Бальзам из сожалений - Евгения Михайлова
Виктор онемел. Он на самом деле был интеллигентным человеком, и его потрясло, каким его увидели со стороны. Пьяное возбуждение слетело, он извинился и почти выбежал вон. А Вероника впервые внимательно посмотрела на Ларису, оценив ее принципиальность и прямоту. Они тогда не только не были подругами, они еще толком ни разу не разговаривали. Но Лариса, в отличие от Вероники, уже имела свое мнение.
Да, разумеется, это именно Лариса выбрала Веронику своей единственной подругой и наверняка сразу приняла решение как можно дольше держать контроль над этой дружбой в своих сильных и жестких руках.
В Москве Вероника сразу попала в очередной омут, какие судьба с редкой маниакальностью стала создавать на ее жизненном пути. Все сразу вылетело из головы – и сладкий воздух осени, и дымная горечь костров. И черные глаза Рустама, и уверенная харизма Виктора. И четкая, отточенная логика соседки по бараку на «картошке», которая суховатым тоном предложила еще не подруге собственное участие в качестве бронежилета на случай выстрелов обезумевшей судьбы.
Через несколько месяцев Вероника совершенно сознательно, как ей казалось, впала в брак, опасность и безнадежность которого даже ее богатое воображение не могло предвидеть в полном объеме. Ее нашел пропавший года на два из ее жизни мальчик Дима, тот самый, с которым она бегала на свидания в яблоневый сад рядом с домом. Но он перестал быть мальчиком, он сделался тяжелым и токсичным человеком. Она не то чтобы забыла о нем, просто прекрасно себя чувствовала без него. Но он явился, положил к ее ногам свою любовь, которая не прошла, как Дима ни старался от нее избавиться, и заявил, что без нее не будет жить вовсе. Вероника поверила, потому что об обмане тут не могло быть и речи. Человек за порогом своего трогательного и пленительного отрочества оказался не просто тяжелым, но и слишком примитивным даже для лжи. Примерно потому она тогда, в школе, и прекратила их свидания. Личность с таким набором качеств на самом деле не сможет справиться со своим жутковатым чувством. Именно это и стало для Вероники веским поводом ответить: да. Она согласилась на совместное существование, потому что не хотела, не могла стать причиной страданий, мук и возможной гибели другого человека, пусть даже он и похож только на ее большую ошибку жизни. В первую брачную ночь Вероника сжимала зубы, ощущая властные прикосновения мужа как надругательство над собой. Ничего, кроме отвращения, отчаяния и жалости она так и не испытала в своем первом замужестве. Но погрузилась в такую депрессию, что чуть было не бросила университет.
Тут-то ее и нашла Лариса. Приехала к ней домой и потребовала:
– Объясни все.
Слушала она очень хорошо и пришла, наверное, в самый нужный час. Вероника только ей и попыталась объяснить все причины и следствия собственных решений. Только ей, малознакомой, в общем, тогда сокурснице описала свои чувства. Все, что скрывала даже от родителей и старшей сестры.
– Можно уточнить? – ровно произнесла Лариса, когда Вероника замолчала. – Я правильно поняла тебя? Ты его не любишь, не хочешь, тебе с ним плохо, некомфортно, ты ощущаешь только отторжение в любом контакте с ним, но именно это все, вместе взятое, вызывает в тебе такую непреодолимую жалость, что ты просто взяла и подарила ему свою жизнь? В качестве жилетки для рыданий, соплей и платформы для унижения тебя же за бесхребетность и неспособность постоять за себя. Ты понимаешь, что стала подельницей крайне непорядочного человека в преступлении против самой себя? Что с тобой не так, Ника?
– Тебе бы на юридический поступить, – грустно проговорила Вероника. – Стала бы шикарным прокурором. Отличная обвинительная речь. У меня даже нет оправданий, настолько ты верно все изложила. Все так и есть. Моя жалость острее, больнее, сильнее и трусливее даже инстинкта самосохранения. Даже страха гибели от своей нелюбви или его агрессии. Все возможно. Кроме моего существования без этой жалости. Я знаю себя: одно резкое движение – и на смену жалости придет такая тяжелая и безнадежная вина, что мне свет станет не мил.
– А сейчас он тебе мил?
– Не очень. Но чувствую, что может быть намного хуже.
– Ты понимаешь, что отстаиваешь право на уничтожение своего настоящего и будущего? Во имя такого главного, как жалость, которая требует принесения страшных жертв. Бессмысленных и противоестественных.
– Наверное, так все и выглядит. Но что делать, если нет сил сломать себя. А что для тебя главное, Лариса?
– Гармоничное существование, – не задумавшись, ответила Лариса. – Путь к нему в преодолении очень многих препятствий. Ты даже не представляешь, как много их у меня. Начиная со сломанного в детстве позвоночника, который я до сих пор держу силой воли, с помощью напряженных тренировок и многих ограничений. И кончая контактом с родителями, в нем требуется каждую минуту бороться не только за свои права, но и за каждый свободный вздох и даже за каждый кусок еды и глоток воды, грубо говоря. У меня, кстати, состоятельные родители, но я у них в неоплатном долгу за этот проклятый позвоночник, из-за которого им приходилось тратиться на врачей и лекарства.
– Никогда бы не сказала, что у тебя проблемы с позвоночником, – растерянно произнесла Вероника. – Ты такая стройная, походка, как у балерины.
– Стараюсь, – пожала плечами Лариса. – Сплю я только на голой доске. Иногда мне снятся мягкая постель, теплые одеяла, пышные подушки. Просыпаюсь вся в слезах. Это я во сне от радости плачу.
– Господи, – выдохнула Вероника, – я чувствую себя идиоткой. Загнала себя в клетку трагедии в то время, как ты отважно пробиваешься сквозь немыслимую боль. А ведь ты выбрала именно битву за жизнь такой ценой. Ты выбрала ее еще тогда, кода была маленьким ребенком. У меня сердце рвется. И что же для тебя главное на пути к гармоничному существованию? У тебя есть цель?
– Конечно. Она одна, эта цель. И только она решает все. Найти мужа. Для гармоничной жизни нужен идеальный муж. Конечно, любой сейчас скажет, что таких не бывает. А я считаю иначе. На свете такое огромное количество разных людей, что в одном человеке непременно сойдутся лишь те качества, которые я ищу и могу принять. И постараюсь вызвать в нем ответ.
Вероника не просто не оценила универсальность и жизненную ценность единственной цели подруги. Нику шокировала категоричная прямолинейность
