Адреналинка - Александр Томин
— Ну, рассказывай, — попросил Костя, когда они опрокинули по первой.
— А что рассказывать, — пожала плечами Дина, — живу, работаю.
— Где сейчас?
— Юристом в порту, — она грустно улыбнулась, — несколько лет назад начала наконец-то трудиться по профессии. Пришлось многое вспоминать из того, что зубрила когда-то. Ну, вроде справляюсь, раз особо не ругают. Что ещё рассказать… Бабушку похоронила лет пять назад.
— Галчонок как поживает?
— Закончила школу, потом поступила в строительный колледж в Екатеринбурге. Там же снимает с подружками жильё, подрабатывает. Хочет продолжать обучение в ВУЗе.
— Молодец, — одобрительно кивнул Костя, — строители — люди востребованные, особенно сейчас. Жаль, что не увижу её. Должно быть, красавицей выросла. Поступит?
— Надеюсь. Если недоберёт баллов — обещали помочь с оплатой на первое время.
— Кто обещал? Впрочем, это не моё дело, — оборвал себя Костя, наливая по второй, — как родители? Живы?
— Скрипят помаленьку. На старости лет, правда, оппозиционерами заделались. «Батьку-геть!» и всё сопутствующее. Последний раз ездила — все уши мне прожужжали за политику. Мрак! А у тебя?
— У меня оба умерли. Ещё в девятом. Сначала мама, потом отец.
— Извини.
— Ничего, ты же не знала. Бабушку в позапрошлом году похоронил, до девяноста четырёх прожила. Уважуха!
— Да, нам такое не светит. Давай помянем усопших.
Выпили, помолчали, думая каждый о своём. Дина встала, отошла к окну, закурила, выпуская дым в приоткрытую щёлочку.
— Как друзья твои поживают? Илья и Витя, кажется?
— Нормально, — пожал плечами Костя, — что им будет, кабанам! Встречаемся иногда.
— Ты женат, дети?
— Женат, дочери тринадцать. Уже почти переросла папу.
— Здорово… А чем занимаешься в свободное время? Читать не разлюбил?
— Нет, конечно. Книги — моя любовь на всю жизнь.
— Такое бывает? — голос Дины стал грустным.
— С книжками — бывает.
Дина затушила окурок, вернулась к столу, сказала:
— Ну, тогда наливай по третьей — за любовь.
Они чокнулись, тонко зазвенел в тишине хрусталь. За окном уже сгустились ранние сумерки, и в полумраке казалось, что лицо Дины снова стало юным, беззаботным.
— А я, знаешь, иногда наготовлю себе еды. Ведь знаю, что живу одна, и столько мне не надо. Она потом портится, я выкидываю и реву. А потом снова наготовлю. И реву.
— А у тебя что сейчас — никого? — осторожно спросил Костя.
— Нет, — Дина помотала головой, — для души давно никого нет.
— А для тела? — он попытался разрядить обстановку.
— А для тела — найти не сложно. В крайнем случае — огурчик или морковка, если ты понимаешь, о чём я.
— А как же твой приятель — Виталик, кажется? И потом — ты же рассказывала — с коммерсом каким-то жила. Счастлива была.
— Не надо о прошлом, — Дина снова встала, подошла к окну. Лунный свет загадочно обрисовывал знакомый силуэт, — наливай ещё по одной, да иди. У тебя дела, наверное, есть.
Костя молча встал, подошёл к женщине сзади, обнял. Её тело напряглось на какое-то мгновение, потом она резко развернулась к нему и приникла к губам, обхватив за шею. Костя почувствовал, как сносит ему голову этот поцелуй. Как когда-то давно, в прошлой жизни. Дальнейшее действо тоже было насквозь знакомым и памятным, но без юношеской торопливости. Они любили друг друга медленно, наслаждаясь каждой секундой общения, и одновременно взлетели к белой звезде блаженства.
Спустя несколько тысячелетий Дина спросила, притворно вздохнув:
— Вот скажи мне, Костик, почему каждая встреча после долгой разлуки заканчивается у нас любовью в самых неподходящих местах? Хоть бы раз я очнулась с тобой как положено, на постели, а не на полу в кухне или вообще в лесу на траве.
— Постой, а как же гостиница, — попытался возразить он.
— Так и там ты предпочёл завалить меня на пол, хотя кровать находилась рядом. Извращенец!
— Ну, прости, — сказал Костя, — как-то так случайно получается. Вернёмся за стол?
— Нет, будем лежать здесь, и зарабатывать простуду, — проворчала Дина, — помоги мне подняться.
Они вернулись за стол, потекла в рюмки сорокоградусная жидкость, пошли воспоминания:
— Сколько мы с тобой, получается, не виделись? Лет пятнадцать?
— Да нет, больше. Созванивались году в седьмом, это да.
— А помнишь, как твоя бабушка нас на разные кровати определила? Ха-ха-ха! Вот это был номер. Пришлось бедной девушке изобретать способ подобраться к интересующему объекту.
— Я тоже пытался что-то придумать.
— Пытался он! Лежал, смотрел в потолок, и уже начал похрапывать. Всё на себя пришлось брать!
— А помнишь, как ты мне на даче репутацию испортила своим топлесом?
— Я? Нет, не помню. Это ты заманил бедную девушку в притон разврата и заставил голышом по огороду бегать. Киоск ещё помню со смешной надписью. Как там… «хлеб, водка, коктейли».
Улыбка совершенно преображало лицо Дины, делая его задорнее, моложе. Костя смотрел в весёлые тёмные глаза и всей душой погружался в ностальгию. Всё-таки память — она не зла. Выбирает только хорошее.
— Галка то меня помнит, интересно?
— А то! Портил мне постоянно всё воспитание своими послаблениями. Помнишь, как она на реку сиганула? Ух, я бы ей устроила тогда!
— Строгая какая! Тебя саму драть ремнём надо было. И почаще!
— Кстати, — лицо Дины на миг стала серьёзным, — ты единственный, кто закатил мне такую пощёчину. Аж звон пошёл!
— Считаешь, незаслуженно, — прищурился Костя.
— Да не знаю. Наверное, всё по делу. Я же тебе потом сама позвонила. А помнишь, ха-ха-ха, как замуж меня звал в лесу. Не жалеешь теперь, что отказала?
— Да я бы тебя, наверное, через неделю задушил подушкой.
— Вот-вот. Ты и в лесу меня тогда чуть не удушил. И изнасиловал к тому же.
— Ваши инсинуации, девушка, совершенно извращают прошедшие события. А если и так — срок давности преступления давно истёк.
— Опять выкрутился. Ловкий тип.
— Мы такие! Помнишь, как у Задорнова, наши за границей выкручивались из разных ситуаций?
— Ну, конечно, обожаю его слушать. Жалко, умер недавно. Помянем? Много радости людям принёс человек.
— Помянем.
Уже совсем стемнело, но
