Грегори Макдональд - Флетч и вдова Бредли

– Дверь оставили незапертой. Мне сделали анализ золы.

– Вы украли прах моего брата? – вновь она шумно глотнула.

– В том-то и дело, что нет. То был не прах вашего брата. И вообще не прах. Просто зола.

– Что? Разве можно отличить прах одного человека от праха другого? В похоронном бюро могли перепутать урны. Так ли необходимо говорить нам об этом?

– В том-то и дело, Франсина, что в урне была не человеческая зола. Так что ни о какой путанице в похоронном бюро не может быть и речи. А вот ваша сестра утверждает, что прах человеческий. Как надо это понимать?

– Тогда чей же там прах?

– Ковра, – ответил Флетч. – Ковра из натуральной шерсти. Немного древесной золы, песок, продукт переработки нефти, скорее всего, керосин.

Франсина с такой силой шмякнула блюдечко о кофейный столик, что оно треснуло, а чашка перевернулась.

– С меня довольно!

– Франсина, вы только что сказали мне, что прилетели в Швейцарию вдвоем, а урну из похоронного бюро Энид забирала одна. Вы с ней не ходили. Она принесла урну в отель и сказала вам, что в ней прах Тома.

– Я это говорила?

– Так все было на самом деле или нет?

– Вы меня совсем запутали.

– Прах персидского ковра Энид привезла в Швейцарию из Соединенных Штатов.

Даже в полумраке гостиной Флетч заметил, как побледнела Франсина. Скрипичная музыка, все еще струящаяся из динамиков стереосистемы, резала слух.

– Послушайте, Франсина, – Флетч наклонился к ней. – Энид сказала вам, что ваш брат умер. Ее слова – единственное, полученное вами, доказательство его смерти. По ее настоянию вы не улетели в Швейцарию, получив это трагическое известие. Она убедила вас, что смерть Тома, преданная гласности, приведет к банкротству «Уэгнолл-Фиппс». Вы ждали шесть месяцев. Тела вашего брата вы не видели. Из того, что вы рассказали о вашей поездке в Швейцарию, следует, что вы не разговаривали ни с лечащим врачом Тома, ни с хозяином похоронного бюро. Посольство Соединенных Штатов в Швейцарии утверждает, что ни один американский гражданин, с именем Томас и фамилией Бредли не умирал в Швейцарии в последнее время. Прах в урне, что красуется на каминной доске в доме вашего брата, никоим образом с ним не связан.

Флетч ждал. Франсина молчала. Тогда он взял ее за Руку.

– Послушайте, Франсина, этот брак не был счастливым. Я разговаривал с их соседом в Саутуорте. Он не походил на сплетника, но знал достаточно много. Он сказал, что из дома вашего брата по ночам часто доносились крики Энид, хлопание дверей, звон бьющейся посуды. Причем случалось это не время от времени, но постоянно. А когда родители начинали скандалить, дети предпочитали садиться в машины и уезжать из дома.

– Это невозможно.

– Я даже не знаю, был ли ваш брат тяжело болен. Может, вы знаете?

– Был.

– Энид могла придти к выводу, что прекрасно без него обойдется, тем более, что вы никогда не откажите в деловом совете.

– Вы думаете, что Энид убила Тома, – в глазах Франсины стоял ужас. Она отдернула руку.

– Скажите мне, как иначе истолковать приведенные мной факты?

– Нечего их толковать, – Франсина встала, пересекла гостиную, открыла дверь стенного шкафчика и нажала клавишу. Музыку, как отрезало. Затем изменила положение реостата, и лампы торшера ярко вспыхнули.

– Я думаю, что сыта по горло вашими инсинуациями, Ирвин Флетчер.

– Инсинуациями?

Стоя у торшера, в смявшемся платье, со встрепанными волосами, Франсина впервые показалась Флетчу маленькой, легко ранимой.

– Вы оскорбили меня и Энид. Безо всякой на то причины.

– А мне думается, что представленные мной доказательства – куда более веская причина.

– Никакие это не доказательства, Флетчер. Вы лишь стараетесь спасти свою работу. Это же ясно, как божий день. Я не уверена, что вы все выдумали сами, но в том, что вы подтасовываете факты, сомнений у меня нет. Если вы, не понимаете этого сейчас, то поймете, дожив до моих лет. Да, какие-то несуразности есть, но ваше толкование далеко от истины. Служебные записки датировались не тем числом или ошибочно подписывались не теми инициалами, чиновники затеряли запись о смерти...

– Ковровая зола в похоронной урне?

– О Боже! Да, мы полетели в Швейцарию через шесть месяцев после смерти Тома! Мало ли куда мог задеваться его прах в тамошнем похоронном бюро? Они же не думали, что вы отправите прах, который они передали Энид, на анализ.

– Подозреваю, они насыпали бы в урну человеческий прах, благо в крематории его хватает, если уж источник подмены – похоронное бюро. У каждого есть профессиональная гордость. Профессионал никогда не стал бы жечь персидский ковер, чтобы наполнить урну золой.

Франсина повернулась к нему боком.

– Флетчер, с меня довольно. Во всяком случае, на сегодня. Я понимаю, какой-то инцидент, имевший место в компании моего брата, привел к тому, что вы потеряли работу, а Чарлз Блейн наговорил вам всяких глупостей. Я пыталась идти вам навстречу, отвечала на все ваши вопросы, – хотя Франсина стояла спиной к торшеру, Флетч видел, что она плачет. – И я ценю ваше участие в судьбе Тома-младшего и Та-та. Я верю, что в отношении их вы сказали правду. Но когда вы начинаете утверждать, что Энид убила Тома! Подобной галиматьи мне еще слышать не доводилось. Это уж слишком... Это безумие!

Флетч поднялся, подхватил пиджак.

– Вы хоть обдумаете мои слова?

Она посмотрела на него, мокрыми от слез глазами.

– Как по-вашему, могу я теперь думать о чем-то еще?

– И все-таки, обдумайте. Вы недооценивали другую женщину, Франсина. А напрасно.

Она открыла дверь.

– Спокойной ночи, Флетчер, – в покрасневших глазах стояла мольба. – Есть ли смысл просить вас уйти и более нас не беспокоить?

Флетч поцеловал Франсину в щеку.

– Спокойной ночи, Франсина. Благодарю за обед.

ГЛАВА 32

– Доброе утро, Мокси. Я тебя разбудил?

– Конечно, разбудил. Кто это?

– Твой лендлорд. Твой банкир.

– Слушай, Флетч, сегодня же суббота. На репетицию мне только к двум часам.

– По калифорнийскому времени или по нью-йоркскому?

– Ты все еще в Нью-Йорке?

– Да, и через несколько минут улетаю в Техас.

– А зачем тебя понесло в Техас?

– Я ищу покойника, дорогая. И пока безо всякого результата.

– Томас Бредли умер и прячется в Нью-Йорке?

– Похоже, что нет. Несмотря на все мои усилия, его сестра не показала мне своего братца или хотя бы то, что от него осталось.

– А что она сказала?

– Мой рассказ вроде бы очень ее расстроил. Дама она умная, хладнокровная, деятельная. И должна понимать, что рано или поздно я выложу все, что мне известно, властям. Я уверен, что она найдет своего брата... если это возможно.

– Слушай, Флетч, у меня идея. А может, Томас Бредли умер, независимо от твоей статьи в «Ньюс-Трибюн»? Такого ты не предполагаешь?

– Я начинаю верить своим гипотезам.

– О, нет.

– О, да.

– До сей поры, дорогой Флетч, твои гипотезы стоили не больше улыбки борцов перед началом схватки.

– Метод проб и ошибок, проб и ошибок.

– А что ты намерен найти в Техасе?

– Все, если ты спросишь коренного техасца. Там корни семейства Бредли.

– И что из этого, – сказала она, более всего желая перевернуться на другой бок и снова заснуть.

– Если ищешь человека, живого или мертвого, надо начитать с его родного дома.

– Только не в наши дни. Домов теперь нет, есть места, где мы живем. И главное в том, Флетч, что конкретного плана действий у тебя нет.

– Ты права.

– Ты бьешь наугад.

– Абсолютно верно.

– Ты мотаешься из Мексики в Нью-Йорк, оттуда – в Техас и еще бог знает куда только потому, что в восхищении собой не можешь поверить в совершенную глупость, суть которой – публичное цитирование покойника.

– Твой монолог, Мокси, меня не вдохновляет.

– На это я и рассчитывала. И ты не мотался бы по стране, если б не получил наследство от некоего Джеймса Сейнта Э. Крэндолла и, позволь добавить, мое разрешение на его использование.

– И это правда.

– Как же я сглупила.

– Надеюсь, ты в этом раскаиваешься.

– Я не раскаиваюсь. В постели одной холодно. Это совсем другое чувство.

– Тебе следовало бы быть рядом со мной, в теплом номере нью-йоркского отеля. Тут центральное отопление, везде зеркала.

– Я рада, что тебе хорошо отдыхается. Кстати, ты потерял и другую работу.

– У меня ее не было.

– Была. Или ты забыл? Главная роль в пьесе «В любви».

– Я потерял и эту работу? О, горе мне! Горе!

– Сэма выгнали. Eго заменил Рик Кесуэлл. Такой красавец.

– Я очень рад.

– Он прекрасно сложен, с длинными ресницами, знаешь ли.

– Не знаю.

– И очень пластичен.

– И с ляжками у него все в порядке?

– Что? Да, конечно. Он прилетел из Небраски. Настоящий красавец.

– Кажется, ты это уже говорила.

– Правда? Извини. Он – красавец.

– О-хо-хо.

– Правда.

– Я тебя понял. Послушай, Мокси...