Проклятье Снегурочки - Татьяна Александровна Бочарова
Гришаня сам изумился, как эта ужасная мысль пришла ему в голову. Подозревать Максима Ильича в воровстве? Известного хирурга, уважаемого всеми человека? Но куда он мог деть коробку с ампулами? Унести к себе домой? Вряд ли – на проходной с самого первого дня пропажи дежурит усиленная охрана. Гришаня сам видел двух суровых парней в камуфляже. Они всех просили раскрыть сумки и показать их содержимое. Тогда, значит, он спрятал ампулы где-то здесь, в больнице. Наверняка у себя в отделении. Где же, где? От напряжения у Гришани разболелась голова. Рука тоже начала болеть. Пора было делать обезболивающий укол, но медсестра все никак не шла. Позвонила мама, спросила, как там ее малыш. Гришаня сердито ответил, что все в порядке. Потом принесли обед. Гришаня ел рыбный суп, а мозг его лихорадочно перебирал все возможные варианты – куда Максим Ильич мог спрятать лекарство. В своем кабинете? Запер, например, в шкаф. Или поставил под стол. Или отнес в сестринскую и положил за кушетку. Все варианты казались ему малоправдоподобными и рискованными. Но ничего более оригинального на ум не приходило.
Гришаня не заметил, как наступил вечер. Нянечка принесла ужин. Зашла дежурная медсестра.
– Укол надо?
– Надо.
Гришаня подставил ей зад и мужественно вытерпел болючий укол.
– Спокойной ночи, – сказала сестра и погасила свет.
Голоса в коридоре постепенно стихли. Гришаня лежал в темноте с открытыми глазами и думал о папином заме. Недаром Ирке он так не понравился. Она художница, у нее чутье на людей. При слове «художница» что-то кольнуло Гришаню под ложечкой. Он не понял, отчего, но вдруг почувствовал невероятное волнение и сел на кровати. Перед его глазами отчетливо встал тот день, когда они с ребятами навещали детдомовцев. Вот последняя палата, где лежат сейчас Нина и Марина. Вот Алка в атласном платье. Вот Артем со своими фокусами. А вот и Ира – просит табуретку, чтобы повесить свою картину на место старого и страшного замка. И тут входит Максим Ильич…
Гришаня стремглав вскочил на ноги, позабыв про сломанную руку. Ну да! Как же он раньше не догадался! Максим Ильич ужасно рассердился, увидев, что Ира хочет снять картину. Хотя какая ему разница? Разве не все равно, что будет висеть на стене в палате?
– Не все равно! – сам себе вслух ответил Гришаня.
Ноги его уже нащупывали тапочки. Он высунулся в коридор, стараясь не скрипеть дверью. Медсестра на посту дремала, подложив ладони под подбородок. Гришаня выскочил из палаты и бросился на цыпочках по коридору к стеклянным дверям. Через минуту он уже был в палате у детдомовских девчонок. Все спали, тихо посапывая. Гришаня осторожно, левой рукой, вытащил из-под стола табурет. Подставил к стене и залез на него. Аккуратно приподнял картину и постарался снять с гвоздя, на котором она висела. Получалось это у него с трудом, так как картина была тяжелая, а правая рука Гришани висела обездвиженная на перевязи. Он проковырялся минут пять, покрываясь холодным потом и то и дело прислушиваясь к шагам за дверью палаты. Наконец ему удалось снять картину со стены. Он спустил ее на пол и снова залез на табурет.
Теперь руки Гришани осторожно шарили по крашеной стене. Шарили до тех пор, пока не нащупали там небольшую впадинку. Гришаня просунул туда палец, и впадинка расширилась. Часть стены оказалась сделанной из обычных керамических плиток, которые Гришаня отодвинул одну за другой. За плитками была пустота. Тайник! Гришаня запустил туда руку, и – о чудо – пальцы его уперлись во что-то пластмассовое. Это была коробка. Обычная медицинская коробка! Гришаня затаив дыхание, извлек ее из ниши в стене и, присев на корточки, открыл. Внутри, поблескивая в темноте, лежали ампулы. Четыре плотных ряда, целые и невредимые, в полной сохранности! Гришаня едва удержался, чтобы не испустить победный вопль. Он спустился с табурета на пол, аккуратно закрыл коробку и двинулся было к порогу. Но тут дверь распахнулась, и на пороге предстала огромная тень, похожая на страшного дракона.
– Ах ты щенок! – сказала тень зловещим голосом, очень похожим на голос Максима Ильича. – Да как же ты… как ты додумался??
Не успел Гришаня ничего ответить, как цепкие пальцы схватили его за шиворот и потащили из палаты в коридор. Гришаня упирался, как мог, но ему катастрофически не хватало воздуха. Ворот рубашки душил его, в глазах темнело.
– Я покажу тебе… – все тем же свистящим шепотом произнес над его ухом дракон.
И в этот же момент что-то сильное толкнуло их обоих. Раздался сдавленный крик. Гришаня почувствовал, как коробка падает из его рук на пол. «Ампулы! Разобьются!» – в отчаянии подумал он и закрыл глаза, ожидая услышать звон стекла. Но звона не было. Дышать стало гораздо легче, железные пальцы больше не держали его за шкирку. Другие руки, крепкие и ласковые, подхватили Гришаню за плечи и заботливо прислонили к стене. Он открыл глаза. Перед ним стоял отец. В руках его была коробка с ампулами. Он улыбался и с нежностью смотрел на Гришаню. Тот перевел глаза в сторону и увидел, как двое людей в форме ведут по коридору к выходу Максима Ильича.
– Ну ты как, малыш? – Голос отца, несмотря на его кажущееся спокойствие, был взволнованным. – Ничего не болит? Этот мерзавец не навредил тебе?
– Ничего не болит, – ответил Гришаня и кивнул на коробку: – Пап, я нашел ампулы! Это он… Максим Ильич их спрятал в стену, за картиной. У него там был тайник.
– Знаю, милый, все знаю. Эти два отделения раньше были одним, хирургическим. Титов был здесь единовластным хозяином. Очевидно, тогда он и соорудил этот тайник в стене для каких-то своих козней. Я вовремя успел.
– Да, вовремя. – Гришаня прижался к груди отца. – Откуда ты узнал? Я ведь никому ничего не говорил.
– Антверпен. – Кравцов-старший улыбнулся.
– При чем тут Антверпен? – не понял Гришаня.
– Ну ты позвонил Артему и стал спрашивать его, где находится Антверпен. Ему это показалось странным – ты вроде никогда прежде не интересовался Бельгией. Он вечером
