Анна Данилова - Ведьма с зелеными глазами
– Я не знаю…
– Тогда собери все эти листы и сожги, прямо здесь, вот положи в тарелку и сожги!
– Но ты же сама сказала, что Вадим догадался о том, что ты знаешь об убийстве деда, о таблетках, ты ведь видела, как он их подменил.
– Я не буду давать показания против Вадима в суде. Ты пойми, он и так обречен.
– В смысле?
– Да конченый он человек! При таком образе жизни, который он ведет, долго не живут. Ну продаст он квартиру, ту, что на ВДНХ, отправится в очередной загул, влипнет в какую-нибудь криминальную историю… Или заболеет. Это раньше я следила за его здоровьем, кормила его, заботилась о нем, у него было какое-то ощущение дома, понимаешь, а теперь он один, совсем один… Пусть иногда он тяготился моим присутствием в своей жизни, я как бы мешала ему, создавала какие-то препятствия, пыталась контролировать его, опять же, переживая за него, понимаешь? А сейчас он предоставлен сам себе, он свободен и в то же время очень одинок. Я знаю, к примеру, что ему страшно спать одному, мы ложились в постель в обнимку, понимаешь? Мы складывались в одно целое, и ему было спокойно. Он во сне держался за меня, как за спасательный круг, извини, что говорю банальности. А сейчас он, ложась спать, хватает руками одеяло, возможно, заворачивает подушку в одеяло, представляя, что обнимает меня. Но я-то была теплой, живой… Вот так я представляю себе его жизнь без меня.
– Ира, я сначала не хотела тебе говорить… Он приходил.
– Когда? Когда я спала? – Она нахмурилась.
– Да. Я не впустила его в квартиру, мы разговаривали на лестнице.
– Что ему было надо?
– Он просил меня вернуть ему тебя.
– Понятно…
– Но это не все. Понимаешь, я так разозлилась на него, что сказала ему все, что я о нем думаю. И сказала, что я знаю и про деда, и про Китаеву…
– Зоя… Зачем? – Она закрыла глаза и отвернулась от меня, словно ей было больно видеть меня. – И что? Что он тебе сказал?
– Просто я хотела, чтобы он боялся…
– Что он тебе сказал? Как отреагировал на твои слова?
– Сказал, что и дед, и Китаева на кладбище… Он считает, что Китаева просто околдовала деда какими-то своими женскими чарами, он обзывал ее самыми последними словами… Он считает, что у них была интимная связь.
– Ну конечно, он же обо всех судит по себе. Как будто между людьми может существовать исключительно половая связь. Я же, можно сказать, жила в одной квартире с его дедом, я знаю, что это был за человек. Он не такой, понимаешь? И женщины его уже не интересовали, разве что с эстетической точки зрения. Никогда не поверю, что Китаева была его любовницей, это просто бред! Я скорее поверю в то, что она была мошенницей или гипнотизершей!
– Понятно… – Я не скрывала, что разочарована решением сестры не вмешиваться в ход расследования убийства Китаевой. – Вот так всегда. Убили человека, и все, кто мог бы помочь разыскать и наказать убийцу, предпочитают оставаться в стороне. Но ведь ее же убили! Зверски!
– Нет, Зоя, Вадим в этом отношении слабак… Даже чисто физически. Заменить таблетки он еще может, но вот наброситься на человека, тем более женщину, и пырнуть ее ножом, зарезать, да к тому же еще двух женщин… Нет, Вадим на это не способен.
– Значит, нанял кого-то… – неуверенно предположила я.
– Вот это больше похоже на правду. Вадим вообще любит нанимать людей. У него на этот счет своя философия. Он считает, что есть люди, которые рождены для того, чтобы служить другим людям. К примеру, еще до встречи со мной он нанимал женщину, которая приходила к нему мыть полы. Она мыла, а он сидел и наблюдал за ней, испытывая при этом удовольствие. Он говорил, что это было завораживающее зрелище. Нет, она, конечно, не только мыла полы, но еще протирала пыль… А он наблюдал. Он тогда заметил, что это удовольствие не имеет ничего общего с сексом. Что это другое. Разумеется, этот пример ни в коем случае не доказывает, что Вадим причастен к убийству, что он нанял кого-то, чтобы убить Китаеву, но тот факт, что он ненавидел эту женщину и считал ее воровкой, присвоившей деньги и квартиру деда, – факт.
– Ира, ты ведь не вернешься к нему?
– Нет. Хотя я, конечно, скучаю. Знаешь, странное такое чувство – и ненависть, и любовь… Нет, это уже не любовь, а что-то другое, похожее на чувство ответственности, как если бы он был когда-то моей собакой, щенком, который покусал меня, и мне пришлось его бросить… Все. Зоя, мне не хочется развивать эту тему. Скажи лучше, что у нас на ужин.
Я поднялась, достала из холодильника салат, колбасу и принялась готовить ужин.
Она еще не забыла его, и никто не знает, сколько пройдет времени, чтобы это произошло. Так думала я об Ире.
Моя сестра страдала, ей было больно, но я верила, что она сильная, что все выдержит.
– Больно? – Я подошла и обняла ее, потерлась щекой о ее припухшую измученную щеку.
– Больно… – прошептала она, ластясь ко мне. – Но не так, как раньше…
– Надо просто все это пережить, моя родная.
15. Катя Мертвая
Я сначала не поняла, где нахожусь. Незнакомые простыни, запахи, стены, комната, занавески. Потом вспомнила, и щеки мои запылали от стыда. Три подружки, выпив и осмелев, потревожили серьезных людей, следователей, разыскали их в Луговском, явились на ночь глядя со своими претензиями, советами. Ладно мы с Аней, но Нора-то! Она и постарше, и трезвая как стекло. Другое дело, что и ей тоже в гостиничном номере было не сладко, ее тоже терзала тоска. А так вроде и дело полезное пытались сделать, и развеяться.
Место на кровати рядом со мной было примято, я вспомнила, что спала с Аней. Да и подушка хранила аромат ее духов.
На мне была нейлоновая кружевная сорочка, вероятно, одолженная мне заботливой хозяйкой. Людмила. Замечательная женщина, хорошая хозяйка и прекрасная жена. Вот такой и должна быть жена следователя или прокурора, оперативника или адвоката, человека, который в силу своей профессии редко бывает дома, а если и бывает, то не всегда один, зачастую приводит вот таких незваных гостей, коллег, свидетелей… По сути, Людмила не принадлежит себе и все делает для мужа, которого наверняка любит и уважает.
Людмила – героическая женщина.
Я встала, быстро переоделась, сложила постель, взяла заботливо оставленное хозяйкой на спинке дивана чистое полотенце, нашла ванную комнату, где привела себя в порядок. Судя по влажным полотенцам, которые я там нашла, мои подружки уже приняли душ.
В доме пахло блинами. Я вышла на крыльцо и увидела в саду за столом всю компанию, оживленно беседующую и бодро уминающую блины. За самоваром сидел, широко улыбаясь, следователь Азаров. Рядом с ним – Нора с задумчивым видом. Аня сосредоточенно сворачивала блин в трубочку, Евсеев держал в руках большую чашку, скорее всего с чаем. Марина сидела с отсутствующим видом и курила.
– Доброе утро, – сказала я, не зная, куда спрятать глаза от стыда.
– Садитесь за стол, – пригласила меня Людмила. На ней в это солнечное сухое утро была широкая темно-синяя юбка и белая блузка в голубой горошек. Волосы аккуратно зачесаны назад и заколоты в тяжелый узел.
Нора и Аня смотрели на меня, едва сдерживая улыбку. Конечно, если бы мы были втроем, то расхохотались бы над собственной же глупостью. Сейчас же нам было важно как можно скорее покинуть этот гостеприимный дом, в котором находиться стало просто мучением.
– Ну что, сыщицы, – тихонько покашляв в кулак, явно для привлечения внимания, сказал Дмитрий Азаров. – Думаю, что ваша миссия в этом деле закончена. Доверьтесь нам с Михаилом Евгеньевичем, профессионалам, и занимайтесь своими делами. Поверьте, все, что от нас зависит, мы сделаем.
Он говорил еще что-то, какие-то дежурные фразы, я же думала о том, где и с кем спал Азаров. Ужасно глупо, учитывая, зачем мы вообще прикатили в Луговское. Какая мне, в сущности, разница, кого из нас троих он предпочел. Тот факт, что ночью я, разбуженная, возможно, уханьем совы, сидящей на ветке яблони, или лаем собаки, каким-то образом поняла, что рядом со мной лежит Аня, еще не говорит о том, что она не могла лечь в постель после того, как провела пару сладких часов где-нибудь на сеновале или просто на траве в объятиях Дмитрия.
Нора? Я не очень-то хорошо была с ней знакома, о ней могла бы рассказать ее подруга Аня, но, по моему мнению, она человек серьезный и вряд ли позволила бы себе завести интрижку в то время, когда она страдала от неразделенной любви к мужчине со странным, как и все венгерские имена, именем Джеза. Хотя, может, Азаров напоил ее, когда все разбрелись по своим кроватям, и они оставались одни в саду?
Я знала, что никогда не задам вопросов, касающихся этой ночи, ни Ане, ни Норе, и предпочла направить свои мысли в приятное мне русло. Конечно, смерть Эммы – трагедия, и мне будет ее не хватать. Ведь многое в моей жизни было связано с Эммой, у нас оказались общие дела, цели, к тому же мы были очень близкими подругами, и у меня в первые дни возникло чувство, будто мне отрубили руку! Но надо жить дальше, двигаться в том направлении, которое мы для себя с Эммой выбрали…
