Галина Романова - Соперница с обложки
– Так этот… Кажется, Игорь Смирин. Он вообще как-то очень близко к сердцу принял смерть своего начальника. Ты и то спокойнее себя ведешь, а он…
– А что он? Плачет?
Ксюша недоверчиво покосилась на Сметанину. Игоря Смирина она хорошо помнила. Здоровенный парень с крупным симпатичным лицом, смеющимися карими глазами и постоянной привычкой задирать ее, Ксюшу. Не обидно будто бы задирал, но она почему-то обижалась. Может, потому, что ей стыдно бывало за свои отношения с его начальником – Александром Сурковым? Ну, да теперь это не казалось столь важным, теперь нужно было разобраться, с чего это Смирин вдруг по начальнику своему решил убиваться? При жизни они не очень-то друг друга жаловали. Скорее, терпели.
– Скажешь тоже, плачет! – фыркнула Валентина и снова прильнула к зеркалу, обнаружив под ключицей крохотный прыщик. – Черт, надо же!.. Выскочил так некстати… Мне в выходные на вечеринку, платье хотела открытое надеть, а тут…
– Валечка! Так что?
– Да я-то откуда знаю?! – Сметанина резко дернула плечами, пытаясь прикрыть крохотной кофточкой выпирающие ключицы. – Пойди и спроси его сама, сегодня как раз его смена.
– Пойду и спрошу!
– Пойди и спроси, только на меня не вздумай ссылаться, – обеспокоилась Сметанина, засеменив к выходу из приемной. – Не нужны мне эти ваши криминальные разборки. Мне, в отличие от некоторых, ничего унаследовать не пришлось.
Тьфу, гадина! – не сдержавшись, едва не плюнула ей вслед Ксюша. Правильно Марианна гнобила ее за тряпки ее убогие. Вообще на порог фирмы пускать не следовало. Только курит и сплетничает, курит и сплетничает. Когда работать-то ей?
А Игоря Смирина навестить было просто необходимо. Не мог он без причины вдруг разволноваться. Ну, сбила начальника машина, жутко, конечно, печально, но все ведь под богом ходим, так ведь? Для личной неприязни у Игоря по отношению к Суркову всегда какие-то скрытые мотивы имелись, с чего это бы им вдруг перерасти в личную скорбь, а?..
…– А тебе-то что?
Игоря Смирина Ксюша нашла в крохотном караульном помещении, больше похожем на тамбур вагона, чем на комнату. Сходство дополняли два прямоугольных зарешеченных окна на противоположных стенах. Одно выходило во двор фирмы, из второго было видно урну перед входом, полуметровый кусок бордюрного камня и бампер автомобиля, успевшего занять козырное место на стоянке – поближе к комнате охраны. В караулке, где скучал теперь Игорь, находился пульт управления охраны, на большом столе мониторы, на которые подавались сигналы с камер наружного наблюдения, тумбочка с чайником и тремя кружками всех мастей, кресло-кровать, которое по приказу Волиной скрепили скобами так, чтобы оно не раскладывалось.
Игорь сейчас сидел как раз в нем, далеко вперед разбросав крепкие накачанные ноги, и, стиснув сильные руки под мышками, о чем-то размышлял. Размышления его были не очень радостными, раз он с первого же вопроса окрысился на Ксюшу.
Хотя она могла бы и поделикатнее его как-то расспросить, а то тоже удумала, брякнула прямо с порога:
– Чего это ты, Игорек, вдруг о начальнике своем убиваешься? То терпеть его не мог, а то вдруг…
Он и ответил, как подобает в таких случаях, не забыв смерить ее взглядом с головы до ног. Да таким противным был этот его взгляд, что она тут же вспомнила про заклеенную лаком для ногтей дырочку на колготках чуть выше правой коленки.
А ну как уже прыснула из-под бордовой лаковой корочки резвая капроновая струйка и опустилась ниже уровня юбки, что тогда? Конфуз-то какой! Пришла деловая вся такая из себя, а колготки на ней рваные.
– Тебе-то что, Ксения? – повторил свой вопрос Смирин, ничуть не смягчая интонации. – Оплакиваешь любовничка-то?
– Не твое дело! – взорвалась она, но не ушла, а лишь дверь за спиной плотнее прикрыла.
– Во, во, и я говорю, не твое дело, Минькина, нос совать в чужую беду! – Его вечно насмешливые глаза сделались жесткими и злыми, а ноги напружинились, будто он пинать ее собрался. – У Суркова семья была. Сироты теперь остались. Тебе-то что! Ты с ним спала, пока он жив был, теперь с другим спать станешь. Любопытничать пришла? Чтобы потом с подружками под пузырек водки себя соломенной вдовой выставить?
– Смирин, ты что, офонарел, да?!
Ее аж затрясло от такого нахальства, вот что значит заступницы у нее теперь нет, каждый обидеть готов. Сначала Сметанина обвиняла ее бог знает в чем, теперь Смирин хамит.
– Волиной на вас нет, гады! Совсем обнаглели! Вот погодите, вернется Марианна Степановна, она…
– Вернется! – передразнил он ее, выдернул руки из-под мышек и по лбу себя постучал: – Кто вернется-то, соображаешь, нет?! Кто вернется, если уже и до Суркова добрались? Если его нет, Аллы Волиной нет, значит, и Марианны нет давно!
– Это неправда, – беспомощно пискнула Ксюша, приваливаясь к стене. – С ней такое не может случиться! Она же… Она же из железобетона, Игорь! Она же несгибаемая, непобедимая!
– Непобедимых не бывает, Ксюха. Так-то… – Он, напружинившись, поднялся, подошел к ней и навис, заглядывая ей в лицо прежними глазами со смешинкой. – А ты чего вообще пришла-то ко мне, Ксюша Минькина? Чего узнать-то хотела?
– Я? – Она вдруг оробела от близости этого огромного симпатичного мужика, которого ни за кого, кроме как за пересмешника, не принимала. – Валька сказала мне, что будто бы тебя очень взволновала смерть Сани Суркова, что ты очень переживал.
– А-а, вон оно что! – с непонятной злостью фыркнул Игорек и вдруг тронул Ксюшу за подбородок, разворачивая ее лицо к себе. – Он трагически погиб, как тут не переживать, Ксюш? Кошку бродячую, раздавленную машиной, жаль, а тут человек.
– Это был несчастный случай? – осторожно начала она. – Что говорит милиция?
– Милиция-то?.. Милиция всегда говорит то, что им говорить выгодно. Оформили как ДТП с пострадавшим, который скончался в результате полученных травм. Водитель, типа, с места происшествия скрылся. – Он сдавленно выдохнул и едва слышно выругался. – Только вот менты забыли указать, что, прежде чем скрыться, водитель этот для чего-то Сашку еще раз переехал.
– Да ты что!!!
– Вот тебе и что! Там слепым надо было быть, чтобы не видеть по повреждениям на трупе.
– А ты видал?!
– Видал. В морг ездил на опознание. Ну… Ну и поговорил потом кое с кем из очевидцев, – нехотя признался Игорь Смирин. – Дело-то как раз напротив дежурного магазина было.
– Есть очевидцы? Продавцы?
– Да прямо! Те ничего не видали, ничего не слыхали. С алкашами местными чуть поговорил за умеренную плату, они и рассказали…
– Что?! Игорь, что рассказали?! – Ксюша, забывшись, вцепилась в рукав его форменной рубашки. – Мне это очень важно знать!
– Что? Пойдешь за любимого мстить, да? – снова непонятно с чего обозлился Смирин и руку ее от себя отцепил. – Только вот что я тебе скажу, Ксения Минькина… Сиди-ка ты смирно, как мышка в своей норке, и нос наружу не высовывай. Поняла меня?
– Нет.
Она и правда не понимала. Ни в переменах его настроения ни черта не понимала, ни в загадочной задумчивости разобраться все никак не могла.
– Тогда поясняю для тех, кто на бронепоезде, – пророкотал Смирин, возвращаясь в свое кресло, которое по указанию Волиной было переоборудовано из лежанки в прочное сидячее место. – Не суйся никуда, поняла меня, нет?! Дело серьезное, убийца не остановится, третий труп на нем – шутка ли! Станешь рыть и подбираться к нему ближе, тебе несдобровать.
– А чего мне бояться. – Ксюша, стараясь казаться беспечной, подергала плечами. – Валька вон Сметанина меня во всем подозревает. Говорит, что моих рук дело. Волину будто бы с дочкой я того… убила, и Лозовского я подставила.
– Дура твоя Валька! – оборвал ее Смирин и вздохнул именно так, как всегда вздыхают мужчины, имеющие дело с бестолковыми женщинами. – А Лозовский за дело сидит. И ты не смей его защищать.
– Ты думаешь, это он? – ахнула Ксюша, перехватывая испуганный вопль, рвущийся наружу, ладошкой.
– Не думаю, Ксения Минькина, а знаю. А теперь топай на свое рабочее место и мне работать не мешай. И советую тебе: не лезь ты в это дело! Не лезь!!! А теперь все, уходи.
Грубиян, мужлан, скотина, злилась Ксюша, разворачиваясь лицом к двери. Пришла к нему за помощью…
Нет, неправильно. Она пришла к нему с намерениями объединить усилия, чтобы вместе начать как-то разбираться, как-то действовать. А он вместо того, чтобы протянуть ей руку, нащелкал по носу и теперь выставляет.
Ну, уж нет, Игорек, с ней такой номер не прокатит! Может, и не особо полна ее душа благородства, может, и не сильна она в самоанализе и не понимает, с чего ей теперь вдруг стало жаль Волину Марианну Степановну, от непереносимого гнета которой стонала в изнеможении не только ее душа. И да – она не понимает с чего, почему, для чего?!
Может, хотя бы ради того, чтобы отмести от себя грязные подозрения, она должна действовать, а? Не сидеть же, по примеру Смирина, тиская под мышками кулаки, и не ждать, когда их всех по очереди пощелкает невидимый страшный убийца, вмесив колесами своей машины в осеннюю вязкую грязь. Что-то же надо делать! Не ждать же оперативности от милиции, которую они с подружкой еще девчонками обвели вокруг пальца.
