Чарльз Сноу - Современный Английский детектив
В такси по пути в Скотланд-Ярд Финбоу сказал с возмущением:
— Ну и подлец!
— Надеюсь, ты… — нерешительно начал я.
— Теперь меня не удивляет, — продолжал Финбоу с не свойственным ему глубоким волнением, — почему твои юные друзья не сожалеют о том, что Роджер убит. Какая низость! Слыть добряком и рубахой-парнем, делать вид, что принимаешь участие в судьбе начинающего учёного, и в то же время беззастенчиво красть его труды. И все это с самым благодушным видом, в лучших традициях диккенсовской старины. — И, немного успокоившись, Финбоу добавил своим обычным бесстрастным тоном: — Да-а, все мы, конечно, не ангелы. Но должен сказать, что такое полуосознанное мошенничество, которое Роджер творил под видом доброго дядюшки, претит мне лично больше всего. Все, что угодно, только не это!
— А что ты теперь думаешь об Уильяме? — спросил я.
— Уильям меня беспокоит, — признался он. — Судя по всему, у него были основания для убийства. Теперь я имею представление, что за человек был Роджер, и благодаря этому нам будет легче распутать клубок и выяснить мотивы преступления. Какой грязный тип этот Роджер! — Финбоу улыбнулся улыбкой человека, снисходительно взирающего с высоты на мирскую суету. — Один учёный говорил мне как-то, что мелкие интрижки и подсиживание распространены в мире учёных не меньше, чем в высших финансовых сферах. Я начинаю склоняться к тому, что он был недалёк от истины.
У ворот Скотланд-Ярда Финбоу оставил меня в такси, а сам направился в кабинет инспектора Аллена — одного из своих старых знакомых.
Он вернулся через час, когда я уже начал терять терпение. Но я был вознаграждён за своё долгое ожидание, угадав по тону, каким он давал указание шофёру везти нас на стадион, что визит к инспектору увенчался успехом.
— Так! — произнёс он, усаживаясь. — Потрудились мы сегодня на славу.
— А как прошёл разговор с инспектором? — полюбопытствовал я.
— Я убедил Аллена в том, что нет никакого смысла посылать в Норфолк людей из Центра, пока он лично не побывает на месте преступления. Возможно, он сам сумеет вырваться, чтобы осмотреть яхту и труп. А пока суд да дело, исход следствия — в руках Алоиза Беррелла, пошли ему, господи, здоровья. Аллен обещал также навести кое-какие справки для меня, — закончил он с явным удовлетворением.
— Прекрасно! — загорелся я. Одна мысль о том, что дело попадёт в руки педантичного, бездушного профессионала, приводила меня в трепет. — Как это тебе удалось? — спросил я.
— Я просто изложил ему все по порядку. Нельзя же кидать на это дело всю полицию, — заметил Финбоу.
— А что за справки ты просил навести? Финбоу улыбнулся.
— Во-первых, выяснить подробности пребывания мисс Тони в Ницце и поинтересоваться, что за уроки музыки она там брала, и, кроме того, я хочу знать, как Роджер проводил там своё время. Думаю, что кое-какая связь между тем и другим найдётся. Во-вторых, меня интересуют условия завещания, согласно которому Эвис и Роджер должны получить наследство.
Услышав снова имя Эвис, я буквально взбесился.
— Значит, ты все-таки натравил их на Эвис! — накинулся я на Финбоу.
— Иен, наивный ты человек, неужели ты сам не понимаешь, что им понадобится не более получаса, чтобы узнать всю подноготную любого из нас и без моей подсказки? Это же не игра в оловянных солдатиков. И Аллен не Алоиз Беррелл. Не в пример Берреллу он большая умница, — спокойно уговаривал меня Финбоу. — Самое главное сейчас — докопаться до истины, прежде чем будет заведено официальное досье по этому делу.
— Ну ладно, — сдался я. — Ты прав. Но Эвис…
— Эта милейшая особа сумеет за себя постоять, если понадобится, не бойся, — заверил меня Финбоу. — Кроме того, у неё есть утешитель — Кристофер… да и вы тоже.
Я улыбнулся и тут только осознал, что такси везёт нас на стадион.
— А зачем мы едем на стадион? — поинтересовался я. — Ведь сегодня нет матча.
— Именно поэтому мы и едем туда, — ответил он. — С тех пор как крикет лишился своей первозданной простоты и стал претенциозен, человеку, понимающему толк в игре, ничего другого не остаётся, как ехать на пустой стадион и грустить о спорте прежних дней. Или идти на встречу второразрядных провинциальных команд и с сожалением думать о будущем крикета.
— Ты хочешь сказать, что везёшь меня на стадион, заведомо зная, что сегодня нет игры? — недоверчиво спросил я.
— Именно это.
На стадионе мы облюбовали угол между небольшой гостиницей и павильоном. Ветерок шевелил траву. Солнце еле пробивалось сквозь тучи, и на душе становилось как-то грустно. Огромное счётное табло смотрело на нас мёртвыми, пустыми глазницами, и казалось, что сыграна последняя партия и не будет больше ни победителей, ни побеждённых.
— Однажды я был свидетелем, как Вулли на этом самом поле сделал восемьдесят семь пробежек, — сказал Финбоу. — После этого, что ни говори, любая игра — убожество. Совершенство неповторимо. Появившись на свет и достигнув наивысшего расцвета, крикет сделал своё дело — обогатил мир ещё одной интересной игрой, а теперь, выродившись, должен сойти со сцены. Теперь, когда эти шуты гороховые — дельцы — превращают крикет в жалкую пародию на весёленькую оперетку, я предпочитаю коротать время на пустом стадионе… или смотреть игру заурядных провинциальных команд.
— Надеюсь, ты хоть счастлив, — заметил я уязвлено, — что затащил меня сюда и я торчу здесь как последний дурак.
— Да, я на седьмом небе от счастья, — ответил он. — Сюда бы ещё крутого кипяточку… Сидеть на пустом стадионе и попивать лучший в мире чай — это ли не предел мечтаний?!
— Ну, меня не проведёшь, — сказал я, — уж я-то знаю: когда ты обдумываешь какую-нибудь проблему, ты всегда несёшь невероятную околесицу. Просто уши вянут. Ну ладно, выкладывай, в чем дело. Что ты теперь думаешь об Уильяме? Это он убил Роджера или нет?
Лицо Финбоу окаменело.
— Я все стараюсь нащупать недостающее звено в цепи моих рассуждений и никак не могу. Я знаю, есть какая-то деталь, которая совершенно определённо говорит за то, что он не убийца, но разрази меня гром, если я знаю, что именно. По всем канонам криминалистической науки он мог совершить это преступление. Мотивы? За ними далеко ходить не надо… Во всяком случае, они достаточно серьёзны, чтобы считать убийство возможным. Карьера и месть. Я лично не нахожу эти причины достаточно вескими, чтобы лишить человека жизни, но для такого холодного человека, как Уильям, это, пожалуй, и допустимо. Улики против него налицо. Все его поступки после убийства тоже легко объяснимы, если исходить из предположения, что он убийца. Взять хотя бы его ум — трезвый, аналитический ум учёного, это как раз то, что необходимо, чтобы осуществить убийство и тщательно скрыть следы. Правда, если допустить, что преступник именно он, то в этом деле остаётся много тёмных мест; но, с другой стороны, если против тебя имеются неопровержимые улики, то кому придёт в голову разбираться во всяких там тонкостях.
Финбоу невидящими глазами уставился на барьер, огораживающий поле, и вдруг тихо чертыхнулся.
— Так! — воскликнул он. — Наконец-то я знаю, почему меня не оставляла уверенность, что Уильям не виновен в смерти Роджера.
Передо мной снова мелькнуло волевое лицо Уильяма, его злорадная усмешка.
— Ты в этом уверен? — спросил я. — А по-моему, поведение Уильяма выдаёт его с головой. Помнишь, когда ты зажёг спичку… эту улыбку у него на лице?
— Вот я как раз и вспомнил улыбку… улыбку на лице мертвеца.
Глава девятая
ФИНБОУ ТЯНЕТ ВРЕМЯ
Все окружающее показалось мне далёким и нереальным, когда я глухо повторил вслед за Финбоу:
— Улыбка на лице мертвеца…
Как это бывает в неправдоподобно реальных снах, я вдруг увидел, как Эвис, прильнув к моему плечу, показывает рукой на струйку крови на теле Роджера.
Финбоу тем временем продолжал:
— Эта улыбка, когда я впервые увидел труп, поставила меня в тупик и навела на мысль, что здесь что-то неладно — она появилась не беспричинно. Думая об Уильяме, я не мог отделаться от подсознательного ощущения, что существует некое серьёзное обстоятельство, говорящее за то, что Уильям не мог быть убийцей. Я мысленно представил, как могла появиться у Роджера эта улыбка… и Уильям никак не вписывался в эту картину. И, сам не зная почему, я не мог заставить себя поверить, что это дело рук Уильяма.
— А я никак не могу забыть его усмешку, — упорствовал я.
— Поставь себя на место Уильяма и скажи положа руку на сердце, разве ты не был бы рад, что Роджера отправили на тот свет? Человека, который в отношении тебя не соблюдал элементарной порядочности! Не сомневаюсь, что Роджер делал вид, будто проявляет самое горячее участие в судьбе Уильяма, и, каким бы это странным ни казалось, он, возможно, и самого себя сумел убедить, что успех Уильяма — его кровное дело. Нечистоплотность подобного рода никогда не бывает полностью осознанной. Вероятно, мы больше симпатизировали бы Роджеру, если б он оказался отъявленным мерзавцем, который с откровенным цинизмом радовался, как ловко ему удалось обвести вокруг пальца Уильяма. Но он, наживаясь за счёт Уильяма, скорее всего, уговаривал себя, что делает это из самых лучших побуждений. Ну, не кажется ли тебе теперь, что Уильям имеет все основания ликовать по поводу смерти Роджера?
