Марина Серова - Умри, моя невеста
Ситуация была трагикомической. Складывалось впечатление, что мы прослушиваем старую пластинку, заевшую в одном месте.
– Че это за отстой? – не выдержал тот самый парень, который первым заорал, чтобы Камилла пела вживую.
Тут же поднялся гвалт. Публика уже не сдерживала своих эмоций и откровенно гоготала. Потерянная Камилла замолчала и, топчась на месте, лишь крепче сжимала микрофон, словно держась за него как за спасительную соломинку. В зал она не смотрела.
Однако за волной смеха последовала волна агрессии. Не все были настроены дружелюбно.
– Что это такое? Че за туфта? – послышались со всех концов зала недовольные возгласы.
– Эй, дура безголосая, проваливай давай! – заорал юнец, который был самым активным из публики.
– Верните деньги за концерт!
– Деньги, деньги! Мы не за такое дерьмо бабки отваливали!!!
Я увидела, как по лицу Камиллы заструились слезы. Она выронила микрофон и принялась их утирать. Толпа продолжала улюлюкать. Лариса подскакивала на месте, готовая мчаться на сцену, но я толкнула Вадика ногой, и тот крепко сжал плечи будущей тещи, принявшись что-то говорить на ухо. Лариса сама едва сдерживала плач.
Я поискала глазами Боброва, но того нигде не было видно. Толпа тем временем переместилась ближе к сцене. Тут в Камиллу полетела пустая банка. Девчонка взвизгнула и отскочила в сторону. Обстановка накалялась, и я уже достала сотовый, чтобы набрать Боброва с требованием поднять на ноги местную охрану и утихомирить зал. А зал уже вышел из-под контроля, и я понимала, что одной мне с толпой не справиться.
Камилла, пятясь, отступила в угол, в нее продолжали лететь какие-то огрызки, банки и бумажки. Тут со звоном разбилась о пол сцены брошенная кем-то стеклянная бутылка из-под пива, и я вскочила на ноги. Медлить больше было нельзя, нужно было спасать девчонку, а с залом пусть разбираются те, кому это положено.
Я уже видела, что в проходах появилась милиция с дубинками, пытавшаяся повязать особо буйных зрителей. Я же стала пробираться к сцене. Это было не так-то просто сделать: молодежь, разделившись на два враждебных лагеря, устроила кучу-малу. Кое-где начиналась драка, постепенно и стремительно переходя во всеобщее побоище. Я знала, что такие вещи быстро не заканчиваются и оборачиваются иной раз серьезными потерями. Мысленно я молилась, чтобы Камилла догадалась свалить поскорее за кулисы, но совершенно деморализованная девчонка продолжала стоять, сложив ладони у лица, и трястись в рыданиях.
Пока я пыталась протиснуться между дерущимися и орущими подростками, на сцене началось кое-что похуже. Какой-то отморозок швырнул на сцену бутылку с самодельной взрывной смесью. По полу тут же принялась растекаться горючая жидкость, моментально полыхнуло пламя. Камилла закричала и в ужасе отпрянула назад, подбирая подол длинной струящейся юбки.
– Пожар! – закричал кто-то в зале.
– Огонь! Горим! – шарахнувшись в сторону, подхватили передние ряды.
Часть толпы ломанулась к выходу, другая, задняя, не обращая внимания, продолжала бесноваться. Вокруг стоял дикий рев.
– А ну, разойдись, придурки малолетние! – заорала я, выхватывая пистолет и делая выстрел в потолок.
Надо сказать, это подействовало, и сцепившиеся и преграждавшие мне дорогу компании испуганно стали жаться к стене. Расталкивая их направо и налево локтями, я рвалась к сцене, жалея, что папаша Бобров не устроился в первом ряду, отговорившись тем, что в середине лучше видно.
И тут я увидела его самого: с выпученными от страха за дочь глазами он неуклюже пытался вскарабкаться на сцену, поскольку на ступеньках происходила еще одна драка.
Тем временем послышался дикий визг: огонь перекинулся на юбку Камиллы. Бобров совершил титаническое усилие и взобрался наконец на сцену, кидаясь к дочери и пытаясь обхватить ее. Очередная бутылка ударилась о его круглый затылок, и Всеволод Евгеньевич присел от боли, схватившись рукой за рану. На пол закапала кровь, Камилла продолжала голосить, рев дерущейся толпы слился в какой-то сплошной вой.
В два прыжка я догнала Боброва и, оттолкнув его в сторону и развернув к себе спиной, стащила с него пиджак, которым тут же принялась сбивать пламя с платья Камиллы. Девушка, видимо, узрев во мне спасение, вцепилась в мою руку мертвой хваткой. Увидев, что вспышки на платье погасли, я одной рукой обхватила за плечи Боброва, стараясь прикрыть от возможных новых ударов, второй, еле выдернув ее из побелевших пальцев Камиллы, сгребла ее саму и потащила обоих за кулисы.
Какие-то смельчаки, не остановленные вовремя милицейскими дубинками, уже тоже взбирались на сцену и пытались броситься вдогонку за нами. Достав газовый пистолет, я дважды пальнула назад и еще быстрее потянула Боброва с Камиллой к запасному выходу. Навстречу нам бежал мужчина в черном костюме и что-то кричал, пытаясь задержать. На секунду отпустив Боброва, я двинула ему кулаком в печень, и мужик упал на пол, тут же потеряв на время способность говорить.
Наплевав на холод и оставленную в гардеробе верхнюю одежду, я вышибла ударом ноги запертую дверь и вытолкнула своих подопечных на улицу.
– Бегом, к машине, – отпуская их, крикнула я.
Бобров с дочерью довольно резво побежали к «Тойоте», а я на ходу уже открывала замок пультом.
– А Лариса?
– А Вадик? – одновременно спросили Бобров и Камилла.
Я не успела ответить: из-за задней дверцы машины послышался приглушенный голос:
– Мы тут.
Заглянув туда, я увидела за машиной полуприсевших Ларису и Вадима, который рукой прикрывал женщину.
– Вадик, папа, мама! – как заведенная повторяла Камилла с пустым, словно невидящим взглядом.
– А ну все в машину, быстро! – приказала я, запрыгивая за руль.
Все быстро расселись – слава богу, у Боброва и Вадика хватило выдержки не поддаться панике и сохранить благоразумие. Я врубила мотор, «Тойота» мгновенно сорвалась с места и помчалась по проспекту вперед. Я хотела сразу же направиться домой к Бобровым, в Кузнецкое ущелье, но все же повернулась к Камилле и спросила:
– Болит где-нибудь?
Та неуверенно отрицательно покачала головой. Она сидела сзади, зажатая между Бобровым и Ларисой, которые поочередно гладили ее по голове дрожащими ладонями. Вадиму пришлось сесть рядом со мной.
– Юбку подними, – не терпящим возражений голосом сказала я.
Камилла потупилась, и Бобров сам осторожно приподнял край ее обгоревшего платья, представлявший собой неровно свисавшие почерневшие клочья.
– Боже мой! – ахнула Лариса, прикрывая рот от ужаса.
На ногах Камиллы, возле щиколоток, образовалось покраснение и вздулось два пузыря.
– Катюша! – Лариса не выдержала и разразилась плачем. – Дочка, больно, да?
– Нет, – с удивлением рассматривая свои ноги, проговорила девушка. – Ты знаешь, мама, мне совсем не больно!
– Она в шоке, – прокомментировал Вадим.
– Так! – взял ситуацию в свои руки Бобров. – Едем в ожоговый центр! Немедленно!
Доехав до нужной улицы, я свернула на мост, который вел в сторону тарасовского ожогового центра. Введя «Тойоту» во двор, остановилась. В некоторых окнах горел свет: центр работал круглосуточно. Бобров помог дочери выбраться из машины, они с Вадимом бережно взяли ее под руки и повели к дверям. Лариса хотела было пойти вместе с ними, но Бобров попросил ее остаться. Мы вместе сидели в машине.
Бобров и Вадик отсутствовали минут тридцать-сорок. Наконец они появились на крыльце лечебного корпуса и прошли в машину.
– Все в порядке, ее поместили в отдельную палату, обработали раны и сделали обезболивающий укол со снотворным, – успокаивающе ответил Бобров на немой вопрос жены. – Так что все в порядке, завтра мы ее навестим, а пока можете ехать домой.
– Как домой? – забеспокоилась Лариса. – А ты?
– А нам с Евгением Максимовной нужно кое-куда съездить, – уклончиво сказал Всеволод Евгеньевич. – Не волнуйся, это ненадолго. Вадик, – повернулся он к молодому человеку, – отвезешь Ларису Владимировну?
– Без проблем, – тут же отозвался Вадим, и Бобров по телефону вызвал такси.
– Только останься с ней до моего приезда! – строго предупредил он, и Вадик молча кивнул.
Усадив жену с ее сопровождающим в машину, Бобров облегченно выдохнул и обратился ко мне:
– Так, слава богу, главное утряслось. Остались пустяки…
И он как-то нехорошо усмехнулся.
– Какие пустяки? Что вы надумали? – спросила я.
– Едем к Заварзину! – требовательно сказал Всеволод Евгеньевич.
– Зачем?
– Разговор есть!
– Вы думаете, это он все организовал?
– Уверен!
И Бобров сел в машину. Я не стала спорить, так как и сама считала нужным разобраться во всем. Сейчас был хороший шанс расставить все по местам. Заварзин и впрямь мог оказаться тем негодяем, что в течение последнего времени сживал Боброва со свету. И дело, оказывается, вовсе не в финансовых делах Боброва, а в его дочери и творческих амбициях. Хотя… Какие там, положа руку на сердце, творческие? Просто амбиции…
