Лучшие истории о невероятных преступлениях - Эллери Куин
– И он его включил?
– Да. Или, точнее, я это для него сделала.
– Инспектор, когда вы с сержантом Борденом осматривали павильон, полагаю, вы заглянули в ту комнату? Работал ли там электрический камин?
Пейдж заметил, что лицо Кэролайн Мортлейк вспыхнуло от гнева, и тут же ответил:
– Да, сэр, работал.
– Спасибо, – кивнула Кэролин Мортлейк.
– По-моему, вы не совсем поняли смысл последнего вопроса, – спокойно сказал ей полковник. – Теперь, пожалуйста, рассказывайте дальше.
– Я вышла из павильона примерно без четверти четыре.
– А потом?
Кэролайн изящно сложила руки на коленях. Глубоко вздохнув, она подняла голову и посмотрела в лицо полковнику. В ее глазах блеснул огонек, как отблеск от пожара.
– Мне очень жаль, – сказала она. – Но на этом история заканчивается. Это все, что я могу сообщить.
– Значит, вы не расскажете нам, чем занимались после того, как вышли из дома?
– Нет.
– Но это абсурд. Не глупите! Ваш привратник сообщил нам, что вы собирались на коктейльную вечеринку в Голдерс-Грин.
– Он не имел права говорить вам такие вещи! – вспылила она. – Вы только зря потратите время, расспрашивая обо мне у Фишеров. Я туда не пошла. Я собиралась к ним, но примерно за час до выхода из дома мне позвонили с сообщением, которое заставило меня передумать. Это все, что я могу добавить.
– Но почему вы не хотите рассказывать?
– Во-первых, потому что вы не поверите. Во-вторых, я не смогу доказать, что была там днем, так что это не годится в качестве алиби. В-третьих – ну, я предпочитаю сохранить это в тайне. Не хочу объяснять это даже высокопоставленному чиновнику.
– Вы понимаете, мисс Мортлейк, что это навлекает на вас подозрение в убийстве?
– Да.
Пейджу показалось, что она собирается добавить что-то еще, но Кэролайн молчала. Послышались чьи-то нерешительные шаги и слабое щелканье шторы из бисера у двери.
Вошедший оказался невысоким сутулым человеком с порывисто-услужливыми манерами. Они решили, что это должен быть Альфред Пенни, клерк. У Пенни были крупные ступни, а руки, казалось, двигались как на шарнирах. Редкие пряди его прилизанных седых волос не закрывали всю голову, зато виднелось нечто похожее на бакенбарды.
– Прошу прощения, – произнес он, быстро повернувшись к ним.
Кэролайн Мортлейк встала.
– Альфред, это полковник Маркуис, помощник комиссара полиции, и инспектор Пейдж. Скажите им все, что можете. А меня, надеюсь, они извинят.
Пока Пенни, приоткрыв рот, смотрел на них, она прошагала мимо и вышла из гостиной. Тогда его лицо приняло бесстрастное выражение.
– Я действительно прошу прощения, – повторил он. – Я не должен был вмешиваться, просто заметил в холле, как Дэвис, дворецкий, внимательно прислушивается к происходящему здесь, и… неважно. Вы из полиции?
– Садитесь, мистер Пенни, – предложил полковник Маркуис.
– Это ужасно, джентльмены. Ужасно, – произнес Пенни, осторожно присев на край стула. – Вы не представляете, какой шок это для меня был. Я знал его тридцать лет. Двадцать девять с половиной, если точно. – Он понизил голос. – Надеюсь, вы не сочтете меня мстительным, джентльмены, если я попрошу вас предпринять какие-либо шаги в отношении того молодого негодяя, который убил его?
– Гэбриэла Уайта?
– Если вы предпочитаете называть его так.
– Так? – заинтересовался Маркуис и приподнял брови. – Я слышал, мистер Пенни, что Гэбриэл Уайт – это не настоящее его имя. Судья знал настоящее?
– Смею заметить, – ответил он, вздернув подбородок, – да, знал. Если он осудил его, то совершил моральную справедливость, а моральная справедливость всегда была превыше всего для Чарльза Мортлейка. Чарльз хорошо знал этого молодого человека, еще когда тот был мальчиком, и приятельствовал с его отцом. Гэбриэл Уайт – лорд Эдвард Уайтфорд, сын графа Крэя.
Воцарилась тишина. Пенни молча смотрел на камин.
– К счастью, – продолжил он, наморщив лоб, – граф Крэй не знает, где его сын и как он опустился, и Чарльз Мортлейк не хотел расстраивать его… Гэбриэлу Уайту, коль он предпочитает себя так называть, далось при рождении очень многое. В Оксфорде он зарекомендовал себя с хорошей стороны. Был одним из лучших студентов, и ему прочили прекрасное будущее. Кроме того, он был отличным спортсменом. Ему принадлежит рекорд университета по прыжкам в длину, а еще он достиг успехов в мастерстве фехтования и стрельбе из пистолета. Но, как и другие, кому дается так много…
– Подождите! – перебил его Маркуис таким резким и официальным тоном, что Пенни вздрогнул. – Давайте проясним. Вы сказали, что он был силен в стрельбе из пистолета? Сегодня утром в моем кабинете он заявил, что никогда в жизни не держал в руках оружия.
– Значит, он солгал. Лгать – в его привычках.
Маркуис взял со стула пневматический пистолет.
– Вы когда-либо видели это раньше?
– Да, сэр. Часто, – удивленно ответил Пенни. – Он принадлежал Чарльзу Мортлейку. Могу я спросить, почему…
– Когда вы видели его в последний раз?
– Несколько дней назад, но, боюсь, не смогу назвать точное время. Чарльз хранил его в ящике своего письменного стола в павильоне.
– Вы были в павильоне вчера днем?
– Да, вчера днем я находился там, совсем недолго. Пять минут, наверное. Я собирался в библиотеку Гилдхолла, чтобы проверить ссылки для книги, которую он писал. Я вышел из дома вскоре после четырех часов – уже начинался дождь, замечу, – и по пути к воротам подумал, что лучше мне зайти в павильон и уточнить, не нужно ли изучить какой-либо дополнительный материал. Чарльз был один в павильоне и надиктовывал книгу на диктофон. – Пенни помолчал, и его глаза увлажнились. – Судья сказал, что в библиотеке ему ничего больше не нужно. И я покинул территорию около десяти минут пятого. Это был последний раз, когда я видел его живым. Но…
– Что?
– Мне надо было его предупредить, – добавил Пенни, внимательно глядя на полковника. – Кто-то уже тогда бродил около павильона. Пока мы говорили, я отчетливо услышал шум приближающихся к окнам шагов.
– К каким окнам?
– Западным, сэр. Окнам, чьи замки́ и ставни так проржавели, что их невозможно открыть.
– Продолжайте, пожалуйста.
– После этого мне послышалось, будто кто-то тихо дергает или стучит в одно из западных окон, словно пытаясь открыть его. Но из-за шума дождя я в этом не уверен.
– Судья тоже это слышал?
– Да. Он расценил это как игру воображения. Но всего через несколько секунд что-то ударило по внешней ставне одного из других окон. У меня сложилось впечатление, что это брошенный кем-то камешек. Это окно было одним из южных… Судя по тому, что я слышал, – сказал
