Наталья Александрова - Руки кукловода
– Кто?
– Бабушка! – взволнованно проговорила я. – У вашей соседки из квартиры пахнет газом! Нужно вызвать «аварийку»!
– Кто? – повторила старуха с прежней интонацией.
– Бабушка, откройте мне или сами позвоните! Там что‑то случилось, очень сильный запах газа!
– Никому не открываю! – твердо отрезала старуха. – Ходют тут всякие!
– Бабушка! – воскликнула я со слезой в голосе. – Газ же идет! Бабуля! Ты же сама отравишься! Это же не шутки!
– Кто? – проговорила старуха со свежей энергией в голосе, чувствовалось, что она пошла по новому кругу.
Плюнув на нее, понимая, что добиться – взаимопонимания со старой каргой мне не под силу, я снова подошла к Ликиной двери. Запах был такой, что у меня запершило в горле.
Невольно облокотившись о дверь, я чуть не упала: дверь была не заперта и под легким нажимом приоткрылась. Набрав в грудь воздуха и задержав дыхание, я влетела в квартиру и заметалась в поисках кухни. Газа было столько, что даже глаза у меня заслезились.
Попав на кухню, я бросилась к окну, распахнула его настежь и отдышалась. Только после этого я смогла оглядеться.
На газовой плите были откручены все краны, духовка тоже открыта, а в углу, привалившись спиной к холодильнику, полулежала молодая красивая женщина в расстегнутом домашнем халатике, накинутом на голое тело.
Я закрыла все краны на плите, распахнула все оставшиеся окна и немного переждала, наполовину высунувшись на улицу, пока атмосфера в квартире не стала пригодной для жизни. Только тогда я наконец смогла подойти к телу, лежавшему возле холодильника.
Даже моих более чем скромных познаний в медицине хватило, чтобы понять: Лика (а в том, что это именно она, я не сомневалась) была стопроцентно мертва. Пульс не прощупывался, остекленевшие широко открытые глаза задернуты бессмысленной мертвой поволокой, а когда я вгляделась в ее шею, то увидела, что она перехвачена тонкой ярко‑красной бороздкой от проволоки, струны или шелкового шнурка. Кажется, эта полоска называется странгуляционной бороздой, но одно было совершенно ясно: Лику убили, и убили незадолго до моего прихода.
Не совсем понятно было, для чего убийца открыл газ: ведь Лика была уже мертва, он ее задушил. Может быть, он рассчитывал, что газ в квартире взорвется от случайной искры и взрыв уничтожит все следы преступления?
Я могла только гадать о его мотивах.
Квартира окончательно проветрилась, и стало даже холодно. Я закрыла окна и задумалась, что же мне теперь делать. Первым побуждением было вызвать милицию и «скорую помощь», чтобы за дело взялись профессионалы… но потом я представила, как меня будут допрашивать, выяснять, каким образом я попала в Ликину квартиру и что здесь делаю… Придется сообщить им о полученной кассете. Приедут посторонние замотанные люди из местного районного отделения милиции, возможно, они никогда не слышали о моем существовании – не все же читают газеты. Сначала они ничего не поймут, а когда хоть немного разберутся в ситуации, наложат запрет на всякие публикации по поводу этого убийства, как они наложили запрет на информацию по делу Антонова. Меня, как это часто бывает в таких случаях, объявят подозреваемой – просто за неимением других кандидатур. А я даже не смогу сослаться на Ираидиного подполковника, потому что не знаю его фамилии и не успела с ним познакомиться, да и кто я ему, собственно? К тому же убитой девушке уже ничем не поможешь…
Короче, я решила уносить отсюда ноги и, прежде чем что‑то предпринимать, посоветоваться с Главным.
Я осторожно приоткрыла дверь на лестницу и высунула голову. На площадке все было спокойно. Надеяться, что старуха‑соседка не только глуха, как пень, но еще и плохо видит, было с моей стороны опрометчиво, но я решила махнуть на все рукой и бежать из Ликиной квартиры как можно скорее.
На лестнице никто мне не встретился, и, уже сидя в маршрутке, я подумала, что в сложившейся ситуации веду себя совершенно спокойно. В самом деле, я не упала в обморок при виде Ликиного трупа, не завизжала, не впала в ступор. И сейчас меня не трясет, не хочется зареветь, побежать к маме и уткнуться в ее колени, или наоборот – напиться до бесчувствия и проснуться только утром, когда из всех мыслей останется в голове только одна: где бы взять таблетку от головной боли. Неужели я приспособилась, и теперь трупы, появляющиеся рядом, перестали меня волновать? Человек, как известно, привыкает ко всему… Но что это за жизнь такая настала…
В редакции, не заходя к себе, чтобы не перехватила Гюрза, я отправилась прямо в кабинет Главного на четвертом этаже. Его фотомодель, устроившись в кресле, делала сразу три дела: ворковала с кем‑то по телефону, слушала музыку и подпиливала ногти. Я сделала несколько решительных шагов по кабинету, одной рукой сорвала с ее головы наушники, а другой оторвала от уха телефонную трубку, после чего, не дав секретарше опомниться, сообщила, что если она немедленно не даст мне номер, по которому я смогу поговорить с Виталием Андреевичем, то завтра может на работу вообще не выходить, а искать новое место.
Скажу прямо, я не очень‑то рассчитывала на успех, но девица, взглянув на мое лицо, испуганно протянула карточку с номером. Немало этому подивившись, я решила, что Главный оставил ей на мой счет какие‑нибудь особые распоряжения.
– Виталий Андреевич, мне срочно нужно с вами переговорить! – выпалила я в трубку, как только ее сняли на том конце линии. – Дело не терпит отлагательства, у меня в руке бомба почище предыдущей!
Очевидно, он понял по моему голосу, что я не преувеличиваю, потому что сказал, что через час будет в редакции и чтобы я никуда не уходила из его кабинета и не выносила материалы.
Этот час я провела как белый человек. Прежде всего, я вызвала фотомодель и попросила ее вынести из кабинета букет желтых хризантем – сами понимаете, мне нужно было к приходу Главного находиться в хорошей форме, ни о какой аллергии не могло быть и речи. Затем я взяла предложенную секретаршей чашку отлично сваренного кофе и выпила его не спеша, после чего закурила сигарету и удобно расположилась в кресле Главного. Сидеть за его столом мне очень понравилось: чувствуешь себя значительной персоной. О мертвой Лике я старалась не думать – в конце концов, она мне никто, мы даже не были знакомы.
Только‑только я успела причесаться и подкрасить губы, как в кабинете появился его хозяин. Надо отдать ему должное – уложился не за час, а за пятьдесят три минуты.
Мы прослушали пленку, после чего я рассказала, как она ко мне попала и что я нашла в квартире Лики, когда поехала к ней для подтверждения своих подозрений.
– Кто‑нибудь еще знает об этом? – осведомился Главный. – Вы не сообщили в милицию?
Я ответила, что не сообщала и объяснила, почему.
– Умница, – похвалил Главный, – газета прежде всего.
– Что теперь делать, Виталий Андреевич? – Я твердо поглядела ему в глаза, так, чтобы он понял: всю ответственность за случившееся пускай принимает на себя, иначе я не согласна. А что – он начальник, так пусть и руководит! А то потом неприятностей с милицией не оберешься.
Ну что же, – медленно начал Главный, – запомните, девочка, в нашем деле, как нигде, важно, сказав «а», обязательно говорить «б», причем как можно скорее, пока читатели про «а» не забыли. Уж если мы начали публикацию материалов про махинации с коммерческой недвижимостью и затронули эту опасную тему, а тем более назвали фамилию – в данном случае фамилию Березкина, – то следует теперь срочно заваливать читателя информацией. И все время давать что‑то новое. Вот, как раз кстати вам прислали кассету. Они там, в КУГИ; еще не сообразили, как на прошлую статью реагировать, не то защищать им Березкина, не то открещиваться, а мы им уже следующую бомбу подкинем!
– Да, но если кассета – фальшивая? – заикнулась я. – И Березкин ото всего отопрется, то есть это вообще не он по телефону с Ликой говорит…
– Ну он‑то, разумеется, будет все отрицать! – усмехнулся Главный. – Тем более что на кассете он ничего такого и не говорит, в основном она его обвиняет в убийстве Антонова.
– Так если мы опубликуем, он может подать на газету в суд!
– Девочка, – рассмеялся Главный, – да ему будет не до того! Ему не честное имя свое нужно будет отстаивать, а свободу! Да на него после убийства этой самой Лики милиция так наедет, что о нашей газете он и не вспомнит!
– Значит, вы все же сообщите в милицию про Лику? – заинтересованно поглядела я в глаза Главному.
– Разумеется, мы же с вами законопослушные граждане, – высказался мой собеседник, – как только материал пойдет в номер, я сам лично позвоню в милицию. Эх, знать бы еще поточнее, кто это дело ведет! Прямо к тому человеку обратиться – больше толка! А то начнут футболить по инстанциям!
– Я знаю! – неожиданно для самой себя сообщила я. – Могу достать номер одного подполковника, он как раз этим делом занимается.
