Лейф Перссон - Другие времена, другая жизнь

— Досмотрим квартиру в понедельник, — решил Ярнебринг.

Дело шло к пяти, к тому же сегодня пятница, ему надо успеть принять душ, переодеться и успеть на встречу с лучшим другом, обер-интендантом полиции Ларсом Мартином Юханссоном.

13

Если Веландер не врал относительно своих отношений с Челем Эрикссоном, они удивительным образом напоминали дружбу Ярнебринга с Ларсом Мартином Юханссоном.

Юханссон и Ярнебринг были знакомы больше двадцати лет, последние десять из которых они тоже общались «в среднем раз в месяц» и тоже встречались обычно в ресторане. Впрочем, в первые годы их знакомства все было по-другому. Они встречались на работе в следственном отделе Центрального полицейского управления Стокгольма, каждый из них составлял половину команды из двух человек, и они проводили гораздо больше времени друг с другом, чем со своими семьями. Но потом их дороги разошлись. Юханссон сделал карьеру и взлетел на верхушку полицейской иерархии, а Ярнебринг остался в следственном отделе и продолжал работать с такими же преступлениями и уголовниками, как и двадцать лет назад.

Так что внешне их отношения и впрямь напоминали те, что связывали Веландера и Эрикссона, но только внешне. Юханссон и Ярнебринг были истинными друзьями, старинными и близкими, и, если кого-то из них спрашивали, кто его лучший друг, сомнений ни у того ни у другого не возникало. И как часто бывает в таких случаях, они очень походили друг на друга во всем, что было действительно важно; а внешностью и характером различались, однако это было несущественно.

Их самой примечательной общей чертой было то, что и Юханссон, и Ярнебринг среди своих друзей и знакомых характеризовались как «настоящие полицейские». Кроме того, они были героями многочисленных полицейских баек разной степени достоверности и — в отличие от своих коллег из романов, которые общаются исключительно с интеллектуальными женщинами, слушают оперу и современный джаз, отдают предпочтение французской кухне, — любили обычных девушек, желательно тоже служащих в полиции, предпочитали танцевальную музыку и простую еду.

И при этом конечно же, конечно они были разными! Если бы кто-то спросил Ярнебринга, готов ли он закрыть грудью своего друга от предназначенной тому пули, он бы осклабился по-волчьи и сказал, что такая возможность практически исключена, потому что он выстрелит первым. Если тот же самый вопрос задали бы Юханссону, он бы уклончиво улыбнулся и сказал, что такие сантименты ему не по вкусу, а вот если Ярнебринг попросит взаймы денег на новую машину, он, ей-богу, даст.

Юханссон жил на Волльмар-Укскулльсгатан на Сёдермальме. Рядом с его домом друзья давно присмотрели отличный итальянский ресторан. Итальянцы готовили просто, без выпендрежа и очень вкусно. Когда Юханссон ужинал с Ярнебрингом, платил всегда он, причем не задумываясь. У Юханссона, в отличие от его лучшего друга, с деньгами было все в порядке. Он знал им цену, но для близких никогда не жалел. К тому же он любил поесть и выпить, особенно в компании Ярнебринга.

— Заказывай, что хочешь, Бу, — сказал Юханссон, передавая Ярнебрингу меню. — Сегодня за фиалки плачу я.

— Спасибо, патрон, — поблагодарил Ярнебринг. — В таком случае мне большую кружку пива и двойной виски, пока я размышляю, что бы поесть.

Все их встречи напоминали некий ритуал. Сначала обмен полицейскими новостями — сотрудники, уголовники, преступления. Закусив, они переходили к перемыванию косточек отсутствующих идиотов. На удивление часто эти идиоты служили в полиции, в прокуратуре — словом, в системе охраны правопорядка. И только в конце — под кофе с коньяком и десерт — речь заходила о личной жизни, старых приятелях, детях, ну и, как водится, о женщинах. Как о знакомых, так и о тех, кого они еще надеялись повстречать.

У Ярнебринга была в запасе важная новость, но он все равно не стал нарушать заведенной традиции. Еще дома он решил, что расскажет о своей предстоящей свадьбе за коньяком. Или, еще лучше, за грогом и обязательными ночными посиделками у Ларса Мартина на Волльмар-Укскулльсгатан. Так тому и быть, решил он.

Однако вышло все по-другому.

В последние годы служба Ларса Мартина носила несколько факультативный характер. Сначала он взял длительный отпуск для учебы в университете. С обычной для него добросовестностью защитив диплом, он вернулся в Центральное полицейское управление, где его сразу произвели в обер-интенданты. Начальство использовало его как запасной ресурс. После убийства премьер-министра, грянувшее за несколько лет до описываемых событий, в управлении началась кадровая чехарда, вся верхушка поменялась многократно, но Юханссона по причине его более или менее свободного положения она не коснулась, и на сегодня он был некой точкой опоры, символом стабильности в постоянно меняющемся и ненадежном полицейском мире.

Он постоянно получал разные назначения: то замещал какого-нибудь отправленного на пенсию шефа, то сидел в бесконечных проверочных комиссиях, то исполнял роль эксперта в Министерстве юстиции или стокгольмской мэрии. В общем, работы хватало. На данный момент он уже два месяца вел по заданию министра юстиции расследование, о котором Ярнебринг только слышал краем уха и, даже несмотря на четко работающую систему полицейских сплетен, не мог бы сказать, в чем оно заключается.

— Ну, расскажи, что там у вас делается, в коридорах власти? Или все наглухо засекречено? — спросил Ярнебринг после первой рюмки водки под запеченные анчоусы.

Наверное, селедки не было, подумал Ярнебринг. Впрочем, все равно чертовски вкусно.

— Ничего особо секретного нет, — ответствовал Юханссон. Он говорил на неторопливом, даже задумчивом норрландском диалекте. — Смотри телевизор и читай газеты. Хотя, конечно, мы живем в довольно неспокойное время.

Месяц назад внезапно поднялся «железный занавес» — с оглушительным грохотом, словно подброшенный гигантской пружиной. На всех телевизионных каналах одно и тоже: потоки беженцев из бывших советских стран-сателлитов, жители Восточного Берлина чуть не голыми руками ломают стену.

— Вот тебе и социалистический рай, — довольно усмехнулся Ярнебринг. — Подумать только, какое фиаско!

— Да уж… Собственно говоря, вовсе не надо было быть оракулом, чтобы предсказать, что рано или поздно это произойдет. Но уж очень быстро… На мой взгляд, даже слишком быстро, — сказал Юханссон, улыбнулся и огорченно покачал головой, хотя вид у него при этом был весьма довольный.

— Да… — согласился Ярнебринг. Ему вовсе не хотелось ввязываться в политический спор с другом, хотя все утверждали, что тот в душе социалист. — Пока мы более или менее справляемся. Шпана из Восточной Европы промышляет в основном магазинными кражами в NK и «Оленсе».

— Это верно, — сказал Юханссон, — хотя кое-кто из наших считает, что все еще может измениться к худшему.

И все же они говорили о политике довольно долго, хватило на большую порцию маринованных свиных ножек с чесноком и соусом песто. И только когда Юханссон спросил, чем сейчас занимается Ярнебринг, разговор вернулся в привычное русло.

— Убийство, — сказал Ярнебринг, и ему показалось, что в глазах закадычного друга мелькнула зависть.

— Я бы с удовольствием с тобой поменялся, — сказал Ларс Мартин и быстро добавил с улыбкой: — Если это, конечно, не убийство Пальме… Эту кашу не расхлебаешь… Всю жизнь будут искать виноватых. С этим и в могилу положат.

— Что ты, что ты, упаси бог! — отозвался Ярнебринг. — У нас — обычный Свенссон, хотя был он, судя по всему, тот еще типчик. Ну да это тоже не в первый раз.

— Отличный расклад! — сказал Юханссон. — Обычный Свенссон, тот еще типчик… Если память мне не изменяет, мы, как правило, такие дела раскрывали.

Когда же я займусь, наконец, настоящим делом? — вдруг подумал он. Юханссон не догадывался, что убийство Эрикссона и есть его настоящее дело. Только время еще не пришло…

— Существуют кое-какие трудности, — признался Ярнебринг.

— Расскажи, — попросил Юханссон. — Давай о главных, не будем размениваться на мелочи! — произнес он весело, кого-то пародируя.

— Бекстрём, — ухмыльнувшись, сказал Ярнебринг.

— Бекстрём? Из уголовки?

— Собственной персоной. Он руководит следствием.

— О господи! — с чувством воскликнул Юханссон. — Кстати, вчера вечером я наткнулся на этого болвана. Он выходил из этого, ну знаешь… мужского клуба на нашей улице. Если б это был не Бекстрём, я бы наверняка решил, что парень балуется этими игрушками.

— Он почему-то решил, что это так называемое гей-убийство.

— Да-да, он что-то такое говорил, — вспомнил Юханссон. — А почему он так решил? Просто потому, что он Бекстрём, или есть еще какие-то причины?