Наталья Александрова - Огненный рубин апостола Петра
Оставалось одно – попробовать договориться.
Она притормозила и съехала на обочину.
Полицейский подошел к ее машине, глядя исподлобья и постукивая жезлом по руке.
– Здравствуйте, прапорщик! – проговорила Лиза, кокетливо наматывая прядь волос на палец. – Разве я что-то нарушила?
– Сержант Костылин! – поправил он, внимательно оглядывая «Тойоту». – Попрошу ваши документы.
Лиза открыла бардачок и сунула в руки полицейского все, что там нашла.
– Посмотрите, это вообще-то машина мужа, я не помню, где у него что…
– А где ваши права? – осведомился сержант, внимательно просмотрев бумаги.
– Понимаете, господин сержант, – Лиза придала своему голосу взволнованную, граничащую с истерикой интонацию, – мне позвонила свекровь – она с детьми на даче – и сказала, что Володичка заболел… Володичка – это мой сын, ему всего пять лет! Так вот, она сказала, что у него температура и какая-то сыпь… Я, конечно, сразу помчалась на дачу и в спешке забыла взять права… пожалуйста, дорогой мой, отпустите меня! Выпишите мне любой штраф, но только отпустите! Я так волнуюсь за своего ребенка…
Сержант, кажется, заколебался, но тут сзади подошел его напарник.
– Выйдите из машины! – проговорил он строго.
– Что? – переспросила Лиза, округлив глаза.
– Выйдите из машины! – повторил второй полицейский.
– Но почему? Скажите ему, – она повернулась к сержанту, – скажите, что я очень спешу… что у меня ребенок болен, может быть, очень тяжело, и я тороплюсь к нему…
– К ребенку она торопится, – сообщил напарнику сержант, как будто Лиза говорила на иностранном языке, которого тот не знал, – температура у него…
– Не знаю, как насчет температуры, но только эта «Тойота» числится в угоне, – проговорил второй полицейский, – так что выйдите из машины и положите руки на капот!
– Не может быть… – забормотала Лиза, – это какая-то ошибка… это машина моего мужа…
– Последний раз говорю – выйдите из машины! – отчеканил суровый полицейский и потянулся к пистолету. – Давайте не будем!
– Это ошибка! – всхлипнула Лиза.
– Если ошибка, дамочка, мы разберемся! – постарался успокоить ее сержант Костылин.
Лиза выбралась из машины, лихорадочно пытаясь понять причины своих неприятностей и найти выход из положения.
Что касается причины… Вряд ли ботаник, у которого она угнала «Тойоту», успел сообщить об угоне, и тем более вряд ли эти сведения дошли уже до каждого поста дорожно-патрульной службы. А это значит, что против нее продолжает работать все та же программистка, приятельница Агнии Иволгиной.
Но как она могла узнать номер и приметы угнанной машины?
Ладно, бог с ней, с причинно-следственной связью, сейчас-то что делать?
Она стояла возле машины. В двух метрах от нее, за обочиной, начинался густой кустарник, а дальше – темный лес. Если рвануть в кусты… но полицейские слишком близко, и по крайней мере один из них не сводит с нее глаз.
– Руки на капот! – повторил строгий полицейский, каким-то образом почувствовав ее намерения. При этом он положил руку на открытую дверцу машины.
В это время по шоссе мимо них на полной скорости проехала огромная грузовая фура.
– Вы смотрите, что он вытворяет! – воскликнула Лиза, показав на фуру.
Оба полицейских, которые стояли спиной к дороге, инстинктивно повернулись.
Лиза воспользовалась этим моментом и резко захлопнула дверь машины, прищемив руку строгого полицейского, и тут же, сиганув через обочину, нырнула в кусты.
Полицейский вскрикнул, затряс раненой рукой. Тут он заметил побег подозреваемой и хотел схватить пистолет, чтобы сделать предупредительный выстрел, – но правая рука его не слушалась. Тогда он попытался достать пистолет левой рукой, но это было слишком неудобно, он выронил пистолет, при этом, наверное, сняв его с предохранителя, и тут же прогремел выстрел.
Его доверчивый напарник, сержант Костылин, растерялся и только размахивал руками, повторяя:
– Уйдет! Уйдет!
Когда пистолет его напарника случайно выстрелил, Костылин решил, что преступница отстреливается, и на всякий случай спрятался за угнанную «Тойоту».
Лиза тем временем продиралась через кусты, то и дело меняя направление, чтобы сбить полицейских со следа.
Впрочем, они и не собирались ее преследовать: один по причине травмы, другой – по причине врожденной нерешительности характера.
Минут через пятнадцать Лиза решила, что опасность погони миновала, и перешла на шаг.
Она шла через осенний лес, даже приблизительно не представляя, где находится и как добраться до загородного дома Елены Юрьевны.
Она прекрасно умела обращаться с любым огнестрельным или холодным оружием, в совершенстве владела несколькими видами восточных единоборств, отлично разбиралась в ядах – но ей ни разу не приходилось блуждать по смешанному лесу средней полосы. И сам этот сырой, темный лес вызывал у нее чувство растерянности и неуверенности. Кроме того, осенью в средней полосе рано темнеет, и если в городе это не так заметно, то сейчас, отойдя на небольшое расстояние от освещенного шоссе, Лиза оказалась в кромешной тьме.
Небо давно уже заволокло тучами, луны не было, да еще эти деревья, казавшиеся в темноте выше, чем есть на самом деле. Лиза споткнулась и упала на сырую, прелую землю. Только отличная реакция спасла ее от того, чтобы не упасть прямо на острый сук. И хотя она видела в темноте неплохо, но только не в этом буреломе. Если бы была хоть какая-то тропинка!
Ну надо же, вроде бы совсем недалеко от города, а такое ощущение, что она в глухом лесу. И где шоссе? И машин на дороге мало, время позднее, ничего не слышно. Как ни противно это признавать, но придется ждать рассвета. Холод и сырость ей, конечно, не нравятся, но их можно пережить. А вот если она сломает ногу или напорется на сук, тогда точно она пропадет.
Глаза привыкли к темноте. Осторожно ступая, Лиза вышла на крошечную полянку. В одном ее конце она нашла вывороченную с корнями сосну, рядом валялась куча брошенных кем-то веток. Лиза залезла в небольшую пещерку, образованную корнями сосны, подстелила под себя колючие ветки и укрылась ими, натянув поглубже капюшон куртки. Не самое приятное времяпрепровождение, но это не смертельно. Она справится, она сильная и выносливая. А теперь надо поспать, все равно делать нечего до рассвета. Она заснула, едва закрыв глаза, и увидела удивительный сон.
Рев бури затих так внезапно, что Арнульф сначала даже не поверил в это – он подумал, что просто оглох.
Но потом он почувствовал, что буря действительно прекратилась, железные пчелы перестали жалить его беззащитное тело, замолкли голоса адских демонов.
Арнульф попытался подняться – но тот непомерный груз, который обрушила на него буря, прижимал его к земле. Только теперь он понял, что завален неимоверным количеством песка, что буря воздвигла над ним огромное песчаное надгробье.
Германец не собирался сдаваться. Он немного выждал, чтобы собраться с силами, и начал разгребать песок – сначала перед лицом, потом перед грудью.
Он что было сил разгребал песок, понимая, что от этих усилий зависит его жизнь, и снова молился новому, таинственному богу, всемогущему богу христиан.
«Помоги мне выбраться из песчаного плена! – шептал он. – Не дай мне умереть, не узрев солнечного света! Помоги мне – и я стану твоим верным рабом!»
И вдруг он услышал какой-то странный звук. Какой-то негромкий ритмичный шорох, будто еще кто-то, кроме него, рыл песок. Рыл песок навстречу ему.
Этот звук придал Арнульфу новые силы. Он стал рыть землю вдвое быстрее, не обращая внимания на стертые до крови руки, на сорванные ногти. Вдобавок он прохрипел пересохшим ртом, надеясь, что кто-то его услышит:
– Я здесь! Я совсем близко! Кто бы ты ни был, помоги мне! Спаси мою живую душу!
И наконец его мольбы были услышаны: песчаная преграда пала, точнее, в ней появилось нечто вроде круглого окна, в которое проник солнечный свет, и Арнульф увидел человеческое лицо.
Свет солнца окружал это лицо, подобно сияющему нимбу, – и поэтому Арнульф не мог различить его черты. Но он был рад этому человеку, как не радовался еще никому в жизни. Арнульф не плакал с самого раннего детства – но в это мгновение помимо его воли счастливые слезы потекли из глаз.
Арнульф разгреб оставшийся песок, выполз наружу и огляделся по сторонам.
За то время, которое он провел в песчаном плену, пустыня неузнаваемо изменилась. Там, где возвышались песчаные холмы-барханы, теперь было ровное, как стол, пространство, там же, где была ровная поверхность – появились новые холмы.
