Медаль для мародера - Григорий Андреевич Кроних
— Он не драгоценный, а настоящий, а вот ты, кавээнщик липовый, оказался насквозь фальшивым.
— Я все могу объяснить, — сказал Леонид. — Я тебе не врал, просто старался, чтобы тебе было со мной интересно. А вот твой приятель…
— Ну что?
— Он врет тебе по-настоящему. К тому же он не такой крутой, как хочет казаться.
— Что ты имеешь в виду?
— Это не телефонный разговор. Давай встретимся и…
— Нет, я не буду с тобой встречаться.
— Почему? Тебе же интересно узнать про Валеру?
— Я ему верю. А он мне, поэтому я не хочу заставлять его ревновать.
— Если он, как говоришь, тебе верит, то ты ничем не рискуешь.
— Сказала: не хочу!
— Оля, я знаю о Валере действительно важную вещь.
— Тогда говори сейчас.
— Нет, не могу. Встретимся послезавтра, в три часа, в том кафе, где… ну, в общем, где мы втроем были. Договорились?
— У меня в университете факультатив.
— Если не придешь, то я расскажу всю правду Антонине Макаровне.
— О факультативе? — испугалась Оля. Откуда он знает, что она сегодня сбежала?
— Да о Валерке твоем.
— Не смей, слышишь, не смей!
— До послезавтра, Оля…
— Леонид!.. — но трубка отвечала только короткими гудками. — Вот черт!
Оля так и не поняла, что ей делать: идти или нет на это странное свидание с Леонидом.
— Это он?! — На пороге комнаты стояла, подбоченясь, мать. — Я тебя спрашиваю: это он?!
— Кто — он? — Оля никогда не видела Антонину Макаровну в такой ярости, даже когда папа Слава выстирал китайским порошком ее костюм от Dior’а.
— Хахаль твой! Его Ленькой зовут? Что за Ленька? Не из института ли моего придурок?!
— Он мне не хахаль. — Оля испугалась. Мать что-то знает? — Нет у меня никакого хахаля!
— Ах ты, шалава! — Антонина Макаровна шагнула к дочери и влепила пощечину. — Проститутка!
От неожиданности и боли у Оли брызнули слезы.
— Ну что ты, Тонечка, преувеличиваешь? — из коридора высунулся побледневший папа Слава.
— С тобой я потом поговорю! Преувеличиваешь! Это что значит: что она денег не брала, а бесплатно ноги раздвигала?
— Да я не того…
— Вот именно, что не того! Я сутками на работе, деньги в дом зарабатываю, а ты за одной девчонкой уследить не можешь!
— Может, она с Борисом твоим встречалась.
— С Борисом? — мать уставилась на девушку.
— Ни с кем я не встречалась!
— Не ври! — Антонина Макаровна снова занесла руку.
Оля отскочила в сторону.
— Не смей меня бить!
— Соплячка! Дура! Шалава! — мать никак не могла дотянуться до верткой дочери, которая скакала вокруг софы. — Думаешь, не знаю? Я все знаю! Я у гинеколога была!
— При чем тут гинеколог?
— У твоего.
Оля замерла от ужаса, и Антонина Макаровна сумела ухватить ее за волосы.
— Вот теперь рассказывай, — приказала мать, усаживая девушку на софу. — Кто он такой, почему не знаю и как долго все это у вас происходит? Только не ври!
2
Драться с матерью Ольга не могла, поэтому снова ее обманула, но не в главном, главного теперь уже не утаишь, обманула в деталях — иначе Антонину Макаровну было не успокоить. Да, призналась Оля, у нее есть друг. Он старше ее на четыре года, занимается бизнесом. Каким? Строительным, как Романюки. Очень образованный, умный, красивый. Почему не рассказывала? Боялась, что он не понравится Антонине Макаровне, потому что ей не угодить, у нее только Борис на уме. Он, может, и не плохой, но сердцу не прикажешь, и кому, как не матери, выбравшей когда-то папу, это не знать.
Уловка помогла, Антонина Макаровна задумалась, вспоминая то ли вожделенного Бориса Романюка, то ли «ошибку всей жизни» — знакомство с папой Славой.
— Он еще и богатый, — добавила Оля.
— Богатый?
— Ну, хорошо обеспеченный. Его фирме исполнилось три года.
— Бандит, поди? — покосилась Антонина Макаровна.
— Нет, у него дядя в обкоме работал.
— А-а-а…
Оля знала, что больше всего мать завидует тем, кто в свое время успел пролезть в обком КПСС. Те «и золото партии украли, и нефть приватизировали, и банки организовали, и даже в финансовых пирамидах долю поимели». Преувеличение, конечно, но простительное для бухгалтерши, которая полжизни считала только чужие деньги. Поэтому на «дядю из обкома» Антонина Макаровна опять призадумалась: это вам не новые русские, это старые настоящие кадры, сливки общества, можно сказать. У таких и положение, и связи хорошие, с такими связями можно очень круто бизнес завертеть.
Ольга потихоньку отодвинулась от грозной мамаши и выскользнула из комнаты. Антонина Макаровна не возражала, ей надо было обдумать новую информацию. Может так получиться, что дочка права, и никакие Романюки ей уже не нужны?
На кухне папа Слава готовил в микроволновке покупные котлеты. Мясом пахло так ошеломительно вкусно, что Оля догадалась, насколько зверски она голодна. Папа Слава сам готовить котлеты не умел, зато научился ловко разбираться в полуфабрикатах.
— Ну что, успокоилась?
— Я или она? — вопросом на вопрос ответила Оля.
— Она, конечно. Про тебя я и так вижу: раз облизываешься, значит, уже пришла в себя.
— Честно говоря, не совсем.
— Парень-то хороший? — поинтересовался папа Слава.
— Очень хороший.
— Ну, как говорится, совет да любовь. Сейчас мама чуток успокоится, и ужинать будем…
Ужин прошел в обстановке не теплой и не дружественной. Ольга сосредоточенно ела все подряд, мать на нее зыркала, а в тарелке еле ковырялась. Хороший аппетит дочери вызывал новые подозрения. После ужина допрос возобновился, Антонине Макаровне потребовались уточнения. Оля с ходу присочинила «хахалю» высшее образование, автомобиль «Мерседес» и кредитную линию в «Сибирском банке». После этого мать думала два дня, а на третий утром обронила: «С парнем-то познакомь». Оля от неожиданности поперхнулась и смогла только кивнуть.
Одной неразрешимой проблемой стало больше. С перепугу Оля напридумывала про Валеру черт те что, и как теперь объяснить, куда делся «мерседес» и положенные новому русскому тряпки из бутика? Это маме. А самому Валерке тоже надо объяснить, зачем Ольга про него наврала. Выходит, что без вранья он Антонине Макаровне не подходит? Да, вынуждена была признаться себе Оля, не подходит. Она сама это всегда подсознательно чувствовала и потому Валерку скрывала. Он ей нравится такой, какой есть: простой, сильный, веселый парень, но матери этого мало. Был бы он хотя бы как его друг Артур: тот пыль в глаза пустить умеет, и в вузе учится, и при случае даже разговор про
