Татьяна Степанова - Прощай, Византия!
За окнами кабинета было темно. Колосов, грязный, в цементной пыли и известке, пил крепчайший горчайший кофе, чтобы хоть как-то восстановить силы. Они, эти самые силы, после поездки в поселок Красный Пионер, а оттуда по срочному звонку дежурного обратно в Москву на место нового происшествия, после многочасовой работы там вместе с оперативно-следственной группой Петровки и прокуратуры, были на исходе. Вымотался он до предела. Кате, срочно приехавшей вечером в главк, было просто больно на него смотреть.
– Представляешь, я как раз Гольдера допрашивал, на дачу с ним поперся осмотр делать, а тут бац – звонок. – Он поперхнулся кофе и закашлялся.
– Какого еще Гольдера? – Катя подошла к нему, тихонько постучала его по спине. Не удержалась, погладила по голове, уж больно вид у начальника отдела убийств был несчастный, так и хотелось утешить. Но чем? Как при таком обороте дела?
– Мужа Евдокии. Ножи я там на его даче кухонные изъял. Аж четыре штуки. А тут в это время этого мальчишку прикончили. – Колосов сильно сжал Катину руку. – Застрелили шестнадцатилетнего пацана!
Гольдер… Фамилия была смутно знакомой. Но в тот момент Кате некогда было вспоминать, от кого она ее слышала. С Ниной она вообще эту фамилию никак не связала. От Нины были новости. Именно поэтому Катя так срочно и приехала.
– Так что вы там обнаружили, на Мичуринском проспекте? – спросила она.
– Конкретно ничего. Никаких следов стрелок не оставил. Ни окурков, ни гильз. Опытный, аккуратный. Ясно пока одно – выстрелы были произведены из винтовки с оптическим прицелом. Причем использовался глушитель.
– Это эксперт так сразу без гильз на глаз определил?
– Дальний прицел, Катя. Из пистолета парня просто бы не достали. Сделано было три выстрела. И ни одного из них окружающие не услышали. Никто не услышал: ни школьники, ни охранник, который стоял на воротах. Толку от этой охраны…
– Я представляю, что там, в этом колледже, потом творилось, – поежившись, как от озноба, заметила Катя. – Никита, да у нас такого и в практике-то никогда не было! Чтобы стреляли по школе, по колледжу фактически среди бела дня. Раньше мы про такое только в новостях слышали про Америку – школьник вошел в класс и разрядил в своих одноклассников всю обойму папиного револьвера. Представляю, что там творилось…
«Нет, – подумал Колосов, – нет, Катя, дорогая, не представляешь ты себе этого. И я не до конца представлял, пока сам туда не попал, в этот школьный двор, забитый милицейскими машинами, высочайшим министерским начальством и операми с Петровки, к шапочному разбору».
– И в «Новостях» наверняка об этом теперь скажут, – продолжала Катя тревожно. – Это же неслыханное ЧП: несовершеннолетний убит из винтовки на школьном дворе после уроков. А если это попадет в «Новости», сразу же всплывет фамилия Абакановых. И про наше убийство на Кукушкинском шоссе мигом вспомнят.
– Это убийство тоже наше, хоть и произошло оно в Москве, – хрипло ответил Колосов. – Катя, пойми, за парнем охотились, его караулили, подстерегали, как охотник подстерегает дичь. Там, на этой стройплощадке, просто было самое удобное место. Встань у окна на четвертом этаже, откуда двор как на ладони. Займи выгодную для стрельбы позицию и жди, когда цель будет перед тобой.
– Но, может быть… может быть, это все-таки хулиганство, типа американской пальбы… Может быть, какой-нибудь псих просто по злобе стрелял и случайно попал в Федора? Ведь ты же сам говорил, было три выстрела, и на одном он дал промах? – Катя и сама не верила в то, о чем спрашивала.
– Какой там случайно! Хотели убить этого самого Федора, и его убили. А то, что один выстрел прошел мимо, попал в стоявшую рядом урну, ну, значит, рука в какой-то миг просто дрогнула. Первый выстрел угодил мальчишке в живот, третий, контрольный, точно в висок. А на втором стрелок промазал – это бывает.
– Ануфриев был там с тобой, на Мичуринском? – спросила Катя.
– Нет, но он уже в курсе. Знаешь, у меня сложилось впечатление, что он… не удивился, словно чего-то ждал в этом роде.
– Ждал? Он? – Катя покачала головой. – Никита, а тебе не кажется, что по этому делу он говорит нам не все, что знает? Вообще, сдается мне, они там у себя знают гораздо больше, однако почему-то скрывают. Но почему? По какой причине? А кроме того, что он «совсем не удивился», как еще он отреагировал? Что сказал?
– Спросил, какая информация от агента.
– От кого?
– Он Нину так именует.
– Ну, знаешь ли…
– А разве это не так? – Колосов смотрел на Катю. – Только все дело в том, что эта самая агентурная информация поступает ко мне не прямо, а опосредованно, через тебя.
– Никита, я тебе сейчас все доложу, что сообщила Нина. Ведь я за этим и приехала. Но сначала давай закончим по Мичуринскому. Ты ведь тоже еще мне не все сказал.
– А что я еще могу добавить? Тело парня увезли в морг. Будет вскрытие, экспертиза, в том числе и баллистическая. Гильз не обнаружено, но есть пули, так что хотя бы минимум информации по оружию, из которого были сделаны выстрелы, собрать мы в силах.
– Обычно киллеры бросают винтовки на месте выстрела.
– Этот, как видишь, не бросил, забрал с собой. Даже гильзы собрал.
– Выходит, это опытный стрелок? Не побоялся, что его схватят возле места происшествия с поличным, с винтовкой.
– Схватить его с поличным никто не мог. После того как парнишка упал, там, во дворе школы, началась настоящая неразбериха. Никто ничего поначалу вообще не понимал. Вызвали «Скорую помощь». И только потом уже милицию. У стрелка было время, чтобы скрыться, забрав оружие с собой.
– По-твоему, мальчика убил киллер? Настоящий киллер? – Катя почувствовала, что вопрос вышел глупым, непрофессиональным. Но он был точным – именно это она хотела спросить, именно это желала услышать.
– Тот, кто стрелял, умеет обращаться с оптикой, умеет использовать глушитель, умеет выбирать наилучшую позицию для стрельбы, умеет заметать следы, умеет уходить незамеченным. Все эти признаки свидетельствуют, что был задействован профессионал. Он умеет стрелять с дальней дистанции, умеет убивать. По показаниям свидетелей, во дворе школы в тот момент находились примерно человек пятнадцать – в основном старшеклассники. Звонок еще не прозвенел, их просто отпустили раньше с урока физкультуры. В классе Федора Абаканова была контрольная, и он, по показаниям его учительницы, закончил отвечать на вопросы одним из первых. Он сдал тетрадь, и учительница не стала удерживать его в классе. В тот момент, когда были произведены выстрелы, рядом с ним находился его приятель-старшеклассник. Так вот он не пострадал. Катя, если бы какой-нибудь псих или маньяк с такого расстояния затеял стрельбу в школьников, были бы еще жертвы, раненые. Обязательно были бы. Нет, здесь мы имеем дело не с психом, не с хулиганом. Тот, кто стрелял, хотел убить именно этого мальчишку, и он его убил.
– Представляю, что там творилось, когда ты туда приехал, – повторила Катя.
Колосов закрыл глаза. Осенние сумерки. Огни. Синие сполохи милицейских сирен. Труп на асфальте – совсем пацан еще, шестнадцать лет, господи боже… Рядом место, очерченное мелом, – белый контур, смазанный силуэт, внутри которого пустота. Испуганные школьники, преподаватели, столпившиеся в вестибюле колледжа, – им на время осмотра запрещено было выходить во двор. Толпа жителей соседних домов, встревоженные родители за воротами – новость мгновенно облетела всех, и все примчались, чтобы забрать своих чад, но их не пропускали на территорию колледжа за милицейское оцепление. Крики, плач, суматошные вопросы. Вспышки репортерских фотокамер. Да, конечно, завтра об этом убийстве будут трубить все телеканалы, все газеты. А когда до них дойдет, что убит внук того самого генерала Абаканова и что это уже второе убийство в этой семье, то…
– Что? Что ты сказала? – Он вздрогнул, открыл глаза.
– Прекрати об этом думать вот так, – тихо повторила Катя. – Мы должны принять это как данность. Так случилось. Ты, и я, и Нина, и даже этот ваш агент 007 Ануфриев – мы ничем не могли помочь этому парню.
– А если могли? – спросил Колосов. – Если мы что-то проглядели с самого начала? И поэтому опоздали?
– Что мы… ну, что ты, – быстро поправилась Катя, – мог проглядеть? По убийству Евдокии Абакановой работа идет полным ходом. Ты делаешь все, что можешь. Но обстоятельства против. Единственный наш свидетель – мальчик до сих пор в таком состоянии, что какие-то его расспросы невозможны. Нина пытается установить с ним контакт, но… Никита, ты лучше прочти, какое сообщение она мне прислала, – Катя сунула Колосову в руку свой мобильный, открыв в архиве нужное SMS.
– А просто позвонить она не могла? – хмыкнул Колосов.
– Ты читай, тебе все понятно сразу станет.
«Срочно надо посоветоваться, но позвонить отсюда, из дома, никак не могу – здесь полно народа. Приехала милиция, сказали, что Федор погиб, застрелен во дворе школы, – писала Нина. – Здесь творится что-то страшное. Когда его мать это услышала, она грохнулась без памяти. Думали обморок, но оказалось, сердечный приступ. Как раз сейчас у нее «Скорая», забирают ее в Склифосовского. Звонила Ирина. Она до сих пор там, в колледже. С ней истерика. Все, наверное, случилось прямо на ее глазах, ведь они учились с Федором в одном классе. Сюда приехали Константин и двоюродный брат Павел. Я слышала их разговор с Зоей. Я не поняла, о чем речь, но по тому, каким тоном они об этом говорили, мне показалось, что это крайне важно для них. Именно в этот страшный момент, когда их младший брат погиб. Они упоминали про Волгоград. Константин сказал: «Отец именно этого и боялся. Он так боялся, что с нами произойдет то же самое, что и с теми несчастными в Волгограде». Зоя побледнела, сказала: «Да, теперь я готова в это поверить. А ты, Павел?» Он сказал: «И я тоже». Тут они увидели меня и разом замолчали. Зоя начала плакать, все никак не могла успокоиться. Сейчас я на кухне ищу для нее валерьянку в домашней аптечке. Пишу к вам. Выдастся удобная минута, обязательно позвоню».
