Анна Ольховская - Эти глаза напротив
– Вот идиоты! – страдальчески поморщился Дворкин. – Ну зачем?! Я ведь их просил – ни в коем случае не возвращаться! Пользы от них здесь никакой…
– Они не сами вернулись, – глухо проговорил Павел. – Их вернули. И это сейчас не совсем они.
Глава 31
– Что значит – не совсем они? – Моника растерянно посмотрела на меня, потом – снова на Павла. – Паша, что с папой? Он ведь жив? С ним ничего не случилось?
– Физически – ничего.
– А тогда что? Ну не молчи ты! Что с папой?!
Павел беспомощно посмотрел на меня – сам он, настроенный на эмоции и душу своей любимой, уже не справлялся с нарастающим там потоком страха и боли. И вероятно, ощущал приближение очередного срыва – Моника и так хорошо держалась все это время. На удивление хорошо.
А я ведь все-таки психолог как-никак…
Только сейчас, вот здесь и сейчас, было именно никак. Никакущий сейчас из меня психолог.
Потому что пострадал не только отец Моники. Но и двое самых любимых моих мужчин. Брат и… Нет, не жених. И не бойфренд. Пока – только друг. Я для него. Но не он для меня…
Хотелось точно так же, как и Моника, кричать сейчас от боли и страха, требовать ответа, поддержки, утешительных слов и обещаний. Обещаний, что все будет хорошо. И Олежка с Мартином снова вернутся, станут прежними. Ведь те охранники, что стреляли в Монику и нас с Павлом, мгновенно стали прежними, как только ментальная атака прекратилась, ведь правда?
Кривда. Охранники были среди своих, а наши близкие – там, среди…
А среди кого, кстати? Мы ведь так толком и не знаем, кто помогает Магдалене. И в чем их интерес. Вряд ли ради денег…
Все это колючим перекати-полем промчалось у меня в голове, вынося вон способность управлять эмоциями и чувствами.
Но мгновенно рассыпалось на отдельные колючки, налетев на умоляющее:
«Варя! Ну пожалуйста! Я постараюсь помочь нашим, возьми на себя Монику!»
Аргумент.
Я прошлась колючками по самым дальним закоулкам души, собрав все обнаруженные крохи сил, и, ласково приобняв дрожавшую девушку за плечи, укоризненно произнесла:
– Ну что ты пристала к парню? Эгоистка ты все-таки, Моника! Бессовестная эгоистка!
Клин, как говорится, клином. Рыдания и истерика вместе с Моникой офигели от неожиданности. Они ожидали, вероятно, утешений, объяснений, уговоров, вытирания соплей и слез, но никак не упреков.
Моника резко замолчала, словно поперхнулась воздухом, трудно сглотнула и нахмурилась:
– Я? Эгоистка?!
– Ты! Ты чего разоралась? Или забыла, что Павел только-только очнулся? Что он очень слаб? Что ему в любой момент может стать хуже? Кстати, вон, посмотри, что ты наделала! Павел снова отключился!
Ну да, удар, как говорится, ниже пояса – Павел явно не отключился, а снова в трансе, но сейчас не до реверансов и трепетного дрожания веера. Психика Моники очень неустойчива, и истерика ей точно навредит гораздо больше, чем раскаяние и угрызения совести.
– Паша?.. – Девушка растерянно перевела взгляд на замершего с закрытыми глазами Павла и судорожно вцепилась в его руку. – Пашенька! Прости меня, пожалуйста! Доктор! Ну помогите же ему!
– Помогу, голубушка, обязательно помогу, – участливо произнес Виталий Сергеевич, обменявшись понимающими взглядами с Дворкиным. – Если вы не будете мне мешать. Вы сейчас идите к себе, в свою комнату. Варя пойдет с вами…
Вот уж нет! Ни за что! Я хочу быть здесь, сейчас мониторы внешних камер видеонаблюдения наладят, и станет понятно, что происходит там, снаружи. Может, не так уж все и страшно?
Судя по всему, Виталий Сергеевич сумел правильно прочитать эмоции на моем лице, потому что он поджал губы, нахмурился и в утвердительной форме продолжил:
– Да, Варя будет с вами, не волнуйтесь. Вам следует отдохнуть, поспать, вы еще слишком слабы. Я скоро к вам приду, дам успокоительное. А пока вы будете спать, я смогу заниматься только Павлом, ни на что не отвлекаясь.
– И поможете ему? – жалобно пролепетала Моника. – Обещаете?
– Обязательно! Обещаю!
– Ну хорошо. Варя, пойдем!
– Да, конечно.
Поскольку я по-прежнему обнимала девушку за плечи, придать ей нужное направление движения было просто.
Мы пошли к нашему «тамбуру», а в холле тем временем суета и беготня прекратились. Охранники рассредоточилось вдоль стен, заняв все свободные диваны и кресла – смысла стоять неподвижными столбами не было, силы следовало беречь. Дворкин вместе с двумя помощниками возились с мониторами, медики собрались было отвезти каталку с Павлом в его палату, но Виталий Сергеевич что-то коротко сказал, и каталка осталась на месте.
– С ним ведь все будет хорошо? – с надеждой заглянула мне в глаза Моника.
С кем именно «с ним» – с отцом или с Павлом, я уточнять не стала, просто уверенно кивнула:
– Именно так. Ни секунды не сомневайся в этом!
– А куда мы пойдем – к тебе или ко мне? Ты ведь останешься со мной?
– К тебе – доктор нас там искать будет.
– Так ты останешься?
– Останусь, конечно. Мне тоже надо отдохнуть.
Вру. И очень надеюсь, что убедительно.
Я привела Монику в ее комнату, оказавшуюся зеркальной копией моей. Хотела сразу уложить ее в кровать, но пока не удалось – упрямица тормознула возле кресла и плюхнулась в его широкие кожаные объятия:
– Варя, пока не пришел доктор, объясни мне, пожалуйста, что имел в виду Павел?
– Ты о чем?
– Ва-а-аря! Я ведь не дура!
Это точно. Соображает девушка весьма недурственно. На то она и не дура.
– Ладно, попробую.
– У тебя сейчас такое выражение лица, – усмехнулась Моника, – словно ты собираешься объяснять теорию относительности Эйнштейна старшей группе детского сада. Не вздумай говорить короткими фразами, я в состоянии усвоить и сложносочиненные предложения!
Наш человек!
– А ты не допускаешь мысли, что я не смогу говорить сложносочиненными, не говоря уже о сложноподчиненных?
– Варя, не заговаривай мне зубы!
– Да я и сама, если честно, толком ничего не знаю! И никто не знает. Понятно только одно – нас хотели убрать. Нас с тобой. Павел, скорее всего, пострадал случайно.
– Почему? Разве он не является тоже одним из свидетелей? Вернее – пострадавшим?
– Пока живы мы с тобой – да, Павел пострадавший. Но если нас не станет, он мгновенно превратится в обвиняемого – подвиги Гизмо спишут на него.
– Как это?
– Моника, не тупи! Точно так же, как Магдалена превратилась из обвиняемой в свидетельницу. Деньги, подруга, большие деньги. Они решают многие проблемы. Тебе ли этого не знать!
– Если ты намекаешь на то, что мой папа банкир, то хочу тебе сказать, что он никогда…
– Моника, я знакома с твоим отцом и могу допустить, что Игорь Дмитриевич не позволил бы себе решать вопросы так, как это делает Магдалена. Но факт остается фактом – адвокатам Сигизмунда нужен живой монстр. Которого можно будет показать присяжным – а они стопудово добьются рассмотрения дела судом присяжных. И вот представь себе – в клетке заключенного сидит красивый, скромный, милый юноша. А потерпевший – жуткий монстр…
– Не говори так! Паша – не монстр! Он… он… он гораздо красивее той сволочи! «Милый юноша»! – Моника истерично расхохоталась. – Знали бы они, что вытворял с нами этот «милый юноша»!
– Вот если тебя не будет в живых, никто об этом и не узнает. И чудовищем станет Павел.
– Нет! Он не чудовище! Чудовище – та мерзкая скотина! Он… он…
Моника начала задыхаться. Я метнулась к графину с водой, налила стакан и попробовала напоить девушку, но ничего не получилось – вода проливалась на подбородок, стекала на грудь, а Моника тем временем уже посинела от удушья.
Объяснила, блин!
Я собралась уже бежать за доктором, но Виталий Сергеевич очень вовремя появился сам.
Он мгновенно уяснил ситуацию, бахнул на журнальный столик свой саквояж, вытащил оттуда одноразовый шприц в упаковке, ампулу с лекарством и коротко приказал мне:
– Придержи ее, чтобы не дергала рукой.
Я, когда чувствую себя виноватой, очень исполнительная. И послушная.
Глава 32
Все-таки хороших специалистов сумел подобрать в команду медиков Дворкин! Буквально через пару мгновений после введения лекарства Моника задышала нормально, синюшность лица сменилась не то чтобы здоровым розовым цветом лица, но хотя бы привычным бледным.
И разумеется, первое, о чем спросила девушка, едва смогла дышать и говорить, было еле слышное:
– Как там Паша?
– У него все хорошо, – успокаивающе улыбнулся Виталий Сергеевич, с хрустом отламывая кончик стеклянной ампулы с каким-то другим препаратом, – состояние стабилизировалось, он спит. И вам, голубушка, сейчас надо поспать.
Игла снова осторожно вонзилась в вену, и поршень медленно погнал препарат внутрь. Моника даже не пискнула, она вообще не смотрела на руку, она с надеждой смотрела на доктора:
– А папа? Что с ним? Он…
Взгляд девушки расфокусировался, поплыл, она сонно моргнула раз, другой, и вот уже веки сомкнулись, затылок удобно устроился на спинке кресла, и Моника уснула.
