Екатерина Островская - Путешествие по ту сторону
– Шарофат точно в Петербург улетела? – спросил Алексей, никак не реагируя на услышанное.
– А куда ж еще, раз отец так сказал, – спокойно отозвался Бачиев-младший. – Ее Джафар отвозил. Отец хотел девчонку со своим водителем отправить, но Джафар заметил, что парень наверняка устал, ведь из Ташкента ехал сюда, к тому же ночь наступила, мало ли что. Ну, отец и согласился. Шарофат, кажется, звонила ему, сообщила, что уже в аэропорту и даже билет взяла…
Почти не сбрасывая скорости, Юнус проскочил по улице небольшого поселка, тощие курицы едва успевали разбегаться в стороны. Хотя успели увернуться далеко не все. Редкие жители оборачивались и что-то кричали вслед.
– Не боишься, что и эту машину сожгут? – спросил Алексей.
– Нет, – усмехнулся лихач. – На обратном пути сделаем здесь остановку – все равно спокойно проехать не дадут, – и я спрошу, сколько должен за каждую сбитую курицу. Вот увидишь, выяснится, что это были самые умные в мире, даже понимающие человеческую речь курицы и к тому же самые яйценоские, а задавил я их сто штук. В первый раз, что ли? Сейчас население кишлака ждет, когда моя машина назад поедет, и уже мечтает, на что полученные от меня деньги потратят. Тут, как ты понимаешь, это единственный способ заработать…
А Верещагин уже давно думал о том, чем занимаются живущие в здешних местах люди. Поселки встречались на пути редко, точнее, почти не встречались. Да и вряд ли их можно назвать поселками: два-три десятка кривых, низких домиков, обмазанных глиной. Улочки, по которым проносился «Мазератти», были пустынными. Людям явно здесь нечего делать – вокруг ни полей, ни фруктовых деревьев, лишь голая земля вокруг, раскаленная, как сковорода. Качество дорожного покрытия заметно ухудшилось, теперь оно походило на обожженную солнцем глинистую почву с сетью трещин и почти желтого цвета. Немалой стоимости кабриолет подпрыгивал на ухабах, шины постукивали на трещинах. Юнус сбросил скорость до ста, хотя и это было много для такого, с позволения сказать, шоссе. Алексей даже начал сомневаться, правильно ли выбрано направление. Но водитель был спокоен и уверенно вел автомобиль, следовательно, знал хорошо.
Вскоре показались неровные холмы. Юнус, показав на них, сообщил:
– Местная достопримечательность – древняя сарматская крепость. Смотреть там, кроме как на развалившиеся стены, не на что, однако заедем. Получишь представление о делах предков славян.
– Разве сарматы…
Верещагин не успел договорить, потому что Юнус свернул с пустынной «трассы» и очень медленно двинулся среди разбросанных тут и там довольно крупных камней. Затем, затормозив возле невысоких полуразрушенных строений, вышел и позвал Алексея.
– Обойдем с другой стороны, там есть кое-что интересное.
Когда «Мазератти» остановился, Верещагин почувствовал, как обжигает солнце и каким жаром пышет от нагревшихся камней. Он хотел сказать, что не испытывает особого желания смотреть на какие-то развалины при таком пекле и лучше было бы ехать с ветерком дальше. Но сын Маджида Наримановича ушел вперед, и пришлось поспешить за ним. Повернув за крупный камень, похожий на обломок крепостной башни, Верещагин сразу увидел небольшой фургон, крытый тентом. Очевидно, кто-то еще решил осмотреть местную достопримечательность, подумал он. Но людей видно не было. Алексей удивленно посмотрел на Юнуса, а тот мотнул головой:
– Ну, вот и пришли.
Они поравнялись с фургоном, и кто-то выпрыгнул из-под тента за их спинами. Открылись двери кабины, и вышли еще двое. Верещагин узнал их: Джафар и Рахим. А крепкого молодого парня, который сейчас стоял позади него, Алексей увидел впервые.
– Теперь давай поговорим, – рассмеялся Юнус. – Ты что думал, меня можно вот просто так ударить, и я прощу? Это у вас, у русских, у православных принято подставить другую щеку, а у нас, мусульман, Аллах велит убить неверного, где бы его ни встретил. Даже в праздник. Но тебя я убивать не буду…
Верещагин был один, а противников четверо, и все на вид не слабые ребята. Долго сопротивляться не получится, он сразу понял. Можно, конечно, схватить камень и ударить ближайшего, но остальные-то не станут стоять и смотреть… Да и вряд ли собирается его убить: что тогда он скажет отцу – уехали вместе, а куда делся наш гость, не знаю? Скорее всего, трое будут держать, а Юнус бить.
– Я таких, как ты, с детства ненавижу, – усмехнулся сын Маджида Наримановича. – Таких правильных, которые всегда знают, что надо делать, когда сказать «спасибо», а когда «пожалуйста». Такие, как ты, травили меня в детстве, а я терпел, зная, что отомщу каждому, кто издевался надо мной тогда. Все они окажутся в аду…
Юнус сжался и, резко выпрямившись, ударил. Верещагин, не ожидавший этого, упал на спину, стал подниматься, но Юнус уже замахнулся ногой. Ударил дважды и остановился.
– Рахим и Джафар мне ближе, чем братья. А еще есть Юлдаш…
Младший Бачиев еще раз пнул Верещагина в бок носком ботинка, затем отступил на шаг. Обернулся на крепкого парня.
– Он младший сын Али и очень хороший стрелок. Я посылал Рахима с Юлдашем в твой город, велел убить тебя. Но ты был с женой, а я приказал ее не трогать, поэтому Юлдаш специально выстрелил мимо.
– Сименко тоже твои подручные убили? – спросил Верещагин, поднимаясь.
– Точно, – рассмеялся Юнус. – По моей просьбе, как свинью, зарезали.
– Зачем?
– А ты не понял? Я хочу забрать у тебя все: твои деньги, твою фирму, твою жену. Регина сама позвонила мне, попросила помочь вам в бизнесе, и это я подставил вашу фирму под наш контракт. Потому что знал, что, делая что-то для нее, кладу деньги в свой карман. Ты ведь не догадываешься даже, что я – первый ее мужчина. Я – именно тот, кого она любит и кем восхищается. Мы встретились с ней одиннадцать лет назад в Виндзоре, в летнем лагере. Многие не очень бедные люди со всего мира посылают своих детей английский учить. Она была из России, я из Узбекистана. Ей пятнадцать или четырнадцать, мне восемнадцать почти. Регина не хотела со мной даже разговаривать, все с каким-то хорватом общалась – про музыку, про фильмы… Но я заманил ее в парк и взял силой. Она кричала, сопротивлялась, а потом сама начала за мной бегать, и мы занимались сексом где придется: то в ее спальне, то в моей, то в классной комнате, то в парке. Однажды на конюшне даже. Потом я должен был улететь, Регина висела у меня на шее и орала от горя… Какое-то время мы с ней встречались: я к ней прилетал, когда она еще в школе училась, потом в университете. Снимал номер в гранд-отеле «Европа». Твоя жена и сама ко мне приезжала в Москву и в Лондон. Но потом она мне надоела. В прошлом году отец стал искать выходы на ваш порт, и я вдруг вспомнил про то, что ее папаша как раз перевозками занимается… А тут вдруг появился ты, уверенный, что все твое: мой контракт, моя женщина…
– Ври дальше, – сказал Верещагин и сплюнул кровавым сгустком под ноги Юнусу.
От его удара Алексей ушел и ответил встречным в живот, от которого Юнус сначала согнулся пополам, а затем упал на колени, уткнувшись лицом в этот сгусток. Но к другим врагам Верещагин не успел даже повернуться, на него посыпались удары слева, справа, по затылку, от последнего он рухнул ничком, инстинктивно выставил вперед руки, чтобы не влететь в древние камни носом. И сразу его принялись бить ногами по ребрам и по голове. Единственная мысль, промелькнувшая в угасавшем мозгу, самому себе показалась наивной. «Они меня не убьют, потому что иначе ничего не смогут ответить Бачиеву, если тот спросит…»
Сознание вернулось, когда его подняли с земли и понесли к фургону. Почти захлебываясь кровью, хрипя, задыхаясь и сквозь гул в ушах, Алексей расслышал голос Юнуса:
– Ты хотел плантации посмотреть? Будет тебе плантация…
Его швырнули на пол фургона, и от боли в груди он снова впал в беспамятство. Потом несколько раз приходил в себя, понимал, что его везут куда-то – машину трясло, тошнило, и все тело заливал пот. Над Верещагиным жужжал рой мух, насекомые садились на разбитые губы, рассеченные брови, на ссадины на лице, забирались под одежду, кусали и пили кровь, а Алексей не мог даже пошевелиться, чтобы прогнать их. Но главное, все внутри иссушила жажда – он мечтал о глотке воды, как никогда в жизни, понимая, что еще немного, и его довезут уже мертвым. А куда везут, не знал, да и не осталось сил задумываться – путь казался бесконечным.
Глава 7
Верещагин почувствовал, что кто-то протирает ему лицо влажной тканью, хотел поблагодарить, но не смог разжать губы. Попытался открыть глаза – и тоже не сумел. Кожа лица раздулась от побоев и укусов мух, глаза заплыли, веки распухли. Потом понял, что на нем нет пиджака и рубашки, тело прикрыто каким-то грубым и колючим покрывалом. До сознания долетел далекий стон, и Алексей с удивлением понял, что стонет сам.
– Кажись, живой, – произнес мужской голос, – а ты все плакала.
