Дачные расследования [антология] - Галина Владимировна Романова
И он его все-таки нашел![4]
Реми тоже свято верил в логику. И раз никто не мог войти в кабинет, чтобы убить писателя, — стало быть, в нем должен существовать потайной ход! Пусть вчера полицейские все обследовали, пусть ничего не нашли; но чудес-то не бывает! Должен же был убийца как-то попасть сюда!!!
А в самоубийство Реми не верил, как и Ив. Ткнуть себе нож в сердце — сложно, больно, ненадежно. Только последние придурки выбирают подобный способ. Да и то, по словам «камарада», оснований для суицида у писателя не имелось!
Так что остается потайной ход.
Комиссар покинул их с Ксюшей с выражением скептической иронии на лице.
Ну и пусть его! Реми дал жене инструкции: проверить любую выпуклость на предмет рычага, — и они приступили к тщательному осмотру комнаты.
Провозились они полтора часа.
Ничего не нашли.
Реми вернулся к окнам, снова изучил их: нет, снаружи их не открыть. А на момент преступления окна были закрыты: это подтверждали и Фредерик, и Кристиан.
И дверь была заперта: это подтверждали все!
Реми встал посреди кабинета, осмотрелся: что они могли пропустить? О чем не подумали?
И вдруг бросился к камину.
За решеткой лежала пластиковая имитация тлеющих углей. Реми не удивился: он не раз сталкивался с тем, что люди предпочитают бесхлопотную электрическую имитацию (они нынче столь совершенны, что не сразу разберешь, настоящие ли угли тлеют и переливаются жаром в камине или подделка!). В данный момент она не была включена, отчего горка темного пластика казалась похожей на большую коровью какашку. Реми ее вытащил, положил на пол и ступил на освободившееся место, вглядываясь в дымовой ход… Но просвета в трубе не увидел.
Взяв фонарик из своей рабочей сумки, он вернулся обратно, посветил…
Труба была перекрыта листом стали. Целым и невредимым.
— Что? — встревоженно спросила Ксения, наблюдавшая за действиями мужа.
— Ни-че-го. Камином не пользовались. Труба перекрыта. Через нее никто не мог сюда попасть.
— А если человек все же вылез через трубу, а потом поставил заслонку на место?
— Ты не представляешь, как это сложно…
— Сложно — невозможно? Или сложно, но возможно?
Реми посмотрел на жену.
— Пошли на крышу.
…Не тут-то было! Треугольная пирамида, крытая, как и вся крыша, графитового цвета черепицей, требовала альпинистского снаряжения. Таких пирамид имелось три над особняком: побольше по центру, и две поменьше по бокам. Одна из боковых пирамид как раз возвышалась над кабинетом, и в ее черно-сером боку имелась каминная труба, — как, впрочем, и в двух других. Но подступиться к ним мог только профессиональный трубочист.
Из этого следовало, что убийца, если только он не являлся альпинистом или профессиональным трубочистом, тоже не сумел бы пробраться на крышу. А с учетом того факта, что каминная труба перекрыта куском стали…
Реми прикинул картину: вот убийца забрался на крышу при помощи специального снаряжения, и это среди бела дня. Причем крыша имеет неприятное свойство грохотать… И это тоже среди бела дня, когда во дворе мельтешат садовник и вуатюрье.
Далее этот предполагаемый убивец не просто лезет в трубу, но сначала вытаскивает из нее кусок стали. Тут уж не только грохот, слышный с улицы, — тут уже шум, который обязательно должен был долететь до слуха писателя!
А если бы он это сумел проделать ночью, то грохот поднял бы на ноги весь дом!
Развиваем картину дальше. Если бы убивец-труболаз приземлился в камин, то он бы непременно въехал ногами в пластиковую «какашку» и повредил ее… Тогда как на ней нет ни следа!
И последнее. Поза писателя, получившего удар ножом в сердце, не выдавала никакой тревоги. Он не повернулся в сторону камина, да и ни в какую иную сторону! Фотографии, которые представил детективу комиссар, недвусмысленно об этом свидетельствовали. Жан-Франсуа де Ларю спокойно сидел за своим письменным столом и, даже мертвый, будто смотрел, прикрыв немного глаза, в экран компьютера, где жил и обрастал новыми словами его последний роман, приближаясь к финалу…
Реми поделился своими соображениями с Ксюшей.
— Не понимаю… Тогда самоубийство, что ли? — спросила Ксения.
— Выходит, что да… — развел руками Реми.
— Но как же тогда он решился сам себя ножом в сердце? Дикий какой способ… Надо ведь сильно себя ножом ударить, чтобы он через ребра прошел! У любого нормального человека рука бы дрогнула! И потом, причин у него не было…
— Или мы их пока не знаем?
Реми позвал комиссара и с примесью досады отчитался о своих открытиях… Точнее, о неоткрытиях.
Тот выслушал сыщика с легким выражением торжества (ему было бы неприятно, если бы детектив, хоть и хороший приятель, обнаружил что-то такое, чего не сумели найти его парни!) и предложил Реми пообщаться с обитателями дома.
— А ты что так сияешь, Ив? — вредным голосом спросила Ксюша. — Радуешься, что мы ничего не нашли, что ли?
Ксения иногда бывала прямолинейна — это ее русское воспитание (как полагал Реми), не всегда вписывающееся во французский этикет, Реми уже не раз сталкивался с ним. Но ему частенько это бывало выгодно: Ксюша таким образом ухитрялась иной раз расставить все точки над i.
— Так… Чего… — немного растерялся комиссар. — Мне было бы и впрямь обидно, если бы оказалось, что мои ребята плохо сработали!
— А зачем нас позвал тогда? — продолжала вредничать Ксюша. — Если твои ребята такие молодцы, так зачем…
— Ксю, остынь, — произнес Реми.
— С какой стати? — возмутилась Ксюша. — Звать нас на помощь и радоваться, что не помогли, — ну разве не свинство?!
Ив Ренье осклабился в улыбке.
— Противоречивость человеческой натуры, милая Гзенья! Если вы ничего не найдете, то я буду радоваться, что мы сами не дураки! Если найдете — буду радоваться, что помогли нам!
Ксюша одарила его мрачным взглядом в ответ.
— Где я могу провести опрос домашних? — деловито сменил тему Реми.
— В гостиной. Нейтральная территория. С кого предпочитаешь начать: с прислуги или с жены? Они тут все, ждут.
— С прислуги, — ответил Реми и, прихватив Ксюшу за руку, направился в означенное помещение.
Реми доверял той работе, которую провели комиссар и его люди. А она сводилась к двум противоречивым утверждениям:
1. Мотивы есть у всех (в виде завещания).
2. Но и алиби есть у всех.
Кто-то иной убил знаменитость, не из домашних? В этом варианте раздолье для мотивов: и конкурент,
