Фридрих Незнанский - Ошибка президента
Турецкий кивнул.
— Не кивайте так, Саша, — Моисеев даже слегка рассердился. — Я вам говорю, на этом можно сделать миллионы. Вы когда-нибудь раньше читали классическую литературу прошлого века? Там часто действуют люди, нажившиеся на биржевых спекуляциях. Это всегда было. А теперь есть и у нас. И как нашей стране свойственно — в особо крупных размерах.
— А помните, чуть больше года назад — афера с этими... авизо на двадцать миллиардов...
— Саша, Саша... — укоризненно покачал головой Моисеев, — что такое двадцать миллиардов?.. Представьте себе, что вы можете управлять курсом доллара...
Турецкий ухмыльнулся.
— Вы можете регулировать спрос и предложение, от которого, между прочим, и зависит цена.
Турецкий махнул рукой:
— Я эту политэкономию...
— Раньше можно было, а теперь, увы, от нее не отмахнешься. Так вот, — продолжал Семен Семенович, — вы устраиваете таким образом, чтобы доллар сначала скакнул вверх, а потом упал. Допустим, вы накануне купили на свои сбережения тысячу долларов...
Услышав такое предположение, Турецкий рассмеялся.
— А когда доллар подскочил на двадцать процентов, вы опять купили рубли — триста тысяч у вас в кармане.
— Рублей
— Потерпите еще три-четыре дня — доллар упадет, и вы купите доллары, если вам так нравится.
— Знал бы прикуп, жил бы в Сочи! — веселился Турецкий. — Это же спекуляция чистой воды!
— Как говорит мой младший, мы, русские, задним умом крепки. Смотрю на вас — вы неисправимы, Саша! Я вам дело говорю. Доллар внезапно поднялся на двести рублей, а вы...
— Но, Семен Семенович, вы же сами только что сказали: двадцать миллиардов — ерунда. Так что вся эта прибыль от скачков — тоже ерунда. Подумаешь, двадцать-тридцать миллиардов.
— Рублей — да, но долларов — нет. Конечно, если у вас действительно тысяча долларов и вы ходите с ними в меняльную контору какого-нибудь банка «Мани-тяп», то заработаете на этом деле лишь на поход в ресторан. Но если вы от того же банка или от кого-нибудь поглавнее крутитесь на валютных торгах, вы начнете ездить на дачу не на Пахру или Пехорку, а на Гавайские острова. Курс доллара сейчас знают все, а объемом торгов никто не интересуется. А вы посчитайте: если купить-продать всего пятьдесят миллионов долларов, а так мало никогда не бывает, и выгадать всего два процента, вы получите каких-то три миллиарда рублей. Но если устроить скачок, то будет уже не два, а десять — двадцать процентов. Это уже не мелочь. Такая дневная выручка сопоставима с годовым бюджетом нашей прокуратуры. Деньги, деньги... При нашей дешевой рабочей силе вы подумайте, Саша, сколько начальства можно на эти деньги купить! И какого начальства! Вот вам и спекулянты.
Турецкий хотел было сказать что-то дежурное вроде: «Да, да, очень интересно», — но что-то в словах Моисеева его задело. Что-то он такое уже слышал. Он попытался вспомнить, что именно, и не мог. Это было как-то связано с Татьяной Бурмеевой. Но не только. Надо бы все как следует обмозговать.
— В этом что-то есть, — задумчиво сказал Саша вслух и тут же услышал:
— Безусловно, Саша, безусловно. Следите за курсом доллара.
«Нажились на биржевых спекуляциях», — вспоминал Турецкий слова Моисеева. Татьяна говорила совсем не о том. «Ни в каких этих спекуляциях», — сказала она, когда речь зашла о делах Леонида Бурмеева. Значит, все-таки знает кое-что о его деятельности, хотя на все прямые вопросы отвечает отрицательно — ничего не знала, ни о чем не догадывалась. И все же слово «спекуляция» она произнесла. Хотя это, возможно, всего лишь совпадение, не более..
Сидя за столом в своем рабочем кабинете, Турецкий, обхватив руками голову, пытался дословно воспроизвести в памяти тот разговор.
«Он не был ни в чем замешан — ни в каких этих спекуляциях». Да, кажется, именно так она и сказала. Правда, в тот момент Турецкий не придал этим словам никакого значения. Он подумал, что Татьяна говорит о торговле, имея в виду, что Леонид не занимается перепродажей товара и потому не может представлять интереса для рэкетиров.
«Но это же чушь, — понял Турецкий после разговора с Моисеевым. — Банкир тоже может быть спекулянтом, да таким, что владельцу коммерческое магазина и не снилось!»
Неужели Моисеев прав — и готовится какая-то крупная финансовая операция? Кто бы мог об этом знать...
«Надо поговорить с Сарухановым, — подумал Турецкий. — Он-то должен в этом разбираться».
Не откладывая дела в долгий ящик, он набрал номер Романовой:
— Шура, ты можешь устроить мне встречу с этим банкиром, которого задержали в Калуге? Да, подозреваемый по делу Карапетяна. Что? А разве он еще под подозрением? Кто, Шведов так считает? Дурак твой Шведов.
Он в сердцах бросил трубку.
Оказывается, Шведов, несмотря ни на что, по-прежнему считает, что Саруханов прибил Карапетяна. Чушь какая-то.
Турецкий набрал номер Шведова:
— Анатолий Федорович, что у вас там с Сарухановым?
— Молчит, мать его так, — ответил Шведов. — Крепкий орешек, но он у меня расколется, вот увидишь.
— Так вроде решено, что он не имел отношения к убийству Карапетяна. Да и убийство-то произошло по ошибке, разве не так?
— Возможно, — уклончиво ответил Шведов. — А вот Нелюбин мне тут подбросил кое-какие оперативные сведения... Извини; Сашка, сейчас не могу, тем более по телефону. Дело очень серьезное. Карапетян, конечно, погиб по ошибке, но в чем ошибка — вот вопрос. Так что потерпи еще немного.
— А мне нельзя допросить Саруханова? — спросил Турецкий.
— Я же тебе говорю — потерпи.
Турецкий понял, что больше ничего не добьется, и повесил трубку.
Тупоумие Шведова и Нелюбина начинало раздражать. Да что на них управы, что ли, нет! «Менты поганые, — подумал Турецкий. — Найдется на вас управа».
Он снова поднял трубку и решительно набрал номер Меркулова:
— Константин Дмитриевич, тут Шведов незаконно держит под стражей Саруханова. Да-да, того самого, из финансовой компании «Вера». Наверняка он что-то знает. А Шведов препятствует допросу, разберись ты с ним, он обязан... Ну, конечно, а у него, видишь, опять эти пресловутые «оперативные данные»...
«Посмотрим, что он сможет сделать против Прокуратуры России», — подумал Турецкий, кладя трубку..
Глава четвертая ГОРОД КАПИТАЛИСТИЧЕСКОГО ЗАВТРА
1
Григорий Иванович не был в Москве уже больше десяти лет. В последний раз он приезжал навестить родственников, и новый, в корне изменившийся облик города потряс его до глубины души.
— Город капиталистического завтра, — говорил он, качая головой, с недовольством и некоторой издевкой, когда Слава вез его на машине по Новому Арбату, который отставной майор по привычке называл Калининским проспектом. — А вот Кутузовский изменился меньше, — удовлетворенно заявил он.
— Что-то ты, дядя, уж слишком ретроградные мысли высказываешь! — со смехом заметил Слава. — Ты все-таки без пяти минут Президент. Надо идти курсом демократических реформ.
— А-а, — махнул рукой Григорий Иванович, — что эти ваши демократы народу дали? Да ты у нас в Ольге спроси кого угодно. Кому все это надо было? Жили люди как жили, и вот на тебе. Взять хоть бы нас со старухой... Думали, получим большую пенсию, будем в старости жить как люди, а что получилось? Спасает только огород, да вот поросят берем. А ведь это все труд...
Грязнов-старший лишь махнул рукой от досады.
Слава хотел было что-то возразить, но вовремя сдержался. К чему было продолжать этот спор, который у него с дядей длился уже не один год. Оставаясь вполне любящими дядей и племянником, в политике они придерживались диаметрально противоположных взглядов. Слава понимал: трудно требовать от старика, чтобы тот перечеркнул всю свою жизнь — кому приятно на старости лет вдруг услышать, что идеалы, в которые ты всю жизнь верил, оказались полной ерундой. Немалую роль сыграл тут и экономический фактор — военная пенсия, когда-то вполне достаточная для нормального безбедного существования, сократилась до размеров жалкого пособия, которое не дотягивало даже до черты бедности.
К сожалению, многие пенсионеры, и не только военные, действительно оказались за бортом современного мира, и Слава Грязнов не насмехался над ними, а искренне жалел этих людей. Не так-то легко на старости лет наблюдать полное крушение привычного уклада жизни и внезапно очутиться в мире, который кажется чуждым и совершенно непонятным.
К тому же дядя был неприятно удивлен, узнав, что Слава ушел из милиции и теперь работает в каком-то крайне подозрительном учреждении — частном сыскном агентстве. В глазах Григория Ивановича это было что-то среднее между кооперативной палаткой и мафиозной группировкой.
