразных мелочей она скраивается!..

"...требую от сирийских властей (подумал, добавил: "соответствующих", еще подумал, заменил на "компетентных") разрешения доставить обратно в лагерь для беженцев, расположенный возле поселка Эль-Холь к востоку от Хасаке, курдскую беженку... (как быть с именем? для него она навечно стала Джарус, хотя он и не уверен, что она на самом деле Джарус; что ж, пусть это останется между ними) спасающуюся от военных действий в Ираке. Вышеозначенная беженка... (первое слово показалось ему неприятным - как какое-то клеймо! - он переделал его на "упомянутая" но вышло не лучше) ...имя которой мне точно не известно, находилась со мной с целью розыска ее отца, тоже спасающегося... (нет, не так, конечно!) ...обратилась ко мне с просьбой о помощи разыскать ее отца, покинувшего лагерь накануне... ("накануне"... гм... прямо как у Тургенева). Ввиду того, что из-за поломки автомашины и появления американского летчика (черт, как же тяжело писать эти дурацкие официальные бумаги!), преследуемого иракскими коммандос, проникшими через границу, поиски отца пришлось прекратить, возникла необходимость возвращения упомянутой беженки в лагерь" (уф!).

Он подумал, что Эндрю Манн оказался как будто бы совсем непричастным к содержанию заявления, и что чину это наверняка не понравится, и дописал:

"Упомянутый американский летчик, будучи военнообязанным, а также ввиду того, что не знает арабского языка, в устной форме присоединяется к изложенному выше".

"Присоединившийся" Эндрю с уважительным любопытством смотрел, как Замурцев тщательно рисует арабскую вермишель и расписывается под ней.

--Ты не боишься давать им бумаги?

--Кому - им?

--Сирийцам.

Ах, милый Эндрю, отчего это чужие подчас менее страшны, чем свои? Или у вас совсем не так?

--У тебя, я гляжу, такие же представления о них, как о русских, которые все должны быть с бородами.

--Тебе видней. Может быть, я и ошибаюсь, -сказал тот впервые как-то не по-американски.

Вернулся чин с орлами на плечах и пробежал написанный Андреем "баян".

--Вас отвезут, куда вы просите, -сказал он сухо.- Машина уже ждет. Ваше "Вольво" (это уже исключительно для Андрея) будет у нас. Можете приехать за ней в любое время или прислать представителя посольства.

Замурцев горячо поблагодарил его за помощь и гостеприимство, и сириец немного оттаял, иначе он не был бы сирийцем.

--Не забывайте, что мы вас спасли!

--Ни за что не забудем! Мы всем расскажем об этом.

Андрей и американец вышли вслед за провожатым во двор, где оставалась Джарус и где уже стоял наготове "Лендровер". Порученец стал что-то говорить шоферу быстрым полушепотом - только долетало иногда "Шаиф шлён?.." {Понял? (сирийский диалект)}, а потом предложил занимать места. Взревел мотор, и рука водителя, разумеется, сразу потянулась включить радиоприемник. Андрей неожиданно для себя самого сказал:

-Карлос Сайнс.

-Что? -отозвался Эндрю.

--Ничего. Вспомнил одного... гонщика. Как раз сейчас ралли там... в Монте-Карло.

Не рассказывать же бравому летчику трогательную историю о том, как этот Карлос Сайнс не так давно словно бы мчался вместе с Замурцевым по сирийской пустыне, а Замурцев как бы мчался вместе с ним по никогда не виденным холмам Монте-Карло. И уж вряд ли расскажешь кому бы то ни было, как это было великолепно - гнаться в ночи за чем-то неизъяснимым, абсолютно несуществующим, но обязанным существовать... Замурцеву хотелось узнать, как всё же закончились гонки: догнал ли Франсуа Делекур Карлоса, но радио было прочно настроено на бесконечные бедуинские романсы:

"Бейн ар-Ракка уад-Дейр эз-Зор,

йа уюни,

мар'ат сияра сауда..."

"Между Раккой и Дейр эз-Зором, дорогие мои, едет черная машина, -пела Самира Тауфик.- Это твоя машина, любимый..."

"Алла, алла! " -подпевал хор.

Порученец сбегал за последними инструкциями, вернулся и сел, сопя, рядом с Андреем. "Лендровер" газанул и покатился по асфальту.

Поначалу Эндрю озирался и изредка задавал какие-то любознательные вопросы, а Замурцев отвечал. Но потом американец и порученец задремали, а Андрей стал думать, что хорошо бы написать красивую книгу. Ему хотелось, чтобы эта книга начиналась с фразы вроде: "В тот год мы жили в..." Вот действительно славное начало, делающее книгу теплой и близкой. И в мозгу потом так и вертелось: "В тот год мы жили в... В тот год мы жили в...", а дальше ничего путного не приходило, и в конце концов он бросил сочинять, покосился на Джарус, которую везли, чтобы вернуть ее родному племени, и подумал: наверное, это к лучшему. Как всё тонко в природе, как непросто. Вон, у Муликова жил в квартире хамелеон, которого он поймал на каких-то развалинах. Пока мух находил, жил нормально. А потом с голодухи съел таракана - и издох. Нельзя игнорировать, что у природы есть свои тайны. Да, нельзя. Это так же верно, как то, что в Девятой симфонии Щуберта с настоящим наслаждением можно слушать только вторую часть.

Лагерь показался совсем убогим без стада автомашин, без журналистов, без губернатора в элегантном пальто и без его свиты. Обещанные вьетнамцы явно всё еще не появились. Замурцев договорился с сопровождающим, что "Лендровер" остановят где-нибудь с краю и девушку высадят незаметно, чтобы никто не глазел.

--Ну что же, Джарус, прощай. Жаль, я не понял, что ты мне говорила там, в машине... Ну да ладно. Иди.

Езидка бесстрастно выслушала эти слова, а потом молча полезла из неудобной дверцы наружу. Стоя возле машины, она повернула голову и посмотрела на американца. Тот профосфоресцировал ей в последний раз зубами и помахал рукой.