Игорь Зарубин - Госпожа следователь
— Кто такой Фома? — спросил Чубаристов.
— Пес, который пропал. Я его шерсть с подстилки взяла, в доме Черепца.
— Так, интересно. — Чубаристов потер ладони. — А дальше что?
— А дальше мы связались с ГАИ, и выяснилось, что красная «девятка» с такими номерами в сводках дорожно-транспортных происшествий за последние три года не фигурирует. Не фигурирует, представляешь? Мы сразу к хозяину свалки, а он как в воду канул. Вот сейчас в картотеку пойдем, может, данные на него какие-нибудь есть.
— Интересно. — Чубаристов покачал головой. — Закрутилось… А кто там хозяин-то?
— Некий Денис Харитонов, — ответила Клава.
Чубаристов вдруг заулыбался.
— Ну, мать, с тебя пол-литра.
— За что? — удивилась Клава.
— А то, что я этого Харитонова знаю. Он у меня по делу о торговле ворованными машинами проходил, правда, как свидетель. Помнишь, «Глобус», фирма по торговле подержанными иномарками?
— А может, ты и адрес его скажешь? — Клава аж на стуле подпрыгнула от радости.
— Чего ж не сказать? — Он полез в стол и достал общую тетрадь. — Сейчас поищем. — И принялся листать страницы. — Слушай, Клав, меня никто не искал, пока я ездил? А то я и предупредить не успел.
— Нет, не искал. — Клавдия не стала говорить о Лине. Сейчас не время. Вот наступит какой-нибудь подходящий момент, она обязательно Виктору удочку закинет. — Слушай, а как там у тебя с делом Долишвили? — спросила она. — Мне так интересно.
— Тайна следствия. — Чубаристов улыбнулся, продолжая рыться в тетради. — Да никак, если серьезно. Стопроцентный «висяк».
— Ну уж! — Дежкина улыбнулась. — Чтоб на тебе — и «висяк». Вон аж до Новосибирска докопался.
— До какого Новосибирска? — Чубаристов мельком взглянул на нее. — Ты что-то путаешь.
— Ну не Новосибирска… Из Сибири кто-то. Как же? — Клава удивилась. — Ты же свидетеля вызывал, чуть ли не допрос проводил. Что за свидетель? Ну расскажи, не жадничай.
— Куда же он запропастился?.. — Чубаристов сосредоточенно переворачивал страницу за страницей. — Ну был же, точно помню.
— Давай, давай, не отвертишься, — не отставала Клавдия.
— Да не свидетель это никакой, — пробормотал он, глядя в тетрадь. — Вернее, свидетель, но не по этому делу. Он как раз по Гольфману. Был тогда на концерте, когда Шальнова застрелили, говорил, что видел все, а что на самом деле оказалось — ничего не видел. Не больше чем остальные.
— А че ж так долго с ним толковал?
— Ага, вот, нашел! — воскликнул Чубаристов радостно. — Записывай: Харитонов Денис Захарович, год рождения шестьдесят второй, проживает…
— Подожди, — остановила Клавдия. — Слушай, а родился он где? — она решила проверить свою вчерашнюю догадку.
— Родился? Та-ак… Верхневолжск.
Клавдия опять улыбнулась. Угадала-таки.
— Игорьку продиктуешь, ладно?
— Ладно. — Он спрятал тетрадь в стол. — Как дома, как дети?
— Да никак, все нормально. — Клава вздохнула. — Ой, слушай, Витек, я сегодня такое пальто видела…
— Чего ж не купишь?
— Дорого. — Она вздохнула. — Двести долларов почти. Это мне месяц пахать и не есть ничего.
— Так, может, тебе занять? У меня сейчас вроде ничего не предвидится.
— Нет, не надо. Терпеть не могу быть кому-то должна.
— Как знаешь. — Он пожал плечами. — А то скажи, я дам.
— А вот и пирожки! — В кабинет вошел Игорь с полным пакетом. — Гулять так гулять. Со сливовым повидлом. Еще тепленькие.
Зазвонил телефон, и Виктор схватил трубку.
— Алло, Чубаристов… Хорошо, передам.
— Кто там? — спросила Дежкина, рассыпая заварку по стаканам.
— Это тебя. Там на вахте кто-то пришел. Просили спуститься.
— Ну вот, и чаю попить не дают. — Клава встала.
— А ты его сразу в тюрьму, — пошутил Чубаристов.
— Хорошо, так и сделаю…
10.40–11.23
— Здравствуйте, это вы Клавдия Васильевна Дежкина? — Ей навстречу встала довольно красивая женщина, вежливо улыбнулась. Даже не просто вежливо, а как-то слишком… приторно, что ли.
— Да, я.
— А я Лидия Гаспарян, жена… Вы его дело…
— Да. — Клавдия кивнула. — Вы со мной поговорить хотели?
— Если можно, — снова заискивающе улыбнулась женщина.
Клавдия села. Женщина, словно провинившаяся школьница, стояла рядом.
— Я вас слушаю. — Клавдия кивнула на стул. Очень трудно оставаться и вежливой и сухой одновременно.
Жена Гаспаряна молчала.
Клавдия понимала это молчание. Ведь явно же пришла эта женщина уговорить следователя: мол, уж вы дайте этому ублюдку побольше! К смертной казни его приговорите! Как я раньше такого негодяя не разглядела?! Я бы сейчас сама его, своими руками…
Но так сразу не начнешь. Тут надо доверительный тон взять. Тут надо понять, с кем имеешь дело. Можно с этой следовательницей по-свойски, по-бабьи: поплакаться — мол, к моему берегу что ни щепка, то дерьмо, или как-то иначе, идейно: и как, мол, таких людей земля носит?
Кажется, жена Гаспаряна сочла, что поняла Клавдию, потому что вздохнула протяжно и сказала:
— Он ее не убивал.
Клавдия, которая до этого внимательно рассматривала собственные ногти, с интересом подняла на нее глаза.
— Я знаю, вы не поверите, — уловила этот интерес жена Гаспаряна. — Да еще после того, как он три раза пытался. Но это не Артур убил, я правду говорю, — выпалила она на одном дыхании.
Клавдия молчала. Да, это был совсем другой случай. Эта сейчас начнет все валить на собственную мать. Уж не она ли подговорила своего технолога как-нибудь безболезненно отправить на тот свет мамочку?
— У нас с мамой в последнее время не очень ладилось, это правда, — словно подтвердила Клавдины мысли посетительница. — Может, Артур иногда и думал в ярости о том, чтобы ее убить, но только так, гипотетически. Какой муж не ненавидит тещу? — с обезоруживающей наивностью спросила жена Гаспаряна, явно надеясь на сочувствие.
— Да-да, я слушаю, — сухо ответила Клавдия.
— И все свои механизмы он просто так придумывал, как бы в сослагательном наклонении. Мол, дескать, если бы я захотел, то интересно, получилось бы или нет? А если бы захотел, то уж наверняка получилось бы… Понимаете… Такая игра ума… Но это точно не он.
Она замолчала. На глазах у нее появились слезы.
Ну, слезы Клавдия видела разные. Такие видела — душа разрывается. Когда-то поняла раз и навсегда — Москва слезам не верит.
— Успокойтесь, — твердо сказала она. — У вас очень хороший адвокат. И потом, я во всем постараюсь разобраться. Для этого мне дело и отдали на доследование. И если он не виноват, то никто его не посадит. За одно желание у нас не судят. За это в другом месте с него спросится.
— Правда? — Слезы у Гаспарян моментально высохли. — Вы действительно не собираетесь его сажать?
— Я вообще не имею права сажать или оправдывать. Я веду следствие, — вяло отвечала Клавдия. Как же это скучно: все одинаковы.
— Спасибо вам, большое спасибо! — Гаспарян вдруг в каком-то неуместном порыве приобняла Клавдию, и та почувствовала, как в руках у нее оказался конверт.
— Что это? — попыталась отпрянуть Клавдия.
—- Это вам. В знак благодарности, — зашептала Лидия, не отпуская Клавдию. — Тут мало, очень мало, я понимаю. Всего двести долларов. Но это все, что я смогла собрать, поверьте. Золото сейчас продать почти невозможно, вещи тоже. Комиссионок нет. А тут похороны были, все деньги на памятник ушли…
Между ними происходила какая-то неловкая, абсурдная борьба. Клавдия все пыталась высвободиться из цепких объятий Лидии Гаспарян, ей почему-то очень хотелось взглянуть на конверт. И даже лезло постороннее: какой он, белый и чистый или почтовый с рисунком?
— Отпустите, — пыхтела Клавдия, оглядываясь по сторонам. — Уберите немедленно! Вы что, сами в тюрьму захотели?
Гаспарян отпрянула так быстро, что Клавдия так и не успела разглядеть конверт. И это ее даже обрадовало.
Клавдия вскочила, словно сидела на кнопке.
— Простите… Простите меня, ради Бога, — быстро забормотала Гаспарян дрожащими губами, уцепившись в Клавдии рукав. — Я дура, дура, сама не знаю, что делаю!.. Просто с ума схожу… Вы не представляете, как трудно… Сначала мама, а потом все вот это… Только не подумайте, что я вас подкупить хотела… Я просто не знала, что мне делать…
— Отпустите меня, — как ребенку втолковывала Клавдия. — На нас смотрят.
— Он ведь не убивал, точно не убивал, я знаю, — не слушала ее Гаспарян. — Я просто хотела, чтобы вы разобрались внимательно, не так, как прошлый следователь.
— Я постараюсь разобраться, — чуть не по слогам сказала Клавдия. — Я постараюсь.
— Простите… Я прошу вас… Я дура! Умоляю — это никак не отразится на вашем отношении к Артуру?
