Татьяна Коган - Человек без сердца
Девочка вздохнула, прихватила еще одно печенье и пошла в свою комнату переодеваться.
Вероника достала из духовки сковородку, налила подсолнечного масла и порезала картошку длинными тонкими ломтиками. Обычно она готовила более здоровую и менее жирную пищу, но сегодня думать о гастрономических изысках хотелось меньше всего.
Во время обеда дочка без умолку болтала, рассказывая о школьных делах, о предстоящем выезде на природу с классом, о вечеринке у подружки дома… Мать одобряюще кивала, не слыша ни единого слова.
— Какая-то ты сегодня странная, — повторила Ира. — Я тебе вру про тусовку с мальчиками из старшего класса, а ты молча соглашаешься.
— Да? Извини, пожалуйста, — спохватилась мать. — Разумеется, никаких взрослых мальчиков, о чем ты вообще говоришь?
— Вот это уже больше похоже на мою маму. — Ирочка встала со стула и посмотрела в окно. Светило солнце. — Я пойду погуляю. Посуду потом помою, ладно?
— Ладно.
— Нет, все-таки что-то с тобой не то, — озабоченно буркнула девочка, торопясь сбежать из дома прежде, чем мать очнется и заставит ее, как обычно, убрать со стола.
Вероника долила в кружку кипятка, отрезала дольку лимона, задумчиво пососала ее и вдруг вскочила с места, едва не опрокинув стул.
Влетела в спальню, выдвинула нижний ящик прикроватной тумбочки и под кипой бумаг и дисков нашла прозрачный файл с письмами брата. Открывала один конверт за другим и перечитывала знакомые строчки. Непонятное волнение охватило ее, она чувствовала, что вот-вот найдет нечто важное. Вновь и вновь пробегала взглядом по исписанным мелким почерком листам, пытаясь разглядеть то, что раньше упускала. Она прочитала каждое письмо по несколько раз — поверхностно и поспешно, вдумчиво и медленно, спокойно и почти срываясь на истерику.
Вениамин сообщал немного, мастерски дозируя информацию. Ни одного лишнего слова и детали. Все послания похожи, будто написаны под копирку. Разве что порядок предложений варьировался да синонимы употреблялись. И все же последнее письмо отличалось от предыдущих. Стиль повествования не изменился, и фразы попадались знакомые, но кое-что существенно выбивалось из общей схемы. И как это раньше она не заметила? В последнем письме брат впервые называл невесту по имени и описывал ее внешность. Судя по всему, новая возлюбленная являлась кем-то особенным. По крайней мере, так считал брат.
Вероника посмотрела на штамп на конверте — письмо отправлено из Москвы. Если прикинуть, сколько оно шло, учесть, когда произошло знакомство с невестой («около месяца назад»), предположить, что Вениамин сейчас живет в столице… То можно попробовать… Только попробовать… Без гарантий…
Вероника бросилась к компьютеру и включила его. Система загружалась мучительно долго, не хватало никакого терпения. Резко разболелась голова. Отыскать в аптечке таблетку потребует слишком много времени. Процессор отрывисто пикнул, монитор приветливо замигал, Вероника открыла браузер и вошла на нужный сайт. В строке поиска написала:
«Елизавета Москва пропала без вести апрель 2013».
Надежды практически не было. Но стоило попытаться.
«Нашлось 2 млн ответов», — безрадостно прочитала она и принялась открывать страницы, примерно соответствовавшие запросу.
Через полчаса Вероника встала, сходила на кухню, выпила анальгин и вернулась к компьютеру. Еще через полчаса откинулась на спинку стула и устало закрыла глаза, чувствуя себя совершенно разбитой.
Десятки Елизавет, сотни пропавших без вести. И ни одной в возрасте тридцати с чем-то лет, пропавшей в Москве в апреле этого года.
Собственно, на что Вероника рассчитывала? Придумала гипотезу и полагала, что мгновенно найдет подтверждение? Жаль, в жизни редко бывает легко.
Таблетка не помогла. Голова продолжала болеть. Вероника намочила полотенце холодной водой и обмотала им лоб, перебазировавшись на кровать. Несколько минут лежала неподвижно, надеясь уловить намек на улучшение, но тщетно. Боль раскалывала голову надвое, словно по черепу молотили топором. Вероника представила, как дробятся кости, как лезвие погружается в мягкую сероватую массу… Это было невыносимо. Слезы хлынули из глаз и потекли обжигающим потоком. Ей казалось, что они оставляют на коже шрамы от ожогов. Эта нелепая мысль — о том, что теперь лицо изуродовано — вызвала у нее новый приступ отчаяния. Она все так же лежала, не открывая глаз, не шевелясь, давясь беззвучными рыданиями… Влажное полотенце нагрелось и стало причинять дополнительные страдания, стискивая голову жарким обручем.
Вероника осторожно села, откинув полотенце, опустила ноги на пол и медленно встала. Шатаясь, добрела до ванной, сбросила одежду прямо на пол и залезла под душ, включив прохладную воду. Стоять не было сил; она села, согнув ноги и упершись лбом в колени. Холодные струи обволакивали пылающую голову, успокаивали и расслабляли. Минут через пять боль отступила, оставив после себя удручающую, но терпимую тяжесть.
Вероника робко вздохнула, боясь радоваться раньше времени, и повернула вентиль, сделав воду теплее. Ей с детства нравилось подолгу принимать душ. В потоке воды она впадала в полусонное гипнотическое состояние; вода исцеляла и смывала горечь, которая волей-неволей накапливается в сердце, если ты не знаешь, что делать с собственной жизнью. В редкие минуты одиночества — когда муж и дочь уезжали, мать с отцом не звонили, а друзья не беспокоили — Вероника ловила себя на мысли, что все ее существование подчинено движению — беспрерывному и не всегда осмысленному. Она постоянно куда-то бежала, что-то планировала, суета ждала ее утром и не покидала даже ночью — Веронике снились кошмары, в которых ее обязательно кто-то преследовал. Она спасалась бегством, не видя, а лишь интуитивно чувствуя своего врага. Если бы она остановилась, если бы только задумалась, вглядевшись внутрь себя, враг неминуемо догнал бы свою жертву и, вцепившись в ее горло когтями, никогда бы не отпустил.
Вероника инстинктивно коснулась собственной шеи — никто не сжимал ее, не раздирал на части. Но дышать было трудно, гораздо труднее, чем обычно. Раньше она испугалась бы не на шутку, поспешно покинула бы ванну и принялась хлопотать по хозяйству, помогать дочке с уроками или дискутировать с мужем. Она бы оторвалась от своего врага, как отрывалась уже не раз, предпринимая отчаянный рывок. Но сейчас ей никуда не хотелось бежать. Она испытывала знакомый страх, но впервые желание победить его пересиливало инстинкт самосохранения.
Вероника больше не спешила. Она ждала его, чтобы дать отпор. Чтобы раз и навсегда решить терзавшее ее мозг уравнение.
Выключила воду, медленно вытерлась полотенцем, наслаждаясь его уютной мягкостью, и вышла из ванной. Натянула джинсы и шерстяной свитер, оставила дочери записку и покинула квартиру.
На улице было тепло и солнечно. Вероника редко гуляла днем — в будни работала, а к выходным накапливалось много срочных дел, так что на бездумное шатание по городу времени не оставалось. Она остановилась посреди тротуара и запрокинула голову, зажмурившись от ярких лучей. Запахи земли, молодой листвы и асфальта смешивались с по-весеннему чистым воздухом, создавая особенный, пьянящий аромат, наполнявший легкие свежестью, а сердце — неизъяснимой радостью.
Вероника не двигалась с места, оцепенев от нахлынувшего умиротворения. Она знала, что все будет именно так, как должно быть. Каким бы трагичным ни казался итог, это всего лишь часть чего-то большего, всего лишь короткое мгновение. И если его не удерживать, то и боль не затянется надолго.
Открыла глаза и не спеша побрела по улице, с интересом изучая окрестности. Вероника жила в этом городке с самого рождения, знала каждый его закоулок и каждое здание, знала, как сонно выглядит в январе парк возле школы, как в июне отчаянно желты одуванчики на пригорке у поликлиники, как шумны сентябрьские дожди, бьющие о жестяную кровлю гаражей… Она так привыкла к этому городу, что перестала замечать его, как не замечаешь воздух, которым дышишь. Сегодня Вероника будто очнулась от долгого забытья и с удивлением оглядывалась на опрятные палисадники и свежевыкрашенные оградки, на облепивших провода воробьев и выезжавшую из подворотни «Газель», на пронзительно-голубое небо и отремонтированное крыльцо продуктового магазина…
Солнечные лучи мягко касались кожи, по телу разливалось приятное тепло, и было так уютно брести по улице, не имея цели. С каждым шагом внутри поднималось необычное и словно бы неуместное чувство, которое Вероника определила спустя два часа, когда уже приближалась к дому. Она неожиданно поняла, что чувствует ответственность перед родным городом. Ответственность, напрямую связанную с Вениамином.
Брат не собирался сюда возвращаться. Он долгие годы жил вдалеке, добровольно став изгнанником. Его не мучила разлука с родителями и сестрой, он не тосковал по дворам, где играл в детстве. И все-таки не стоило исключать шанс, что однажды блудный сын захочет вернуться. Еще неделю назад Вероника с радостью допускала подобную мысль. Но сейчас она осознала, что боится его появления. Но боится не апатично, трусливо надеясь на лучшее, а неистово и воинственно. Она единственная, кому открылась тайна. Единственная, кто знает, на что способен Вениамин. И лишь она одна в силах остановить брата, сделать так, чтобы он никогда не вернулся. Ни в этот город, ни в какой-то другой.
